После гибели штурмана мш-8 капитана александра макаревича его вдове вручили ключи от двухкомнатной квартиры, о которой они так мечтали все десять супружеских счастливейших лет
«Пока, милая», -- сказал утром жене штурман вертолетного звена Саша Макаревич, собираясь улететь на неделю в Одессу, где военные Чернобаевской бригады армейской авиации должны были обеспечить учебные прыжки с парашютом курсантов Аэромобильного института Сухопутных войск.
-- Муж не любил уезжать от нас с дочкой, но в этот раз радовался, что и сам попрыгает -- Санька бредил парашютами, -- рассказывает Света. -- В последние годы так редко это ему удавалось! Где-то с неделю их вылет откладывался -- то погода нелетная, то еще что-то. Поэтому и в понедельник, 19 марта, тоже никакой уверенности у меня не было, что он улетит.
В заводской обеденный перерыв, сев с сослуживицей перекусить, Светлана включила радиоприемник -- передавали о падении вертолета. Кусок застрял в горле. Добавив звук, женщина вздохнула: нет, не у нас, в России. Выключила радио. А через пару минут зазвонил телефон.
-- Света, упал вертолет. Ты слышала? -- спросила знакомая заводчанка.
-- Да, в России…
-- В какой там России! У нас в бригаде!
«С Санькой мне везде было хорошо»
Чернобаевка находится рядом с Херсоном. Капитан Макаревич до аэродрома обычно добирался 20 минут велосипедом, но вот дозвониться…
-- Накручиваю номер части -- занято, занято. Наконец, кричу в трубку: дайте мне оперативного дежурного! Это жена Макаревича. Скажите, экипаж Беляева улетел? А в ответ слышу: «Сейчас вас соединят с командиром». Ну если с командиром… Я все поняла! Беру машину, еду, ребята рассказывают. На взлетную площадку не пошла -- ноги не несли, -- слушаю Светлану, но лица не вижу, она закрылась платочком, из-под которого текут слезы. Такое ощущение, что не расспрашиваю, а оперирую без наркоза.
На красивую женщину с иконописным лицом я обратила внимание еще на траурной церемонии. Люди шли и шли, в голос причитали над сыновьями матери -- их стона не выдерживали даже седые генералы: медсестры то и дело раздавали лекарства. И только двое были вне всего этого. Отдельно, вдвоем, вместе. Он, обожженный, под бархатной крышкой, и она над ним.
… Сашка с первого взгляда сделал ее своей избранницей. Ни разу в жизни не ходил на дискотеки, а тут впервые в чужом городе, куда второкурсника авиаучилища штурманов направили на медкомиссию в госпиталь, выбрался потанцевать, повальсировал с девушкой и, уезжая из Харькова, уже знал: оставляет здесь самого дорогого человека.
-- Нахлынуло, закружило обоих, -- рассказывает Света. -- Всего семь свиданий и два года переписки. Письма приходили каждый день. У меня, студентки первого курса Харьковского политеха, в каждом учебнике лежали листочки с его росчерком.
Два ящика старых писем и сейчас хранятся на антресолях в родительской квартире. А потом они поженились, Саша получил назначение в Чернобаевку, снял квартиру и забрал жену. После шумного родного Харькова Херсон показался ей каким-то безлюдным.
-- Здесь что, никто не живет? -- удивлялась она, когда муж водил ее тихими улицами незнакомого города. А впрочем, разве не все равно, где жить? С ним ей везде будет хорошо. Зато Саша сразу влюбился в новые места -- они напоминали ему родину. Макаревич вырос на Волге, обожал большую воду, увлекался подводной охотой.
Работы по специальности Светлане не нашлось, Саня устроил жену в часть машинисткой, и теперь каждое утро они вместе направлялись в бригаду, подшучивая сами над собой: мол, служили два товарища. Муж брал ее в кабину, поднимал в небо, возил на прыжки. Света загорелась осваивать технику десантирования, и только беременность погасила ее прыть. Утром она просыпалась в его объятиях, днем крепкие руки видела на штурвале, ходила с вечно поднятой вверх головой, ждала его с полетов, а по воскресеньям блаженно падала лицом в траву и загорала, пока он нырял с подводным ружьем. Потом с покрасневшими от солнца плечами они возвращались в свою, пусть и не совсем свою, квартиру, -- шли годы, а детская радость обладания друг другом не исчезала. Их не утомляли вечные переезды из квартиры на квартиру, отсутствие элементарных бытовых условий, когда бочка заменяет кофейный столик. А потом счастья стало еще больше -- у них родилась Анюта.
-- Я не бегала на УЗИ, -- вспоминает женщина. -- Саня однажды приник к животу, пошептался с кем-то, кто там был, и сказал: «Это девочка». Когда потом привез меня в роддом, не захотел уезжать домой, всю ночь проходил под окнами. А утром только нас с дочкой перевели в палату, он кричит: «Малыш, я здесь!» За десять лет мы ни разу не расстались, он всегда «был здесь». По большому счету, у Саши не было друзей, у меня -- подруг. Он был моей подругой, мамой, всем на свете. И поэтому я сейчас, как слепой без поводыря. Я не смогу без него жить.
«В новогоднюю ночь мы загадывали новоселье»
В новогоднюю ночь Саша разбудил ее за пару минут до боя курантов.
-- Ты смеялась во сне, -- поцеловал любимые глаза. Обхватив за талию, поднял жену с дивана: -- Вставай, пора шампанское пить.
Так не хотелось просыпаться! Но от 2001-го Макаревичи ждали многого и не могли себе позволить проспать и не попросить у судьбы исполнения главного. Саше на работе вот-вот должны были начать возвращать долги по зарплате за все прежние годы, а до апреля и вовсе обещали погасить задолженность. Дрожа над каждой гривенкой, уже много лет откладывали они на собственную квартиру, а теперь радовались: наконец-то и богатство повалило. Пусть заплачено за него самыми черными днями, когда сидела семья без хлеба. «Потерпи, малыш!» -- просил Саня. Она терпела. Но если бы можно было обменять любовь на стакан молока для ребенка, наверное, пошла бы и на это. «Списывайся из армии к чертовой матери!» -- все время вертелось на языке, так ни разу и не слетев -- ведь без вертолетов Земля соскочила бы для него со своей оси. Но и нищета их не рассорила. Если и были размолвки, то разве что из-за Анечки: баловал ее без меры. «Совсем распустил ребенка», -- обижалась Светлана и пыталась быть построже с девочкой, часто покрикивая на нее. А она спрячется у папы на руках -- достань ее там!
-- Он будто чувствовал, что не успеет долюбить, -- говорит теперь Света. Так или иначе она еще долго сможет править в доме одним его именем.
Мыкаясь по чужим углам, Саня все же мечтал о сыне, но получалось, что мечту эту они тоже откладывали до новоселья.
-- Аисту на белом вертолетике у нас и приземлиться-то негде, -- отшучивалась от все более настойчивых намеков мужа. Короче говоря, в новогодний тост «За нас, любимая!» тридцатилетний капитан вкладывал столько надежд!
-- Представьте, Санька даже завел себе маленький блокнотик -- вот он, -- показывает Света. -- Тут его рукой составлен целый список: адреса, адреса… Собирался квартиры смотреть, прицениваться. Еще мы стали вместе заходить в магазины рассматривать холодильники, выбирали, предвкушали…
… После гибели капитана Макаревича его вдове вручили ключи от новенькой двухкомнатной квартиры, да и купить она теперь сможет все, что захочет. Но все вокруг стало таким ненужным! Приехала Светина мама, хочет забрать ее в Харьков -- дочка и слушать не желает. «Он привез меня сюда, здесь я и останусь», -- твердит упрямо. Попросила командование части помочь ей обменять выделенное жилье на квартиру в Таврическом микрорайоне -- здесь они все время обитали, по этим улицам он десять лет торопился к ней, здесь перед вечной разлукой привычно бросил последнее «пока». Кто же мог знать, что загаданное в новогоднюю ночь сбудется так трагически?
«Анечка еще не знает, что у нее нет папы»
Шестилетняя дочь Макаревичей считает, что бабушка просто приехала погостить. Она редко у них бывает, и Анечка не нарадуется дорогой гостье.
-- Ба, ты это неправильно делаешь, -- звенит ее голосок. -- Папа делает иначе. Он скоро прилетит домой и покажет тебе, как надо. Ты у нас еще побудешь? Дождешься его?
Девочка до сих пор считает, что ее папа в Одессе, и ждет его.
-- Не могу ей сказать, -- вновь закрывает глаза платком Светлана. -- И боюсь, что кто-нибудь сделает это раньше меня. Ну а как поступить? Такая новость убьет ребенка. Он для нее дороже меня, дороже всех…
Когда Аня из детского сада приходит домой, здесь никто не плачет, и жизнь ее течет так, как и прежде. Даже Светлана иногда до того заиграется в эту «игру», что когда раздается телефонный звонок, она хватает трубку и ждет, как из нее раздастся голос мужа: «Малыш, я сегодня задержусь».
-- Он часто на работе задерживался, -- вздыхает хозяйка. -- Ведь чтобы варить кашу из топора, нужно время. А они ее в последние годы варили. Понимаете, вот та часть, в которой я работала, и нынешняя -- это как две разные части. Обнищание полное. После того как мою должность сократили, я работаю на заводе инженером, и Саша старался мне поменьше рассказывать, что у них происходит. Тем не менее какие-то обрывки разговоров… Ведь эти Ми-8 они между собой гробами называют! Чтобы не потерять квалификацию, летчик обязан в год налетать минимум 50 часов. Санька в прошлом году только еле-еле этот минимум натянул. Машин новых давно нет -- все латаные. К каким бы выводам не пришли комиссии, которые занимаются сейчас расследованием аварии, я убеждена в одном: то, что произошло -- не случайность. Рано или поздно этим все равно бы закончилось. Я все понимаю: если государство бедное, откуда быть богатой армии? Но тогда, если не можете дать деньги на ремонт вертолетов, запретите на них летать. А ведь иначе вот кто крайними получаются -- Санька, Анечка, я.
«Металл приказов не понимает»
По предоставленной «ФАКТАМ» информации, «возраст» рухнувшего в Чернобаевке борта номер семьдесят -- 29 лет, налет -- 3849 часов, остаток ресурса -- 3151 часов. Последний раз, до аварии, он поднимался в воздух 14 марта.
Заместитель председателя Херсонского областного совета ветеранов Афганистана Юрий Бычковский, сам много летавший на Ми-8 и воевавший на нем, так прокомментировал эти технические параметры:
-- Поначалу эти машины должны были летать 25 лет. Потом моторесурс продлили еще на 12 лет. К сожалению, металл слова «надо» не понимает. В тот же день, 19 марта, в России упали сразу три вертолета, один из них -- такой же, как наш, летел на капитально-восстановительный ремонт. Понимаете, израсходовали они свой ресурс уже, с этим ничего не поделаешь!
… Очевидцы трагедии утверждают, что ситуация на борту начавшего взлет вертолета сложилась экстремальная. Находившимся там летчикам не оставалось ни одного шанса: взмыв вверх метров на 8-10, машина завалилась влево, опрокинулась и рухнула, начав гореть (в баках было 2,5 тонн керосина). Наверняка офицеры попытались из нее выбраться, но от удара конструкции деформировались, люки и бластеры заклинило, люди сгорели заживо. Как показали результаты судмедэкспертизы, все они умерли от огня и дыма, прожив после приземления минут пять.
Основной топливный бак у Ми-8 расположен в грузовой кабине. Ребята из эскадрильи, ездившие опознавать однополчан, сказали жене Саши Макаревича, что больше пострадали те, кто был именно там, а ее супруг находился у штурвала. И Света утешает себя тем, что Санька испытал чуть-чуть меньше ужаса и боли. Друзья опознали его по часам.
-- Саня не верил в рок, в судьбу, никогда не слушал гадалок, поэтому я не стала рассказывать ему, как где-то за месяц до случившегося мне приснился сон, будто он умер, -- вспоминает Света. -- Я проснулась от жуткого ощущения потери. Но Саша спокойно спал рядом, и я решила не волновать мужа какими-то глупостями. А теперь жалею. Надо было рассказать! Может, он осторожнее был бы.
Отец Саши не успел на похороны. Последний раз он виделся с сыном пять лет назад, когда тот приезжал попрощаться с умирающей мамой. И с внучкой Макаревич-старший не знаком.
-- А папы нет, он улетел, -- льнет ребенок к дедушке. -- Надо подождать. Я сама его жду.
511Читайте нас в Facebook
