Суд Черкасс не торопится наказать пластического хирурга, по вине которого у двух девушек отпали... уши
Пластическая операция, на которую решились две подруги из Черкасс, считалась настолько незначительной, что Татьяна и Настя пошли на нее без всяких опасений. Обе хотели исправить лопоухость. Девушки знали, что несложное хирургическое вмешательство проходит под местным наркозом: врач делает небольшой надрез над ухом, подтягивает кожу и все — на этом операция заканчивается. С недавнего времени такое начали практиковать и в Черкассах: хирург одной из городских больниц получил соответствующую лицензию и заверил подруг, что сделает все по высшему разряду. Исход «незначительной операции» был ужасным: у девушек… отпали уши.
«У себя в голове я обнаружила дырку, через которую можно было прощупать кости черепа»
Об этой невероятной истории «ФАКТЫ» рассказывали в августе прошлого года. При встрече Татьяна показала то, что осталось от ее ушей: на месте ушных раковин были только мочки и непонятные отростки, напоминающие комки пластилина. У ее подруги Насти почти то же самое вместо левого уха.
 |
 |
| От обоих ушей Тани фактически остались только мочки |
Левое ухо Насти черкасские медики хоть немного привели в порядок |
— Объявление о том, что в Черкассах появился пластический хирург, я нашла в одном из салонов красоты, — рассказывала Татьяна Сорочан-Оржеховская. — Антон Дымовский (имя и фамилия изменены. — Авт.) — небезызвестный в городе человек, врач с многолетним стажем, — работал в отделении хирургии одной из городских больниц. Предварительно с ним проконсультировавшись, мы пришли на операцию.
— Я села в кресло, Дымовский начал готовить инструменты, — вспоминала Настя. — Единственное, что меня смутило, — ассистирующая хирургу медсестра. Передо мной стояла древняя старушка, перебирающая флаконы с медикаментами. «Не переживайте, — успокоил хирург. — Эта женщина давно у нас работает, мы хорошо ее знаем. Сейчас вам сделают анестезию». Старенькая медсестра тем временем готовила лекарство — мне должны были вводить лидокаин с физраствором. Но, как только начали делать укол, я закричала от невыносимой боли. Ухо стало очень сильно печь, как будто к нему приложили раскаленный утюг. Я отскочила в сторону. «Что с вами? — удивился Дымовский. — Так боитесь уколов?» И поставил иглу опять. Я буквально взвыла, по щекам покатились слезы. Не знаю почему, но так больно мне не было еще никогда.
Потом иглу вытащили, и стало немножко легче, но ухо продолжало печь. Когда Антон Владимирович уже делал мне перевязку, к нам подошла вторая медсестра. «А почему у девушки уши такие белые?» — встревоженно спросила она. «Видимо, реакция организма, — ответил врач. — Пройдет». Уже потом узнала, что в тот момент мои уши побелели, как лист бумаги. Но я ведь не видела себя в зеркало. А Дымовский спокойно сделал перевязку и, отправив меня на пару часов в палату, позвал Таню.
С Татьяной происходило то же самое. По словам девушки, когда ей делали укол, она кричала, наверное, на всю больницу. Хирург только разозлился — дескать, прекращайте детский сад, это всего лишь укол. Анестезия должна была все заморозить, но уши у девушек продолжали печь. Через два часа в палату пришел Дымовский и начал снимать Насте повязку.
— Я с интересом смотрела, что получилось, — рассказывала Татьяна. — Подруга повернулась боком, поэтому первое, что я увидела, — лицо хирурга. Его глаза неожиданно расширились от ужаса. Вместо ушной раковины у Насти был почерневший кусок кожи, который тут же… отвалился! Осталась только мочка. У меня — то же самое: черные, как угли, уши начали отпадать вместе с хрящами. Мы стали кричать. А хирург, испуганно посмотрев на нас, выскочил из палаты.
Через пять минут прибежали едва ли не все врачи больницы. Нам срочно принялись делать промывки. В уши, вернее, в то, что от них осталось, постоянно заливали воду, после чего нас опять отвезли в операционную. Медики паниковали. В больницу вызвали наших родителей. Оказалось, что следующие несколько часов врачи боролись уже за наши жизни. Если бы вещество, которое нам ввели, не удалось нейтрализовать, эта гадость пошла бы в голову, и мы могли погибнуть. Врачи сказали, что причиной случившегося стал злополучный укол — нам укололи явно не лидокаин с физраствором. «Начался некроз, то есть отмирание клеток ткани, — объяснили они. — За два часа ушные раковины полностью отмерли». Нас обеих повторно прооперировали.
— А я обнаружила у себя в голове… дырку, — жаловалась Настя. — Возле отпавшего уха образовалась глубокая ямка, через которую можно было прощупать кости черепа. Видно, неизвестное вещество все-таки начало разъедать голову. Спасли только вовремя сделанные промывки. Попросив нас никому не рассказывать о случившемся (дескать, зачем, если уже ничего 
не изменишь), врачи пообещали восстановить уши из кусочков кожи.
*Собираясь немного подправить внешность, подруги Татьяна (справа) и Настя столкнулись с такими большими проблемами, что до сих пор не могут найти клинику, которая помогла бы их решить (фото автора)
Хирурги, с уверенностью заявившие, что смогут восстановить отпавшие уши, почему-то умолчали, что никто из них даже не знаком с пластической хирургией. Сам Антон Дымовский сразу же после ЧП ушел в отпуск. Следующие девять месяцев девушки фактически жили в больнице. Насте сделали семь операций, Татьяне — 14. Все под общим наркозом. Этот процесс сопровождался постоянными кровотечениями и адскими болями. Но многочисленные хирургические вмешательства не помогли. Непонятные комки кожи над мочкой, которые получились в итоге, не имели ничего общего с ушной раковиной. Увидев, что местные хирурги сделали только хуже, подруги поехали в Киев. Правда, им до сих пор так и не удалось найти клинику, в которой взялись бы помочь.
«Точный состав раствора уже никто не скажет — сразу после случившегося медсестра его вылила»
Что касается
— Тем не менее Дымовский… выиграл суд, — возмущается Татьяна. — Мой иск не удовлетворили по причине отсутствия доказательств. Только когда нам посчастливилось найти киевского адвоката, черкасская милиция наконец возбудила против хирурга уголовное дело.
После публикации «ФАКТОВ» резонансным делом заинтересовались многие СМИ. Несколько центральных телеканалов даже решили освещать судебный процесс, который был уже не за горами — со дня на день следователь милиции должен был передать уголовное дело в суд. Хирург, с которым мы связались по телефону, от разговора с корреспондентом не отказался и первым делом пожаловался на несправедливое следствие: дескать, почему к ответственности привлекают его, если злополучный раствор делала медсестра. «Я не видел, что она там размешивает, — утверждал Антон Дымовский. — Я был в операционной, а медсестра всегда выдает мне маркированный раствор, что-то наливает… Да, я видел, что у пациентки сильно побледнели уши. Но так бывает. Поверьте, если бы меня это насторожило, я бы не делал вторую операцию. Точный состав раствора уже никто не скажет — сразу после случившегося медсестра его вылила».
В ноябре прошлого года дело передали в Сосновский районный суд. Зачитывавший обвинительное заключение прокурор подчеркнул, что вина подсудимого Дымовского полностью доказана соответствующими экспертизами. К слову, пребывавшего на подписке о невыезде хирурга даже на период следствия не отстранили от должности — все это время он продолжал делать пластические операции. Между тем в обвинительном заключении, имеющимся в распоряжении редакции «ФАКТОВ», четко сказано, что «между ненадлежащим исполнением врачом своих профессиональных обязанностей и возникновением у его пациентки некроза ушных раковин есть причинно-следственная связь».
— Это подтвердили все шесть экспертиз, — говорит Татьяна Сорочан-Оржеховская. — Хирург должен был проследить за медсестрой, которая готовила раствор, но не сделал этого. В чем, кстати, сам и признался. На суде он подтвердил, что пенсионерка принесла ему бутылку с уже готовым раствором, но при этом виновным себя не считал.
В ходе следствия выяснилось, что хирург Антон Дымовский нарушил сразу несколько должностных инструкций. Так, оказалось, что перед пластическими операциями он даже не завел на пациенток медицинские карточки. Это было сделано уже позже. И, как выяснило следствие, врач не провел девушкам пробы на аллергию. В противном случае плачевных последствий операции, возможно, удалось бы избежать.
«Парадокс, но даже после того, что произошло с нами, пациенты по-прежнему доверяют этому хирургу»
— Я догадывалась, что Дымовский не оформил нас в больнице надлежащим образом, — сетует Татьяна. — Мы пришли, как он нам и сказал, в понедельник, в девять часов утра. Но еще три часа нам пришлось ждать врача около ординаторской, поскольку у него были плановые операции. Еще тогда мы поняли, что наши операции в число плановых не входят — их Дымовский решил провести в промежутке между другими. Но это не самое страшное из нарушений. Если бы врач проконтролировал старенькую медсестру, все было бы иначе.
— Медсестру вызывали в суд?
— Нет, — качает головой Татьяна. — Смысла не было: говорят, она уже совсем плоха и слаба рассудком. Несколько лет назад ее допрашивал следователь, но внятных объяснений не получил: пенсионерка сказала, что вылила раствор, а что именно смешивала, не помнит. Поэтому в качестве обвиняемого допрашивали только хирурга. Он, кстати, так перед нами и не извинился. Во всем обвинял медсестру, которая «что-то нахимичила с препаратами». Впрочем, это единственное, что он вообще говорил. На остальные вопросы отвечал его адвокат, которого, кстати, отнюдь не обрадовало присутствие журналистов. Чуть ли не каждое заседание начиналось с того, что он буквально требовал, чтобы корреспонденты выключили камеры. Но судья разрешил снимать процесс. Когда мы в очередной раз попытались выяснить, почему хирург не следил за действиями медсестры, его адвокат вспылил: «Да что же вы так переживаете? Вы остались живы, а это уже хорошо». А Дымовский снова повторил, что не чувствует за собой вины, поскольку «следовал должностным инструкциям».
Из назначенных восьми судебных заседаний состоялись только два или три. Остальные заканчивались, не успев начаться: то не являлся врач, то у судьи просто… не было на нас времени. Мы терпеливо ожидали приговора. Кто бы мог подумать, что дело не дойдет даже до судебных дебатов!
Пятого марта адвокат подсудимого Антона Дымовского заявил ходатайство с просьбой назначить еще одну судебно-медицинскую экспертизу, ссылаясь на то, что не доверяет предыдущим шести экспертизам, подтвердившим вину врача. Судья удовлетворил ходатайство, подчеркнув, что исследование должно быть проведено в Киеве. Такое решение неприятно удивило как пострадавших, так и прокурора.
— И это при том, что в деле уже есть заключение киевских экспертов, — негодует Татьяна Сорочан-Оржеховская. — На него ушло без малого три года. Выходит, теперь все сначала? Ведь это не что иное, как умышленное затягивание процесса! Наверное, хирург надеется, что за следующие три года о деле просто забудут. Или что за это время он успеет уйти на пенсию. Кстати, еще несколько лет назад, когда я подавала гражданский иск, дело попало к тому же судье, который сейчас вынес такое неожиданное решение. Тогда судья взял самоотвод, ссылаясь на… личные отношения с Дымовским, который в свое время его оперировал. Когда же к этому судье попало уголовное дело, он почему-то самоотвод не взял. И теперь мы имеем вот такой результат.
Пострадавшие уже готовят жалобу в Апелляционный суд Черкасс.
— На одной из телепередач я познакомилась с пластическим хирургом из Франции, — говорит Татьяна. — Осмотрев то, что осталось от моих ушей, он сказал, что может помочь. Для этого нужно сделать как минимум три сложные операции. Отсутствующий в ушных раковинах хрящ он предложил заменить частью моего ребра. С момента ЧП это был первый обнадеживающий ответ. Но когда сообщили, что каждая операция стоит минимум пять тысяч евро, я поняла, что об этом можно забыть.
Кстати, даже после того, как о нашем случае узнала вся страна, к Антону Дымовскому продолжают идти клиенты. Обратившись к врачу за комментарием, журналисты одного из телеканалов видели, как он договаривался с будущими пациентами о пластических операциях. Парадокс, но даже после всего, что произошло, ему по-прежнему доверяют.
17740Читайте нас у Facebook
