«молю бога, чтобы мое сердце остановилось прежде, чем начнутся страшные боли», -- говорит 70-летняя женщина, умирающая от рака
«Я уже сошла с дистанции… »
С Верой Петровной мы встретились в Киевской городской онкологической больнице, где она проходит лучевую терапию в отделении радиологии. Она подхватила меня под руку, приговаривая: «Пусть думают, что ко мне пришла знакомая». Потом, рассказывая о себе, упомянула, что с тех пор, как ей поставили диагноз рак, от нее отвернулись даже близкие подруги. Вера Петровна перенесла операцию по удалению опухоли молочной железы десять лет назад. То, что болезнь поразила половые органы, заподозрили врачи поликлиники совсем недавно. В НИИ онкологии и радиологии, куда женщину четыре месяца назад направили на консультацию, ей поставили диагноз: рак.
-- Там мне сделали операцию. Как я позже узнала, хотели удалить злокачественную опухоль половых органов. Но поскольку болезнь распространилась и на другие органы, это уже было бесполезно, -- признается 70-летняя Вера Петровна. -- Я тайком попросила у медсестры историю болезни. Объяснила ей, что сама врач, и меня не обманешь насчет моего состояния. (У нас ведь не принято говорить пациентам о том, что у них рак. ) Для меня лучше было узнать диагноз, чем терзаться догадками и малодушничать, надеясь: а может, еще поправлюсь. Теперь знаю, что у меня четвертая стадия рака. Я уже сошла с дистанции…
Вера Петровна положила свою теплую ладонь на мою. Больше всего ее сейчас волнует, как дожить последние месяцы, а может, и дни.
-- Когда меня выпишут из больницы, я вряд ли смогу за собой ухаживать. Я знаю, какие могут появиться осложнения. Несколько дней назад у меня развился асцит: в животе собирается жидкость, он вздувается, болит. И хотя я сильно похудела, на мне ни одна юбка не сходится из-за того, что живот растет. Такое зрелище не каждый выдержит. Поэтому за онкобольными соглашаются ухаживать разве что за большие деньги. Я услышала здесь от больных, что на территории больницы открывается хоспис. Мне объяснили, что это приют для людей с онкологическими недугами. И на душе стало спокойнее, ведь если я буду там лежать, ко мне медсестричка заглянет, доброе слово скажет.
В Украине хосписов очень мало. Киевский решила организовать врач хосписа в штате Вермонт Елизавета Глинка, эмигрировавшая в США из Советского Союза 16 лет назад.
-- Хоспис берет под свою опеку людей, у которых четвертая стадия рака, -- рассказывает Елизавета Глинка. -- Мы стараемся сделать все возможное, чтобы больные провели последние дни в чистоте, были обеспечены всем необходимым. Пока мы работаем так: врач назначает лечение, подбирает дозы обезболивающих препаратов, а медсестра ходит на дом делать процедуры. Но сейчас мы готовимся к открытию стационара, куда сможем забирать больных на неделю, десять дней, чтобы дать их родственникам возможность передохнуть, решить какие-то проблемы. Ведь зачастую в одной квартире с умирающим человеком живут несколько поколений. Стационар особенно необходим для тех, у кого вовсе нет родственников.
«Что вы за жизнь цепляетесь?» -- упрекала невестка свекровь
-- У вас есть родные? -- спрашиваю Веру Петровну.
-- Только сын. Он у меня добрый, все нужные лекарства покупает, постоянно приходит ко мне в больницу. После операции оставался здесь ночевать. Но я чувствую себя виноватой, ведь нарушаю жизнь его семьи. Знаете, когда заболеваешь, становишься очень чувствительным, мысли и воспоминания не дают покоя. Я временами себя ненавижу: так тебе и надо, думаю, дочку не родила, и нечего обижаться, если тебя упрекают, что сына гоняешь.
-- Кто такое говорит?
-- Говорят…
-- А невестка к вам приходит?
-- Редко. С тех пор, как десять лет назад у меня обнаружили опухоль молочной железы, она сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок находился в одной квартире с больным человеком. Они с сыном и внуком переехали в общежитие. Тогда операцию мне сделали вовремя, я встала на ноги, вышла на работу. До начала этого года работала детским врачом-фтизиатром, так что ни у кого на шее не сидела.
-- Когда вы поправились, они вернулись?
-- Нет. Понимаете, у нас на лестничной площадке в каждой квартире кто-то умер от рака. И невестка сказала, что наша квартира тоже проклята. Я не буду ничего говорить о невестке, все же она мать моего внука… Но однажды мне пришлось услышать, как молодая женщина упрекала свою тяжело больную свекровь: мол, что вы за жизнь цепляетесь, ничего интересного с вами уже не случится. Не хочу услышать такое в свой адрес.
-- Не жалеете, что узнали свой диагноз?
-- Нет. К тому времени, как прочла в медицинской выписке диагноз, я уже была настолько изнурена болезнью, что физическая боль заглушила душевную. Спрашивала у врачей, сколько мне осталось, говорят: месяц--два. Я стараюсь поскорее привести свои дела в порядок. Хочу отдать свою библиотеку в хорошие руки. Невестка сказала, что ей ничего из моих вещей не нужно, после моей смерти она все равно их выбросит. Я ничего ценного не нажила, но хочется думать, что книги, которые еще моей маме принадлежали, кому-то пригодятся.
Вера Петровна принесла некоторые книги в больницу, читает классиков -- Лескова, Толстого, Тургенева.
-- Взялась перечитывать рассказ Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Когда читала о том, что друзья главного героя думали, как его смерть повлияет на их продвижение по службе, радовались, что это случилось не с ними, -- у меня начались огненные боли, -- продолжает Вера Петровна, не сдерживая слез. -- Главное в людях -- доброта и сострадание. С тех пор, как я оказалась в таком положении, особенно ценю эти качества. Когда пришла в хоспис, первое, что услышала: давайте попьем чайку и решим, как вам помочь. Я уже успела отвыкнуть от такого отношения.
80% онкобольных не знают о своем диагнозе
-- С пациентами, которые знают о своей болезни, намного легче работать, -- говорит Елизавета Глинка. -- Тогда мы одинаково оцениваем ситуацию: больной хочет достойно дожить последние дни, и мы ему в этом помогаем. Кроме того, это позволяет родственникам в дальнейшем избежать проблем с разделом наследства. У нас есть сейчас две семьи, которые после смерти больного вынуждены судиться, так как тот не оставил завещания. Ведь человек, которого убеждают в том, что он поправится, строит планы на будущее. С такими пациентами нам тоже нелегко: они ждут выздоровления, а их состояние только ухудшается. Родные же объясняют, что врачи назначают неправильное лечение. В странах бывшего СССР не принято, чтобы врач сообщал онкобольным их диагноз. Сказать им правду или нет, решают родственники. К примеру, при раке легких многие думают, что у них пневмония. 80% наших пациентов не знают о своей болезни.
Вместе с медсестрой хосписа я пошла на дом к одной из пациенток. У 50-летней женщины саркома, но она об этом не знает. За ней ухаживает родная сестра. Она и открыла дверь. Улыбчивая молодая женщина рассказывает, как пациентка разволновалась, что медсестра опаздывает.
-- Ну что, уже лучше? -- спросила больная, когда рану разбинтовали.
-- Конечно, ранка в два раза меньше стала, -- ответила медсестра.
Женщина надеется выздороветь, и родные не решаются открыть больной правду.
В американском хосписе за одним больным ухаживают десять волонтеров
-- Что тяжелее всего в ожидании смерти? -- спрашиваю Веру Петровну. Этот вопрос может показаться бестактным, но женщина сама хочет говорить.
-- Я умираю, словно прокаженная. Знаю, что потом к моим вещам никто не захочет прикасаться. Очень боюсь болей. Молю Бога об одном: чтобы мое сердце остановилось прежде, чем начнутся страшные боли. Но даже если мне доведется пройти через агонию, я все равно руки на себя не наложу. Я -- христианка. Меня спасает вера в то, что после смерти не попаду в ад, а окажусь в хорошем месте.
-- Суициды среди онкобольных не редки. Одна из моих пациенток пыталась покончить с собой, хотя ее муж и дочь души в ней не чают, нянчат, как маленького ребенка, делают все, чтобы отдалить срок расставания, -- рассказывает медсестра хосписа Ирина Петришина. -- Для нее прожить еще один день -- мучение, для ее родных -- вырвать 24 часа у смерти. Человек уходит, но для его близких очень часто страдания продолжаются. Им тоже нужна поддержка.
-- Случается, что после смерти близкого человека кто-то решает помогать сотрудникам хосписа в надежде быстрее справиться со своей болью, -- продолжает Елизавета Глинка. -- Но мы просим этих людей подключаться к нашей работе не раньше, чем через год. Иначе для них это не будет утешением. Ведь человек невольно сравнивает, как умирал его родственник: легче или, наоборот, тяжелее других. Но помощь нам очень нужна. За границей на одного больного в хосписе приходится до десяти волонтеров, для них составляют график дежурств. У нас же на сорок пациентов пока ни одного волонтера. Больных нужно вывозить на прогулку, иногда отвезти на консультацию. Если кто-то согласится почитать онкобольному книгу, купить продукты, для его семьи это будет подспорьем. Мы благодарны депутату Верховного Совета Владимиру Бондаренко за содействие в организации хосписа, главному онкологу Киева Геннадию Олийниченко за помощь в лечении больных, менеджеру ресторана «Реприза» Олегу Бухонскому, который бесплатно предоставляет хлеб и пирожные нашим пациентам. Нас поддерживает человек, не пожелавший называть свое имя, так как считает, что благотворительность должна быть анонимной. Он подарил хоспису новый музыкальный центр и строит для нас часовню.
Наш хоспис обслуживает больных Ленинградского района, но если к нам обращаются жители других районов, мы не отказываем в помощи. Надеемся, что такие отделения появятся в каждом районе Киева и в других городах Украины.
Читайте нас в Facebook
