«По ночам приходил чеченец, вытаскивал кого-то из камеры и жестоко избивал»: пожарный Николай Зубаренко о жизни в оккупированной Балаклее

— Россияне вошли в Балаклею 6 марта. Много ли жителей города до того момента уже покинули свой город? — спрашиваю у Николая Зубаренко.

— Нет. К тому моменту почти все жители Балаклеи были на месте.

— Как вы думаете, почему? Ведь с 24 февраля, когда началось полномасштабное вторжение в Украину, до 6 марта было время эвакуироваться.

— Возможно, жители Балаклеи надеялись на какой-то благополучный исход, что россияне не дойдут до нашего города.

— 24 февраля в половине пятого утра в Балаклее тоже были слышны взрывы?

— В половине пятого утра меня телефонным звонком разбудил сын. Он тоже работает в ГСЧС и как раз был на смене. Говорит: «Вывезите всю мою семью в Протопоповку. Россияне сейчас бомбят Харьков». Я не поверил своим ушам. Вышел на балкон — тишина. Никаких взрывов. Переглянулись с женой, и она говорит: «Позвони товарищу в Харьков». Я снова вышел на балкон с телефоном, и как раз в тот момент, когда разговаривал с товарищем, я увидел сначала сам взрыв, а потом уже услышал звук от этого взрыва. Это россияне стреляли по арсеналу, но попали куда-то за городом.

— Страшно было?

— Конечно, страшно. А как тут еще может быть? Любому нормальному человеку будет страшно.

— А вы почему не уехали с семьей?

— У меня такая работа, что я должен был оставаться в городе. Я же работаю в ГСЧС. Но это одна причина. Я коренной житель Балаклеи. У меня нет родственников в других регионах Украины. Ехать все равно было некуда.

— Вы помните тот день, когда россияне начали заходить в ваш город? Какова была реакция местных жителей на оккупантов?

— Первые две колонны прошли по объездной дороге, но в сам город не заходили. Чуть позже пошла третья колонна. И вот они уже зашли в Балаклею. Мне все было хорошо видно из окна и даже удалось кое-что снять на видео. Что меня поразило: в этот момент весь город словно вымер. Все сидели по домам и не знали, как себя вести.

— Оккупанты сразу начали хозяйничать в городе?

— Нет, в первые дни они вели себя очень тихо. И потому у многих жителей нашего города создавалось такое впечатление, что они переночуют и уйдут. Но закончился март, начался апрель, и мы поняли, что россияне никуда добровольно уходить не собираются.

«В апреле начался террор. Людей задерживали на улице и заставляли копать окопы. С этих работ возвращались не все»

— Как оккупанты вели себя с жителями города?

— Опять же, сначала никого не трогали. А в апреле начался террор. Людей стали задерживать на улице и заставлять рыть окопы. С этих работ возвращались не все. Некоторые просто исчезали. До сих пор их родные не знают, где они.

— В апреле уже начали говорить о том, что рашисты устроили в городе несколько пыточных?

— Об этом стало известно не сразу. Просто местные разговаривали между собой, что куда-то начали исчезать люди.

— К этому вопросу мы вернемся чуть позже. Вы же вместе со своими коллегами, как я понял, продолжали работать в ГСЧС. Россияне пытались вас или ваше руководство склонить к сотрудничеству?

— Они начали издалека. Сначала приехали к нам, чтобы попросить воды для своих нужд. А потом начали приезжать все чаще. Появились, как у нас их называли, «спецы» — представители российских спецслужб. После проведенной с руководством нашего подразделения беседы один из наших начальников в срочном порядке выехал на территорию, подконтрольную Украине. И уже потом, через некоторое время, в Интернет кто-то выложил его расписку о том, что он дал согласие на сотрудничество с оккупантами. Видимо, давал эту расписку, чтобы спастись и выиграть время, а потом убежать.

«В нашем городе еще до войны жило много таких, кто ждал прихода россии»

— Россияне в марте вошли в город без боя. Откуда столько разрушений?

— Так россияне сами и обстреливали Балаклею, чтобы рассказать местным о том, что их обстреливают ВСУ. Это же было видно, кто именно обстреливал город. Достаточно было посмотреть, как в это время спокойно себя вели оккупанты.

— Куда в основном стреляли?

— Били по военному заводу. Но очень часто попадало и по частному сектору, и по квартирам.

— Мирные люди в результате обстрелов погибали?

— К сожалению, да. От этого не спрячешься. Это россияне знали, когда и куда прилетит, а обычные люди этого не знали.

— И многие из местных верили в то, что их обстреливают ВСУ?

— Вы понимаете, в нашем городе еще до войны жило много таких, кто ждал прихода россии. Их ни в чем убеждать не было необходимости. Но в основном местные люди знали, кто на самом деле их обстреливает.

— Николай, а на что вы жили все это время? Вам платили зарплату?

— Конечно, платили. Украина платила. Деньги приходили на карточку. Вот, только, снять их было очень сложно. Но выкручивались. Просили бизнесменов обналичивать деньги за определенный процент. Перекидывали свои зарплаты им, а они уже как-то доставали наличку. Ни один банкомат в городе не работал.

— А магазины в городе работали? Был товар?

— Да, магазины работали. Но товаров было не так много. Их возили поначалу из оккупированного Купянска, а потом в магазинах на полках начали появляться товары из «днр».

— Рубли уже ходили?

— В магазинах можно было что-то купить только за гривни. Это уже ближе к осени начали появляться цены и в рублях.

— Судя по всему, ближе к осени россияне и сами уже поверили в то, что они в Балаклее останутся навсегда?

— Да, они постоянно об этом говорили жителям города, что Балаклею украинцам уже не сдадут.

«Как только я назвал свою фамилию, мне тут же заломили руки назад, надели наручники, а на голову — мешок»

— В августе вас арестовали… Не было впечатления, что вас кто-то сдал? Ведь ваш младший сын служил в ВСУ и, к сожалению, погиб. Я слышал, что родственников воинов ВСУ россияне искали в каждом захваченном ими городе.

— Меня однозначно кто-то сдал. И это был, скорее всего, кто-то из моих коллег. Я даже знаю кто. Но, поскольку у меня нет доказательств против этого человека, называть его имя не буду.

Я был на службе, когда в нашу пожарную часть приехали россияне. Весь состав караула они выгнали на улицу и начали спрашивать фамилии. Как только я назвал свою фамилию, мне тут же заломили руки назад, надели наручники, а на голову — мешок.

Меня привезли в местный райотдел полиции и кинули в камеру. Камера была небольшой — где-то два на три метра. Нас там было пять человек.

— Вас допрашивали?

— Нет. Я вообще не знаю, что это было. Провел в камере пять суток. Потом меня вывели из камеры, посадили в машину и сказали, что я еду в Украину. Я не знаю, какому святому мне молиться, что меня не трогали. Кстати, едва меня отправили на подконтрольную Украине территорию, я позвонил сыну и сказал, что ему нужно уезжать из Балаклеи. Договорился с перевозчиком, который забрал сына и привез его в Харьков. Как раз вовремя. Потому что несколько часов спустя в дом, где он жил с семьей, пришли оккупанты, чтобы арестовать уже его.

— Вам, можно сказать, повезло…

— Мне — да. А вот про других арестованных такого не скажешь. Их нещадно избивали. По ночам приходил какой-то, судя по акценту, чеченец, вытягивал из камеры кого-то на выбор и прямо там же жестоко избивал. А кого-то забирали куда-то на допросы. У нас был один мужичок в камере, которого звали Сергей. За те пять суток, что я находился в камере, его несколько раз вызывали на допросы, и он оттуда еле-еле приползал чуть живой.

Вообще, тогда задержали многих моих коллег из пожарной части. Среди них были и две наши женщины — диспетчеры. Слава Богу, над нашими девушками не издевались. Но по ночам к ним приходил некий Мурат, который сказал, что будет их куратором. Я его запомнил еще до ареста. Он часто приезжал раньше в нашу пожарную часть и пытался вести разговоры с сотрудниками. О чем этот Мурат разговаривал с девчатами каждую ночь, к чему склонял, я не знаю.

— Вы уже вернулись домой после деоккупации родной Балаклеи?

— Да, едва россиян изгнали из нашего города, я и все мои коллеги, которые были вынуждены уехать, вернулись в Балаклею. Мы все продолжаем работать в «пожарке».

— Как Балаклея сегодня живет, после оккупации?

— Можно сказать, что прекрасно. Город оживает, восстанавливается, люди возвращаются. Правда, и сам город, и его окрестности сильно заминированы. Вот, например, в селе под Балаклеей, где у меня дача, было разбросано очень много так называемых «лепестков». К сожалению, при разминировании уже несколько раз подрывались пиротехники. Недавно скорая помощь подорвалась на мине. Наши приехали на место тушить пожар и доставать тела погибших и попали на противотанковые мины. Россияне перед тем, как уйти, минировали все, что только можно.

Ранее «ФАКТЫ» публиковали рассказ полицейского из Балаклеи, который до вторжения россиян в город работал в местном полицейском управлении.