Приговоренный к 14 годам лишения свободы за убийство коллеги врач-психиатр продолжает лечить своих пациентов во время коротких… Тюремных свиданий
В кабинете начальника Харьковской исправительно-трудовой колонии (ИТК) N 18 разыгрывалась душераздирающая сцена. «Умоляю, разрешите свидание с заключенным Охрановым, — пожилая женщина едва сдерживала слезы. — Это наш районный психиатр. Моей дочке плохо, не узнает родителей, справляет нужду под себя. Только он может ей помочь!» Начальник качал головой — ведь лечебный сеанс требовал специальных условий, а в колонии короткие свидания обычно устраиваются через стекло по телефону. И лишь когда к нему привели упирающуюся больную, вздохнул и… решился на отклонение от правил.
«Мы знали, что наш спаситель-доктор сидит в тюрьме, но ради здоровья дочери я была готова на все»
Последствия родовой травмы сказались, когда Верочке исполнился год. Малышка упала, забилась в судорогах. Расстроенная мать метнулась к врачам, те поставили диагноз эпилепсия, потом — шизофрения. С тех пор приступы повторялись с регулярностью в пять-шесть месяцев. Проснувшись после приступа наутро, девочка ничего не помнила, но чувствовала себя усталой и разбитой. Лечение в поликлинике не приносило никаких результатов.
- Ей было шесть лет, когда добрые люди посоветовали мне поехать в Тельманово, к районному психиатру Николаю Васильевичу Охранову, — рассказала «ФАКТАМ» Нина Тимофеевна, мать Веры. — Сказали, что если кто и может помочь, так только он. Доктор принял нас с дочкой, провел с ней сеанс гипноза, велел явиться через месяц. Лечение продолжалось в течение года. И помогло! За школьные годы у дочки не было ни одного приступа. И училась неплохо.
Неприятности вернулись много лет спустя. Дочь, устроившаяся на работу на фабрику, вдруг прибежала с ночной смены в страшном возбуждении, плакала, кричала: «Боюсь, боюсь!» Выяснилось, что у нее произошел конфликт с начальницей. На глазах Верочке становилось все хуже — перестала узнавать родителей, реагировать на окружающее. После курса уколов в районной поликлинике начала справлять естественные нужды под себя…
Мы знали, что наш спаситель, доктор-психиатр Охранов, сидит в тюрьме за убийство. Но ради здоровья дочери я была готова на все! Съездила к его жене, попросила адрес колонии, написала туда письмо. И… помчалась, не дожидаясь ответа, потому что Верочке становилось хуже с каждым днем.
В тот день, когда мы приехали в Харьковскую ИТК-18, в учреждении была какая-то проверка. Начальник сразу отказал нам в свидании с заключенным — тем более, что я просила его позволить нам поговорить в обычной комнате, без разделительного стекла и телефонов. В отчаянии я разрыдалась. Приехала из такой дали, с такой больной дочкой — и теряю последнюю надежду! Полковник, чуть смягчившись, спросил: «А где же сама больная?» Мы еле-еле смогли привести к нему Веру — она ни за что не хотела выходить из машины, царапалась, сопротивлялась. Когда полковник увидел, в каком Вера состоянии, то перестал колебаться. Только спросил, сколько надо времени для «лечебного свидания».
За четыре часа, предоставленные нам руководством колонии, Николай Васильевич провел с дочкой один за другим три сеанса гипноза! В
15-минутных перерывах между сеансами я заходила к ним за ширму, мы разговаривали. Уже после первого сеанса Вера начала внятно отвечать на вопросы! Прощаясь, психиатр сказал, что «поработал» на три месяца вперед, а потом надо приехать к нему снова.
Позже, во время нашей встречи, сам врач-заключенный Охранов прокомментировал эту ситуацию так:
- Приезд Веры, моей давней пациентки, стал для меня неожиданностью. Все-таки как-то необычно практиковать в тюрьме! Но раз приехали — будем лечиться. Во время гипнотических сеансов выяснилось, что Верочка недавно пережила острую душевную травму, личную драму. Это и было толчком к тому, что болезнь «проснулась». Но мы с ней сумели извлечь эту «занозу» из сознания.
Уже два года Вера с мамой регулярно ездит на прием к своему доктору. Прогресс налицо: девушка стала почти прежней, такой, как до нервного срыва. «Передайте огромное спасибо Николаю Васильевичу!» — воскликнула мать в завершение своего рассказа.
Всеобщая любовь сослужила доктору плохую службу
В родном райцентре врач-психиатр Николай Охранов пользовался огромной популярностью. Три года назад, побывав в командировке в Тельманово Донецкой области, я узнала, что пациенты приходили к местному светило целыми семействами — мужья-алкоголики, их замученные депрессиями жены и плохо успевающие в школе дети.
- Мог помочь даже в невероятных случаях! — рассказала одна из собеседниц. — Наша завскладом потеряла дорогое золотое кольцо. Где только не искала — нет. Пропало! А под гипнозом — не поверите! — вспомнила, как, принимая товар, сняла кольцо, чтобы не мешало, и сунула в один из ящиков.
Собственно, всеобщая любовь и сослужила доктору плохую службу. В местной газете напечатали несколько писем от благодарных пациентов. Эта публикация возмутила нарколога той же районной поликлиники Виктора Болилого, позавидовавшего славе коллеги. Он устроил громкий скандал в редакции и в поликлинике — дескать, психиатр, принимая пьяниц и наркоманов, переманивает «чужих» больных!
А через неделю после инцидента в поликлинике произошло ЧП. В девять часов утра, когда начался прием пациентов, в кабинете нарколога Болилого прогремел взрыв. Взрывное устройство, подложенное в ящик стола, разнесло полкабинета. Врач, раненный в живот, через два часа скончался на операционном столе. Прокуратура немедленно занялась расследованием резонансного преступления и тут же узнала о «неприязненных отношениях убитого с психиатром Охрановым». Следователь посчитал, что нашел виновного.
- На следующий день после взрыва ко мне домой приехал следователь, — вспоминает Николай Охранов о событиях октября 1997 года. — После обыска в доме меня отвезли в Старобешевский РОВД, где в одном из кабинетов мною занялись парни из областного уголовного розыска. До этого дня, прожив на свете пятьдесят с лишним лет, я не верил, что в милиции бьют! Мне велели лечь на стол лицом вниз. Били металлической трубой по ступням, кулаками по животу, по голове, выворачивали руки. И все время требовали, чтобы я рассказал, как сделал взрывное устройство. Я отвечал, что меня можно покалечить, убить, но я даже не знаю, где берут взрывчатку. Под утро меня закрыли в подвале камеры предварительного заключения, а через некоторое время запустили в камеру молодого человека лет 27, довольно пьяного. Он начал с того, что ударил меня кулаком в лицо. Затем заявил, что если я не напишу явку с повинной, то он меня убьет, правда, вначале выжжет глаза сигаретой и выломает на руках пальцы. И ему за это еще и заплатят. В промежутках между словами он наносил удары, а я метался по камере, пытаясь уклониться. Было страшно от сознания собственной беспомощности и какой-то безысходности. Наконец он утомился, лег на нары и заснул. А мне стало плохо. Меня повезли к кардиологу, сделали ЭКГ, несколько уколов от гипертонического криза и вскоре отпустили домой.
А еще через неделю — в день рождения, когда Николай Охранов отмечал свое 53-летие, его арестовали по обвинению в убийстве.
В момент взрыва осужденный за убийство коллеги врач чуть не погиб
В Тельманово не нашлось ни одного человека, который верил бы в виновность психиатра.
- У него не было абсолютно никаких мотивов для убийства, — горячо говорила медсестра Татьяна Гаврюк, хорошо знавшая обоих врачей. — Охранов не испытывал неприязни к Болилому, дело обстояло наоборот! Охранов как врач был более квалифицированным, пациенты предпочитали лечиться именно у него. А за время болезни Болилого (после онкологической операции он несколько месяцев был на больничном) и вовсе перешли к Охранову — но это был их личный выбор. К тому же Болилый был тяжело болен, и все это знали…
- В последние годы у Охранова было все, чего только может желать мужчина: интересная работа, положение в обществе, молодая жена, удобный и просторный дом, — рассуждали коллеги. — Он — умный, здравомыслящий человек — не мог пойти на преступление, рискуя всего этого лишиться!
Мне показали дом, который Николай Охранов двадцать лет строил своими руками — от фундамента до крыши. Диво для провинциального городка! — с зимним садом под стеклянной крышей, грузовым лифтом из кухни в гостиную, кованой оградой, камином и бассейном. Окончательно добивают воображение краники с питьевой водой, подведенные к каждой кровати. Думаю, хозяин действительно был счастлив, обживая свой увитый виноградом дворец.
Ну и последний довод коллег-медиков: в момент взрыва Охранов находился в соседнем кабинете. Рвануло бы чуть сильнее — кирпичная стена рухнула бы на него. Неужели убийца стал бы рисковать собственной жизнью?
Изучив два тома уголовного дела, находящегося на хранении в Донецком апелляционном суде, я не нашла в них ни одного свидетельского показания против Охранова. О виновности подсудимого говорили улики. Их было всего две. Первая — пружинка, найденная в гараже Охранова. Она оказалась идентичной той, которая находилась в злополучном взрывном механизме. И вторая — ключ из домашней связки Охранова (немаленькой — 54 ключа на веревке болтались). Им можно было открыть замок на двери кабинета нарколога. Суд посчитал дело ясным: дескать, воспользовавшись ключом, Охранов зашел в кабинет к соседу, подложил начиненное взрывчаткой устройство в стол к коллеге и, потирая руки, стал дожидаться взрыва.
Однако расследование, предпринятое журналистом «ФАКТОВ» в Тельманово, поставило под сомнение и эти «железные» доказательства.
Вот что «нарисовалось» по поводу пружинки.
- Лично я не видела, как в гараже нашли пружинки и болты. Мне показали их разложенными на столе, но не пересчитывали и не опечатывали, — рассказала корреспонденту «ФАКТОВ» одна из понятых при обыске. — В суде опять показали груду железяк — пружин, гаек и болтов. Такого добра полно у любого хозяйственного мужика. Да откуда я помню, те или не те? Я так и сказала судье…
- Даже если допустить, что пружины в самом деле были одинаковые — так сколько одинаковых пружин за смену может выпустить один заводской цех, и почему двум «близняшкам» нельзя осесть у двух разных хозяев? — поддержал женщину второй понятой.
А с ключом вышла и вовсе дивная картина. Зайдя в поликлинику, я убедилась, что могу выбрать любой из пронумерованных ключей, висевших на доске в регистратуре. Благо, в холле не было ни души. Таким образом, нужным ключом мог завладеть любой.
Вот на таких шатких доказательствах и базировалось обвинение. Все! Суд приговорил врача Николая Охранова к четырнадцати годам лишения свободы.
«Я нарисовал свой дом, повесил над кроватью в тюремном бараке и смотрю на него… »
Если допустить, что Николай Васильевич Охранов действительно невиновен, возникает вопрос: а кто же тогда на самом деле взорвал злосчастного нарколога?
- Незадолго до трагедии в районе милицией проводился «наркологический» рейд, — вспоминает медсестра Татьяна Гаврюк. — У кого-то нашли маковую соломку, у кого-то коноплю, где-то накрыли притон инъекционных наркоманов. Всех задержанных, среди которых оказалось много бывших зеков, приводили на прием к наркологу Болилому. Из-за двери слышались раздраженные голоса «пациентов», разговоры велись на повышенных тонах. Разве у кого-то из наркоманов не могло найтись причины быть недовольным врачом, выдавшим неугодную справку? Полгода назад главному наркологу Донецкой области Елене Медведевой взрывным устройством разнесли пол-кабинета, сама она чудом осталась жива. Виновного нашли — им оказался один из наркозависимых больных. А в этом случае милиция просто спешила закрыть громкое дело, и вместо того чтобы поработать со «спецконтингентом», нашла «виновного» рядом.
Недавно Департамент по исполнению наказаний Украины, после нескольких лет хлопот с нашей стороны, разрешил встречу корреспондента «ФАКТОВ» с заключенным Охрановым, отбывающим наказание в Харьковской исполнительной колонии Ь 18.
- Тогда, в 1998 году, приговор прозвучал для меня, как расстрел, — вздохнул одетый в арестантскую робу врач. — Я ведь до самого конца верил, что суд во всем разберется и подтвердит мою невиновность! Тюрьма означала для меня смерть. И первое время здесь, в колонии, я считал себя умершим… Сейчас, хотя полсрока уже прошло, я по-прежнему запрещаю себе мечтать, что, может быть, когда-нибудь выйду отсюда. Стараюсь жить тем, что есть, — сегодняшним днем. Нарисовал свой дом на картине, повесил над кроватью, смотрю… Но крошечный лучик надежды все-таки уже поселился в душе.
Потом подумал: да и к чему стремиться? Ничего хорошего там, на свободе, нет, — и снова вздохнул. — Не слушайте меня, это я так, себя утешаю!
По лагерным понятиям, 60-летний заключенный Охранов устроился неплохо. Сидит в тюремной библиотеке, выдает посетителям книжки, чинит потрепанные переплеты. Всем желающим — а в колонии немало осужденных, страдающих алкогольной и наркозависимостью, — оказывает посильную помощь. Лагерное начальство хотело пристроить его в медсанчасть санитаром — не согласился: профессиональная гордость не позволила доктору сделаться поломойкой.
Иногда Николая Васильевича проведывают взрослые сын и дочь от первого брака. Молодая жена, сгоряча продавшая собственную квартиру, чтобы оплатить услуги адвоката, уже не пишет. Зато пачками идут письма от пациентов…
Если допустить, что Николай Васильевич Охранов действительно невиновен, возникает вопрос: а кто же тогда на самом деле взорвал злосчастного нарколога?
- Незадолго до трагедии в районе милицией проводился «наркологический» рейд, — вспоминает медсестра Татьяна Гаврюк. — У кого-то нашли маковую соломку, у кого-то коноплю, где-то накрыли притон инъекционных наркоманов. Всех задержанных, среди которых оказалось много бывших зэков, приводили на прием к наркологу Болилому. Из-за двери слышались раздраженные голоса «пациентов», разговоры велись на повышенных тонах. Разве у кого-то из наркоманов не могло найтись причины быть недовольным врачом, выдавшим неугодную справку? Полгода назад главному наркологу Донецкой области Елене Медведевой взрывным устройством разнесли полкабинета, сама она чудом осталась жива. Виновного нашли — им оказался один из наркозависимых больных. А в этом случае милиция просто спешила закрыть громкое дело и, вместо того чтобы поработать со «спецконтингентом», нашла «виновного» рядом.
Недавно Департамент по исполнению наказаний Украины, после нескольких лет хлопот с нашей стороны, разрешил встречу корреспондента «ФАКТОВ» с заключенным Охрановым, отбывающим наказание в Харьковской исполнительной колонии Ь 18.
- Тогда, в 1998 году, приговор прозвучал для меня, как расстрел, — вздохнул одетый в арестантскую робу врач. — Я ведь до самого конца верил, что суд во всем разберется и подтвердит мою невиновность! Тюрьма означала для меня смерть. И первое время здесь, в колонии, я считал себя умершим… Сейчас, хотя полсрока уже прошло, я по-прежнему запрещаю себе мечтать, что, может быть, когда-нибудь выйду отсюда. Стараюсь жить тем, что есть, — сегодняшним днем. Нарисовал свой дом на картине, повесил над кроватью, смотрю… Но крошечный лучик надежды все-таки уже поселился в душе.
Потом подумал: да и к чему стремиться? Ничего хорошего там, на свободе, нет, — и снова вздохнул. — Не слушайте меня, это я так, себя утешаю!
По лагерным понятиям, 60-летний заключенный Охранов устроился неплохо. Сидит в тюремной библиотеке, выдает посетителям книжки, чинит потрепанные переплеты. Всем желающим — а в колонии немало осужденных, страдающих алкогольной и наркозависимостью, — оказывает посильную помощь. Лагерное начальство хотело пристроить его в медсанчасть санитаром — не согласился: профессиональная гордость не позволила доктору сделаться поломойкой.
Иногда Николая Васильевича проведывают взрослые сын и дочь от первого брака. Молодая жена, сгоряча продавшая собственную квартиру, чтобы оплатить услуги адвоката, уже не пишет. Зато пачками идут письма от пациентов…
663Читайте нас в Facebook
