Академик николай амосов: «ни с чем пришли -- ни с чем и уйдем»
Когда на церемонии прощания с Николаем Амосовым Людмила Мешкова подошла к его вдове, Лидия Васильевна горестно произнесла: «Мы зажгли поминальную свечу у подаренного вами портрета Николая Михайловича». Дочь Екатерина Амосова, обняв художницу, сказала: «Спасибо вам большое!»
«Подойдя к моей сестре, второй день лежавшей после операции, Амосов скомандовал: «Вставать!»
Почти 25 лет эскиз портрета академика Амосова находится на почетном месте в мастерской народного художника Украины Людмилы Мешковой. Калька, на которой он выполнен, уже пожелтела, ее края кое-где разорвались, но для автора это одна из самых дорогих работ. Недавно Людмиле Ивановне пришлось деликатно отказать главному редактору одной из популярных киевских газет, просившего продать ему эскиз.
-- Присутствие этого портрета дает мне ощущение, что в мастерской я не одна, -- рассказывает Людмила Мешкова. -- Однажды специалисты, изучавшие паранормальные явления, с помощью аппаратуры определяли энергетику в моей мастерской, и приборы показали сильную ауру возле портрета Амосова. Многие приходящие ко мне люди чувствуют это безо всяких приборов. Вначале подходят к этому портрету, а потом уже обращают внимание на другие работы. Если же портрет отсутствует на привычном месте, спрашивают: «А где Амосов?»
40 лет назад Николай Михайлович прооперировал мою старшую сестру. На консультации он предупредил: «Ей осталось жить не больше года. Так что выбирайте». И мы решились. На второй день после 12-часовой операции я уже сидела возле сестры. Пришедший с обходом Амосов подошел к ней, схватил ее за воротник халата и начал поднимать: «Вставать! Вставать!» Я опешила: на мой взгляд, ей следовало лежать еще как минимум неделю.
Потом Николай Михайлович резко обратился к сопровождавшему его врачу: «Почему не следите? Почему не поднимаете?» Тот попытался возразить: «Я врач-кардиохирург, а не санитар… » -- «Да какой вы врач… » -- сердито бросил Амосов.
На следующее утро я обнаружила сестру еле-еле сидящей на кровати -- лежать ей не разрешали. Чтобы ее приободрить, принесла с собой букетик незабудок в маленьком керамическом горшочке (на всю жизнь запомнила категоричность написанного на дверях клиники объявления: «Дорогих подарков врачам не дарить, дорогих букетов не носить! Амосов»). Увидев в палате скромный букетик, Николай Михайлович произнес: «Как красиво!» -- «Вам нравится? -- обрадовалась я. -- Пожалуйста, возьмите». -- «А что? И возьму. Красиво!» -- проокал Амосов.
Благодаря Николаю Михайловичу моя сестра жива. С тех пор я стала читать его книги, слушать его лекции. Какой он был потрясающий оратор, как точно умел формулировать мысли! Аудитория всегда внимала каждому слову ученого.
«Николай Михайлович не боялся называть вещи своими именами»
-- Свое восхищение этим человеком я воплотила в портрете, -- продолжает Людмила Ивановна. -- Его образ ассоциируется с сердечно-сосудистой системой, поэтому в работе явно просматривается сходство с напряженной сердечной мышцей. Однажды на телевидении готовилась программа о моем творчестве, где я в прямом эфире должна была показать этот портрет ничего не подозревавшему Николаю Амосову. Чтобы не попасть впросак со своим сюрпризом, я все-таки показала работу томящемуся в ожидании съемок академику. По его улыбке я поняла: работа понравилась, легла на душу.
Когда телеведущий объявил, что сейчас знаменитый ученый впервые увидит свой новый портрет, Николай Михайлович произнес: «Да я его уже видел. Если бы он мне не понравился, я бы сразу и в прямом эфире сказал: «Ерунда!» Может быть, кто-то и боится называть вещи своими именами, но только не Амосов -- в своей прямоте он был гениален.
Со временем я сделала с эскиза портрет в графике, который и подарила Николаю Михайловичу. Его семья приняла меня по-домашнему. Очаровательная Лидия Васильевна испекла пирог. Обстановка в доме была простой, никакой помпезности. Особо поражала библиотека, стены которой до потолка были уставлены книгами. Амосов не раз мне говорил: «Ни с чем пришли -- ни с чем и уйдем». Приняв портрет, Николай Михайлович строго произнес: «Меня многие рисовали, но твою работу я ценю больше всех». Для меня это было очень высокой оценкой.
Лидия Васильевна повесила мой подарок в спальне, но позже сказала: «Он так смотрит на меня своими глазищами, что не могу уснуть». И портрет перенесли в кабинет. Но и тут он мешал Амосову сосредоточиться. Позже портрет решили повесить в гостиной.
Помню, в те времена поговаривали, что Амосов сам голодает, морит голодом жену и даже собаку держит голодной. Это, конечно, было неправдой. Как-то я рассказала академику о своем намерении начать голодать. Николай Михайлович отнесся к этому резко отрицательно. Он вообще не приветствовал никаких диет, повторяя, что человек должен есть все, но в умеренных количествах. Советовал прислушиваться к себе: если что-то противопоказано, организм подскажет.
Однажды мы с Николаем Михайловичем зашли в бар первого этажа гостиницы «Украина» (сегодня «Премьер-Палац». -- Авт. ). Когда Амосов заказал кофе, я удивилась: «Разве вы пьете кофе?» -- «А куда денешься -- мне ведь работать надо», -- улыбнулся академик.
«Последний раз уходя из мастерской, известный кардиохирург пошутил: «Побудешь здесь еще немного -- и в Бога начнешь верить!»
-- Если Николай Михайлович приходил ко мне в мастерскую, я была счастлива, -- вспоминает Людмила Мешкова. -- Думала: вдруг еще раз меня похвалит. Но не тут-то было. Обладая прекрасной памятью, он хорошо знал мои работы и мог сказать с укором: «В последнее время ты мало работаешь. Эту работу ты уже показывала мне полгода назад. А что ты сейчас сделала?» Требовательный к себе, Амосов утверждал: человек не должен бездействовать. На мои робкие возражения, что вдохновение приходит к художнику не каждый день, отвечал: «Надо ставить перед собой цель и постоянно ее добиваться!»
Он ценил каждую минуту, никогда не приходил ради праздных разговоров, избегал лишних слов. Мог прямо сказать: «Если бы я не любил твои работы, никогда бы не потратил на тебя два часа».
Академик был убежденным атеистом, считая, что в Бога верят слабые люди. Не рассчитывая на собственные силы, они стараются свалить свои проблемы на Бога: как он решит, так и будет. Амосов говорил: «Я верю только в то, что могу увидеть, потрогать». Я же к этому вопросу отношусь несколько по-иному. Может быть, поэтому, последний раз прийдя ко мне в мастерскую, Николай Михайлович сказал: «Ну ладно, я пойду, а то побудешь здесь еще немного -- и в Бога начнешь верить!» -- и засмеялся. Смеялся он всегда заразительно.
Как-то в гостях у Амосова я застала журналиста из «Огонька» и оказалась невольным свидетелем того, как Николай Михайлович пропесочивал москвича. Разнос был такой, что журналист не знал, куда деваться. Мне казалось: вот он сейчас упадет и здесь же умрет. Но я понимала, что за суровостью и прямотой Амосова скрывалось желание помочь человеку. Ведь не так уж часто мы встречаем людей, заинтересованных в нас как в личностях. Именно таким был Николай Михайлович: на воспитание проштрафившегося он тратил свои нервы, свободное время, энергетику в конце концов.
Многие мои работы своим появлением обязаны требовательности Амосова. Опасаясь, что к следующему его приходу у меня не будет чего-то нового, я трудилась не покладая рук.
Чуть позже я подарила Амосову картину «Цветы запоздалые», на которую он обратил внимание в мастерской. Когда работа уже висела в его квартире, мне показалось, что Николая Михайловича смущает черно-красная гамма, навевающая пессимистическое настроение. И я предложила заменить работу, но, поскольку Амосов не настаивал, этого так и не произошло…
В день смерти Николая Михайловича из Тбилиси мне неожиданно позвонила сестра: «Чувствую, что у тебя что-то случилось». «Это случилось и у тебя, -- ответила я. -- Умер Амосов… »
Однажды Николай Михайлович мне сказал: «Я дал себе установку дожить до 100 лет». Я слушала и верила: раз он сказал, так и будет. А вот неделю назад, прощаясь с академиком Амосовым, подумала: о каких ста годах тогда шла речь? Ведь он бессмертен. Такие люди уходят в вечность.
Вечная вам память, дорогой Николай Михайлович!
1176Читайте нас в Facebook
