Никита хрущев на встрече с творческой интеллигенцией обратился к присутствовавшим с вопросом: «слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины?
29 лет назад, 15 сентября 1974 года, в Москве в районе Измайлово, где проходила выставка художников, появились бульдозеры. Строек рядом не было, из-под земли не били фонтаны горячей воды, свидетельствующие, что где-то в водопроводе образовалась дыра и ее надо срочно латать. Бульдозеристы приехали разгонять выставку, не понравившуюся московским властям по довольно банальной тогда причине, -- преимущества социалистического образа жизни были недостаточно четко выписаны. И вообще -- неизвестно как выписаны. Сейчас подобную реакцию начальственных мужей на творения художников трудно себе даже представить. А тридцать-сорок лет назад диктат государства во всем, в том числе и в вопросах искусства, был обычным делом. Что, как и когда писать решали едва ли не на Политбюро ЦК КПСС. По крайней мере, встречи генсеков с творческой интеллигенцией практиковались еще со времен правления Иосифа Сталина. Но особый колорит они приобрели при Никите Хрущеве.
Писатели и художники того периода советской истории до сих пор не особенно охотно передают содержание и детали тогдашних душещипательных бесед в кремлевских кабинетах. Их нежелание вполне объяснимо -- не хочется в который раз рассказывать цивилизованному миру о тех варварских условиях, в которых жила целая страна. Поэтому и не удивительно, что стенограммы бесед с поэтами, композиторами, художниками, скульпторами, писателями Никиты Сергеевича Хрущева стали достоянием общественности лишь три года назад. Впервые их опубликовал российский журнал «Огонек». «ФАКТЫ» же предлагают читателям наиболее «интересные» отрывки из звучавших тогда речей.
«А это, слушайте, это же неприлично! Такие жесты делать определенными частями тела»
Одна из встреч проходила в 1962 году в Доме приемов ЦК партии. На ней помимо советского руководства во главе с Никитой Хрущовым присутствовал Александр Солженицын, Евгений Евтушенко, Сергей Михалков, скульптор Вучетич, Михаил Шолохов, Илья Эренбург, Александр Твардовский, кинорежиссер Иван Пырьев и многие другие уже тогда известные писатели, поэты, музыканты. К беседе с ними в Кремле подошли творчески -- накрыли стол. Как утверждает «Огонек», возле членов президиума стояли графинчики с водкой, которую гости ошибочно принимали за чистую воду.
-- Пусть меня извинят все любители джаза, но если у вас есть свое мнение, то и меня не лишайте моих чувств, моих мнений, моих вкусов. -- Никита Хрущев решил высказаться по поводу вошедшего в моду джаза. -- Я не люблю этой музыки! Не понимаю! Не понимаю! Каждый должен играть на своем музыкальном инструменте. И вы скажете, что это оркестр? А я скажу: нет -- это будет какофония.
… Товарищи!!! Но я не понимаю, товарищи, вот это самое, товарищи. Вот скульптура Неизвестного. Это скульптура? Вы меня извините, я с ними беседовал, и когда я это посмотрел, я, это, спросил их: «Слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины? Не педерасты вы, извините? -- говорю. -- Это же педерастия в искусстве, а не искусство». Так почему, я говорю, педерастам десять лет дают, а этим орден должен быть? Почему? (Аплодисменты. ) Если общественность судит это как преступление, то оно и касается этих двух типов. А это больше, чем… потому что он творит, и он, так сказать, хочет воздействовать на общественность. Он же это не для себя, не для украшения своего дома делает.
… Теперь вот этот Неизвестный нечто неизвестное выставил, -- продолжает Никита Сергеевич. -- И думает, что он теперь известный. Эти скульпторы, по-моему, медиумы. Вот он написал, вылепил, создал, а мы ходим и не понимаем: что это? Следовательно: мы -- виноваты. (Долгая-долгая пауза. Зал притих. ) Если бы эти «товарищи неизвестные» стали бы товарищами известными и создали бы свой Центральный комитет, так вы бы, наверное, нас не пригласили на это заседание. А мы вас пригласили! (Продолжительные аплодисменты. )
… А как тогда называется этот танец? -- Хрущев вспомнил о популярном в те годы твисте. -- Свист или вист? Твист? Ну а что это?! Говорят, есть секта -- трясуны. Да-да, есть такая. Трясуны! Я знаю это по произведениям чекистов. Они этим занимаются. Я их (трясунов) не видел, но они (чекисты) мне докладывали, что это за секция. Говорят, там так танцуют! То есть до исступления, понимаете ли. Потом падают, понимаете ли. И это танец?! Почему мы должны отказаться от своего танца -- народного? Я, так сказать, бродячий человек по своему положению в партии. Я уж не говорю: русские, украинцы. Возьмите узбеков, казахов, любые народы -- танец у них плавный, красивый. А это, слушайте, это же неприлично! Такие жесты делать определенными частями тела! Это неприлично в обществе. И это новое?! Я считаю, товарищи, давайте все-таки постоим за старину. Да, за старину. Чтобы не поддаваться этому упадничеству. Я, черт, не знаю, какие тут слова употребить…
-- У нас художники -- они, как шпионы… Сами нарисуют, а потом не понимают, что нарисовали, -- Никиту Сергеевича картины художников задели за живое. -- Зашифровали, значит, так… И они вместе собираются, капелька по капельке, как поток целый. И говорят, что они наши друзья. У нас таких друзей… Берия, Ежов, Ягода -- все это ягодки одного поля. Поэтому надо следить… орган иметь. Меч нашего социалистического государства должен быть острым. Я это еще раз повторю, как уже говорил. Врагов мы имеем, это факт. Имеем капиталистические страны сильнейшие, и было бы неправильно не следить за их агентами… думать, что мы такие добренькие, не нужно. Меч надо держать острием против врагов, и чтобы он не был направлен против своих людей. … Надо навести порядок, но не перегибать, надо людям дать работу согласно их способностям. Вот мы недавно отмечали пятьсот лет со дня рождения этого художника -- Леонардо да Винчи. Политбюро приняло постановление, чтобы пятьсот лет отметить. Срок немалый, потому что художник его заслужил. Вы на его картины посмотрите… он итальянец, я не был в Италии, а смотрю -- и все понятно. Почему? Потому что с душой рисовал. А у нас? Мы сейчас правильные решения примем, но если мы будем щуриться и делать вид, что не замечаем, как у нас под боком провокации под маской художники устраивают, то никакая умная резолюция не поможет…
… Тут у нас доводят ситуацию до абсурда… «Художник», -- мне говорят. Ну и что, что художник. А чем он лучше простого рабочего? «Войти в положение надо -- натура». А что получается, товарищи? Вот он стоит, как Наполеон, на берегу реки, руки скрестив, а мимо него по реке, извиняюсь, дерьмо плывет, а мы на это смотреть должны. И это вы называете искусством? Нет, если мы позволяем это дело, значит, мы не коммунисты. Нельзя этого делать… Надо создать условия, надо поднять условия для труда…
«Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки -- а морозы»
Следующая встреча Хрущева с творческой интеллигенцией в 1963 году началась с выступления писательницы Ванды Василевской, которая раскритиковала поэта Андрея Вознесенского. Хрущев пригласил Вознесенского на трибуну. И поэт начал свое выступление:
-- Как и мой любимый поэт, мой учитель, Владимир Маяковский, я -- не член Коммунистической партии. Но и как…
Хрущев (перебивает): -- Это не доблесть!..
Вознесенский: -- Но и как мой учитель Владимир Маяковский, Никита Сергеевич…
Хрущев (перебивает): -- Это не доблесть, товарищ Вознесенский. Почему вы афишируете, что вы не член партии? А я горжусь тем, что я -- член партии и умру членом партии! «Я не член партии», -- Никита Сергеевич передразнивает Вознесенского. -- Сотрем! Сотрем! Он не член!..
Вознесенский: -- Никита Сергеевич…
Хрущев (перебивает): -- Я не могу спокойно слышать подхалимов наших врагов. Не могу! (Аплодисменты. ) Я не могу слушать агентов. Вы скажете, что я зажимаю? Я прежде всего -- Генеральный секретарь. Прежде всего я -- человек, прежде всего я -- гражданин Советского Союза! (По восходящей. ) Я рабочий своего класса, я друг своего народа, я его боец и буду бороться против всякой нечисти!!!
Мы создали условия, но это не значит, что мы создали условия для пропаганды антисоветчины! Мы никогда не дадим врагам воли. Никогда! Ишь ты какой, понимаете! «Я не член партии!» Ишь ты какой! Он нам хочет какую-то партию беспартийных создать. Нет, ты -- член партии. Только не той партии, в которой я состою. Товарищи, это вопрос борьбы исторической, поэтому здесь, знаете, либерализму нет места, господин Вознесенский.
Вознесенский: -- Никита Сергеевич, простите, я написал свое выступление, и я… Вот здесь оно у меня написано. Я его не договорил, первые фразы (читает): -- Как мой любимый поэт, я не член Коммунистической партии, но, как и Владимир Маяковский, я не представляю своей жизни, своей поэзии и каждого своего слова без коммунизма.
Хрущев (прерывает, кричит): -- Ложь! Ложь! Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки -- а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы…
3169Читайте нас у Facebook
