«для эвакуации 600 тысяч детей из пострадавших после чернобыльской аварии районов катастрофически не хватало поездов»
В конце апреля 1986 года дорога в Припять напоминала кадры военной кинохроники: из города вереницей тянулись женщины с детьми, старики с нехитрым скарбом. Кто-то даже вел за собой коров…
30 апреля направлявшийся в Чернобыль второй секретарь ЦК ЛКСМУ Валерий Цыбух сделал остановку на трассе. Поравнявшийся с его черной «Волгой» мужчина мрачно произнес: «Ну, все, мы уходим отсюда навсегда!» -- он работал ядерщиком на станции.
«В народе распространился слух, что вот-вот взорвется реактор»
-- Горе родителей в чернобыльские дни, проблема спасения детей знакомы мне не понаслышке, -- говорит Валерий Цыбух. -- Свою десятилетнюю дочь Лену мы с женой отправили со школьным поездом в Трускавец. И не с центрального вокзала, а с Киев-Московского -- под вокзалы использовались все городские железнодорожные станции: пригородные, туристические на Левом берегу, Корчеватом. Для эвакуации 600 тысяч детей катастрофически не хватало поездов. Чтобы одновременно вывезти пострадавших в разных направлениях, составы пригоняли в Киев даже с Дальнего Востока.
Самое страшное, убивающее морально состояние было 6--7 мая, когда в народе распространился слух, что реактор вот-вот взорвется. Мол, после взрыва образуется гигантская воронка, которая поглотит весь Киев. И это на фоне заявлений союзных академиков Израэля и Александрова о безопасной ситуации в столице Украины! Вспомните хотя бы то, что 6 мая в Киеве проводился этап велогонки мира, в которой участвовали представители многих стран. Правда, англичане, американцы на велогонку не приехали.
В связи с этим я вспомнил свою поездку в Германию за 5-6 лет до аварии на ЧАЭС. Уже тогда за рюмкой «чая» подверглась сомнению безопасность советских атомных станций. Но мы, как положено, информировали сомневающихся о 10 степенях защиты реакторов, при которой авария на АЭС в принципе исключалась.
В первые дни после аварии информации у меня было примерно столько же, сколько у простого обывателя. В субботу, 26 апреля, в Киевском музее Ленина проводился очередной пленум ЦК комсомола. Помню, что где-то часов в 10 утра к сидящему в президиуме второму секретарю ЦК Компартии Украины Алексею Титаренко его помощник передал какое-то сообщение, после чего Алексей… спешно покинул зал. Чуть позже среди участников пленума распространилась информация: что-то загорелось в Чернобыле, но как будто пожар потушили…
В понедельник, 28 апреля, я поздравлял с 50-летием первого секретаря Киевского обкома партии Григория Ревенко. Вручил юбиляру адрес, грамоту ЦК ЛКСМУ и букет цветов. И услышал: «Что, боязно поехать и посмотреть, что происходит в Чернобыле?» Естественно, это меня заело, как любого нормального человека, и я ответил: «С удовольствием, но там же пропускная система!»
«Позиция людей была однозначной: «Я тут народився, тут i помру»
-- Через день, получив пропуска для организации эвакуации комсомольских организаций, я возглавил группу, отправившуюся в Иванковский район, -- продолжает Валерий Иванович. -- Мои коллеги -- секретари ЦК Валерий Борзов и Анатолий Матвиенко -- поехали соответственно в Полесский и Чернобыльский районы. Вместо контроля за эвакуацией комсомольских организаций, как мы наивно представляли свою работу в Чернобыле, пришлось эвакуировать стариков и детей, объяснять, где помыться, зарегистрироваться, получить компенсационные суммы.
Матвиенко рассказывал, что 30 апреля рядом с Чернобыльской станцией, на которой тогда еще все горело, тракторист спокойно пахал ниву. Анатолий ему закричал: «Что ты делаешь! Радиация же кругом!» И услышал: «Нiчого не знаю! Не заважайте працювати!»
Приходилось уговаривать местных жителей на переезд: «Люди добрi, може, це тимчасово, але ж треба знайти притулок!» Позиция жителей была однозначной: «Я тут народився, тут i помру!»
По совету нашего друга-медика после возвращения прошли медосмотр в Октябрьской больнице -- мы «звенели». Тогда отправились на базу отдыха ЦК комсомола, в Кончу-Заспу, и закопали свою одежду. А после сауны, скажу откровенно, выпили водки и «Каберне». И не по сто граммов -- так негласно рекомендовалось бороться с радиацией. Известно, что тогда в Чернобыле красное вино и водку бесплатно разливали из квасовых бочек.
Пришлось закопать и свой выходной импортный костюм, в котором я стоял на трибуне 1 Мая -- он тоже «фонил». То есть радиация в Киеве была уже высокой.
Несмотря на информацию польского радио о необходимости прятать детей, все руководство Украины с семьями после демонстрации выехало на отдых за город. Семьи секретарей ЦК праздновали 1 Мая в Конче-Заспе. Владимир Щербицкий поехал ЗИЛом на свою дачу в Межигорье, что еще ближе к Чернобылю, чем Конча. Вывоз детей высокопоставленными чиновниками осуждался, хотя из своего близкого окружения я не знаю ни одного человека, который бы сделал это до начала массовой эвакуации. Между прочим, руководство республики было со своими внуками на первомайской демонстрации и возложении венков к Могиле неизвестного солдата 9 Мая.
Сегодня мы оцениваем героизм тех дней, и думаю, что решение направить в Чернобыль большое количество молодежных отрядов было неправильным. Солдаты срочной службы, призванные по военной линии резервисты, многие комсомольские работники, студенты расплатились за это своим здоровьем. Например, в первые дни беды директор гостиницы «Москва» (сегодня «Украина») Анатолий Моргун наравне с солдатами-срочниками таскал в Чернобыле мешки с песком…
Хотя в целом для ликвидации последствий аварии было сделано, конечно, много: построены город Славутич и отселенческие дома для пострадавших, выделены компенсации и назначены пенсии, организована масса награждений, концертов и встреч, которые никогда не забудутся…
350Читайте нас в Facebook
