Заявку на открытие… «атомного боеприпаса» подали в комитет по изобретениям два молодых харьковских физика и немецкий ученый-эмигрант
Выдать авторское свидетельство изобретателям атомной бомбы отказались: «атомная энергия в народном хозяйстве неприменима»
1. В конце 1939 -- начале 1940 года несколько лабораторий в Советском Союзе уже занимались проблемой урана, воодушевленные работами Фредерика Жолио-Кюри о делении ядер этого химического элемента под воздействием нейтронов. Будущий лауреат Нобелевской премии Николай Семенов, открывший в 1934 году химические цепные реакции, даже обратился в Наркомат нефтяной промышленности с предложением начать работу по созданию атомной бомбы, однако получил решительный отказ. И это несмотря на то, что московские физики Юлий Харитон и Яков Зельдович разработали теорию цепных реакций деления ядер урана-235, а ленинградские ученые Игорь Курчатов из Физтеха и Виталий Хлопин из Радиевого института уже экспериментировали в этой области.
2. В 1940 году, независимо от Курчатова и Семенова, в Военно-промышленную комиссию с аналогичным предложением обратились молодые ученые Харьковского физико-технического института Б. Шпинель и В. Маслов вместе с немецким физиком-эмигрантом Ф. Ланге. Они подали в советский Комитет по изобретениям заявку на открытие «атомного боеприпаса». Но авторам отказали ввиду «неприменимости атомной энергии в народном хозяйстве». Правда, в 1946 году свидетельство на это изобретение им все-таки выдали. Этот факт оставался неизвестным несколько десятилетий.
3. В начале 1940 года академика Вернадского встревожил необычайно быстрый рост цен на уран на мировом рынке. Он предложил советскому правительству ускорить «урановые» исследования и поиск урановых руд. В Совете народных комиссаров СССР отреагировали сдержанно и посоветовали обратиться в Академию наук. В Президиуме АН собрали специальное совещание по урановой проблеме. Процитируем некоторые из высказываний.
А. Ф. Иоффе: «Вряд ли можно ожидать в ближайшем будущем практической отдачи от деления урана. О срочном создании уранопроизводящей индустрии говорить рановато».
С. И. Вавилов: «Надо бы исследовать, нет ли в начавшемся за рубежом урановом буме какого-то трюка промышленных фирм. Уран можно рассматривать как побочный продукт переработки радиоактивных руд. Он накапливается на складах, и от него хотят отделаться».
В конце заседания Владимир Вернадский обратился к академику Виталию Хлопину: «Не вижу энтузиазма у наших коллег-физиков. Придется Урановую комиссию возглавить вам». И комиссия заработала. Геохимик Вернадский оказался более прозорливым, чем наши прославленные физики…
Благодаря «своеволию» Берии советские ученые узнали все о чужих атомных проектах
4. Английский сверхсекретный комитет по использованию атомной энергии в военных целях 15 июля 1941 года сообщил правительству: «Может быть создана эффективная урановая бомба. Материал для первой бомбы может быть готов к концу 1943 года». Уинстон Черчилль отдал распоряжение: «Начинайте». И с октября 1941-го Великобритания приступила к созданию атомной бомбы. Советская разведка узнала об английском атомном проекте еще в 1940-м, когда секретный комитет лишь возник. Сведения о работах тамошних ученых могли быть получены и раньше. Однако в 1937-38 годах, после принятия Постановления ЦК ВКП(б) о выражении «политического недоверия к руководству НКВД», была разгромлена практически вся советская внешняя разведка. Пока Л. Берия как новый глава НКВД восстанавливал на Западе агентурную сеть, стали известны планы Гитлера о нападении на СССР. Скорее всего, из-за подготовки к войне с Германией в Союзе не придали большого значения «атомной» информации из Англии.
5. После прихода нацистов к власти молодой физик-теоретик Клаус Фукс, нелегальный член Германской коммунистической партии, эмигрировал в Англию, начал работать в лаборатории известного физика Пайерлса и был причастен к атомному проекту. Когда Гитлер начал войну против СССР, Фукс через своего знакомого, одного из руководителей Компартии Германии за рубежом, в августе 1941 года передал сведения об атомных разработках его лаборатории советской военной разведке: мол, бомба может быть создана за два года. Но в разведуправлении Красной Армии на эти сведения не обратили должного внимания. Наверное потому, что гитлеровцы стремительно наступали.
6. Независимо от советской военной разведки очень эффективно работала в Лондоне сверхзасекреченная агентурная сеть Иностранного отдела НКВД. В сентябре 1941 года от сотрудника английского МИДа Дональда Маккинли ею был получен полный 70-страничный текст секретного доклада английских ученых: им уже была известна критическая масса урана-235 (десять килограммов), подготовлен проект завода для получения чистого урана-235, разработана схема атомной бомбы… Нарком НКВД Берия ознакомил с этим докладом академиков Иоффе и Капицу. Но, как ни странно, даже при виде конкретных цифр они вновь скептически отнеслись к возможности создания атомного оружия в какой-либо стране в ближайшие десять лет! И «урановая проблема» в СССР снова была отложена. Тем более что гитлеровцы подошли к Москве.
7. Понимая, что атомную бомбу все же нужно создавать, Берия 10 марта 1942 года направил Сталину официальное письмо с таким предложением, а заодно информацию о разработках бомбы в США, Англии и Германии. Эта дата считается стартом советского атомного проекта, хотя Сталин не стал торопиться: положение на фронтах оставалось нетвердым и не позволяло затрачивать значительные ресурсы на атомного «журавля в небе». Вождь распорядился узнать пока что мнение ведущих ученых страны.
Тем не менее Берия, не дожидаясь, пока ученые выскажутся, в марте 1942 года поставил задачу всем своим заграничным разведрезидентурам: собирать любые сведения обо всех атомных проектах.
Гитлеровцы искали уран для своей бомбы в степях Приазовья
8. В ночь на 23 февраля 1942 года близ Таганрога морские пехотинцы и партизаны, уничтожив один из гитлеровских гарнизонов, нашли кожаный портфель с какими-то научными документами. Военного интереса они не представляли, и их передали в штаб «своей» 56-й армии. Переводчик, ознакомившись с текстом, сказал: «Опять фантазии об атомной энергии -- муть». Но полковник Старинов, прилетев в Москву в апреле 1942 года, передал документы в Госкомитет обороны уполномоченному по науке С. Кафтанову.
В «странной» тетради оказались… расчеты количества энергии, которая может выделиться при взрыве атомной бомбы с зарядом из урана-235, оценки силы ударной волны, наброски планов по созданию бомбы и ядерного реактора, зашифрованные названия секретных «атомных» учреждений!.. Стало ясно, что в Приазовье приезжал немецкий физик для поиска залежей урановых руд.
9. В декабре 1941 года физика Георгия Флерова из лаборатории Курчатова отправили авиатехником в 90-ю отдельную разведывательную эскадрилью. «Наша часть расположилась в Воронеже, -- вспоминал он потом. -- В свободные часы в уцелевшей университетской библиотеке я читал американские физические журналы, неизвестно как туда попавшие, и вдруг обнаружил, что с осени 1941 года нет никаких статей по делению урана и по цепным ядерным реакциям. Это значило одно: работы по урану засекречены. »
Флеров понял, что за границей создают атомную бомбу, и забил тревогу: писал в Президиум АН СССР, Курчатову, в Комитет обороны -- ответа не получил. И тогда в апреле 1942-го он отважился на письмо Сталину: «Десять месяцев прошло с начала войны, и все это время я пытаюсь головою пробить каменную стену. Переоцениваю ли я значение «проблемы урана»? Нет. Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется ныне против урана? Ну что там бушует Флеров? Занимался наукой, попал в армию, хочет выкарабкаться оттуда… При обсуждении плана Академии наук говорилось, вероятно, о чем угодно, но только не об уране. Это и есть та стена молчания, которую, я надеюсь, Вы мне поможете пробить. Это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда заграница решит задачу… »
Это письмо послужило еще одним аргументом в пользу атомного проекта.
10. Но наступило лето 1942 года -- гитлеровцы начали новое наступление на Волгу и Северный Кавказ, и советскому руководству вновь стало не до «атомных» дел. К ним возвратились только в сентябре, после относительной стабилизации фронта. К тому времени профессор Кафтанов из Госкомитета обороны начал опасаться, как бы не прозевать: он уже знал, что зарубежные физики стремительно продвигаются к цели. Поэтому вместе со своим помощником профессором Балезиным он в письме еще раз напомнил Сталину: нужно создавать атомную бомбу.
Через несколько дней Кафтанова вызвал к себе Сталин. «Сколько же это будет стоить?» -- спросил он. -- «Для начала миллионов двадцать,» -- ответил Кафтанов. -- «А что мы от этого выиграем? Мы можем ничего не выиграть, но… » -- в этот момент Сталин испытывающе взглянул на Кафтанова. -- «Но рискнуть стоит,» -- угадал окончание его мысли уполномоченный по науке…
После этого разговора началась грандиозная эпопея создания советской атомной бомбы, завершившаяся испытанием нового оружия в 1949 году.
309Читайте нас в Facebook
