«Ваш сын вышел из квартиры сотрудницы, зашел в лифт и застрелился», — говорили мне милиционеры, в то время как Миша, избитый и изувеченный, умирал на больничной койке"
Когда
«Ни в больничную палату, ни в морг нас с мужем не пускали»
— В тот момент у меня оборвалось сердце, — смахивая набежавшие на глаза слезы, говорит Лидия Александровна, с которой мы встретились в ее квартире в Дарницком районе столицы. Зайдя в комнату погибшего сына, женщина жестом пригласила меня сесть на диван. — Я отказывалась в это верить, думала, чей-то глупый розыгрыш
В уютной квартире Лидии Александровны все полки заставлены фотографиями сына. Миша в детстве, в школе, в институте. Самая большая фотография, на которой запечатлен красивый возмужавший парень в милицейской форме, обвязана черной лентой. Это последний снимок Михаила Бабича.
— В день, когда все произошло, Миша был на больничном, — вспоминает Лидия Александровна, — и все рождественские праздники сын был занят лечением. Но когда ему позвонили и сообщили, что на работе требуется помощь, Миша сразу побежал в райотдел. Вечером позвонил: «Мам, тут заболела моя напарница Таня. Я проведаю ее — и сразу домой».
Я тогда и подумать не могла, что слышу голос сына в последний раз. С курсов вождения он меня не встретил, на звонки не отвечал. Когда после полуночи сын так и не появился, мы с мужем опять попробовали позвонить, но оба его телефона отключены. Такого еще не было — даже когда сын был на задании, он ставил телефоны на беззвучный режим, но никогда не отключал. Ночью я почти не спала, вскакивая от каждого шороха, — думала, что пришел Миша. Но он не появился даже наутро.
Когда я, вся на нервах и сердечных таблетках, уже собралась идти в райотдел, раздался телефонный звонок. «Лидия Александровна? — послышался незнакомый мужской голос в трубке. — Вы только не переживайте. Ваш сын в реанимации в больнице скорой помощи. Срочно езжайте туда». На этом разговор оборвался.
— Можете себе представить мою реакцию на такую новость?! — продолжает моя собеседница. — Через полчаса я уже была в реанимационном отделении. Но к сыну меня не пустили — врач сказал, что Миша в коме и в палату к нему нельзя. Дрожащими руками я набрала номер телефона начальника уголовного розыска. «Огнестрельное в голову, — сухо сказал он. — Ждите, я сейчас приеду в реанимацию». Но вместо него приехал сын начальника подразделения, в котором работал Миша. Ничего толком не объяснив, начал задавать странные вопросы типа: «А вы накануне с ним случайно не ссорились? Может, у вас в семье материальные трудности?» После чего, тяжело вздохнув, сказал: «Представляете, ваш сын вышел из квартиры Татьяны, зашел в лифт и застрелился».
Я была как громом поражена. Вспомнила его хорошее настроение, веселый голос по телефону. Пообещал, что сейчас придет домой, а сам наложил на себя руки?! К тому же Миша всегда был доволен своей жизнью: и в карьере, и на личном фронте у него все складывалось удачно. Взял в кредит компьютер, готовился поступать в аспирантуру университета. «Не верю, — сказала я. — Разрешите хотя бы на него посмотреть». «Вы что, он же в коме! — испугался милиционер. — Ни в коем случае!». Хотя, насколько я знаю, родственникам разрешается ненадолго заходить к больным, находящимся в коме. Врачи даже советуют разговаривать с больным, чтобы человек быстрее пришел в сознание.
С тех пор я видела сына лишь один раз — когда его перевозили из одной палаты в другую. Тело Миши было накрыто белой простыней, голова обмотана бинтами. Врезался в память огромный кровоподтек под левым глазом. Хотя пуля, по словам врачей, была в правом виске. На вопрос, почему у него разбит левый глаз, мне никто не ответил.
Через десять дней Михаил Бабич скончался. Лидии Александровне о смерти сына сказали лишь на следующий день, когда его тело было уже в морге. Сообщив убитой горем матери это печальное известие, сотрудники уголовного розыска добавили: «Мы уже купили гроб, сегодня же его и похороним».
— Но у меня все не выходил из головы разбитый левый глаз сына, — вспоминает Лидия Александровна. — Я сказала, что никаких похорон не будет, пока не проведем судмедэкспертизу. В морг нас с мужем не пустили. Лишь через несколько дней мне и двум матерям одноклассников Миши, принесшим нам деньги на похороны, все-таки удалось туда прорваться. Увидев тело сына, я не поверила своим глазам: Миша был весь в синяках, кровоподтеках, на животе и в области сердца — следы от ножевых ранений.
«Вот посмотрите! — женщина протягивает мне фотографии тела Михаила. На каждом из снимков отчетливо видны синюшно-багровые гематомы и большая рана в области сердца на изувеченном теле погибшего. — Но судмедэксперт сказал, что все телесные повреждения — это результат оказания сыну медицинской помощи!»
«На теле Миши не было живого места — сразу стало понятно, что его жестоко избили»
— На парня страшно было смотреть, на нем живого места не осталось! — говорит мать одноклассницы Михаила Надежда Алексеевна, которая была в морге вместе с Лидией Александровной. — Кровоподтеки были повсюду, даже в паху. Половые органы раздулись до неестественных размеров, в области сердца — большая дыра, на животе — рана. Видели бы вы вмятину на затылке! Казалось, затылочная кость вовсе отсутствовала. На шее виднелись следы от удавки. Сразу стало понятно, что парня жестоко избили. Как медик по образованию, я точно могу сказать, что подобные травмы не могут быть результатом оперативного вмешательства врачей. Зачем разрезать пациенту живот и грудь, если он был госпитализирован с огнестрельным ранением в висок?!
Отметим еще один интересный момент. В акте судебно-медицинской экспертизы сказано, что направление раневого канала у погибшего — сзади наперед и сверху вниз. Как показывает практика, самоубийцы заканчивают жизнь при помощи пистолета двумя способами: стреляют в висок перпендикулярно полу или же снизу вверх. Остается загадкой, зачем парню, чтобы выстрелить себе в висок, потребовалось выворачивать руки столь неестественным образом.
Однако в акте судмедэкспертизы о побоях и ранах на теле погибшего не сказано ни слова. Попытки женщины добиться повторного вскрытия не увенчались успехом — несмотря на наличие у Лидии Александровны фотографий изувеченного тела сына, которые женщина успела сделать в морге, Печерская райпрокуратура столицы отказала в проведении повторной судмедэкспертизы. А так как в морге была плюсовая температура, тело Михаила Бабича пришлось похоронить.
— Сынок месяца не дожил до своего
— За несколько недель до трагедии мне приснился нехороший сон, — признается Лидия Александровна. — Будто бы мы с мужем подарили сыну убогую заброшенную дачу около мусорной свалки. А видеть заброшенный дом во сне — это к смерти близкого человека. В день, когда Миша умер, я проснулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Это была наша кошка. Животное пристально смотрело на меня грустными, полными слез глазами. Помню, в сердцах ее прогнала. А в обед узнала, что Миши больше нет, — не выдержав воспоминаний, женщина горько заплакала. — Знаете, он еще в третьем классе решил, что будет работать в милиции. Однажды мы шли по улице, и какой-то хулиган отобрал у меня сумку. Увидев, как я расстроилась, Миша пообещал, что больше никогда не даст меня в обиду. И уже на следующий день записался в секцию тхеквондо. С тех пор все его разговоры сводились к работе в «органах». На службе все отзывались о нем, как о честном и принципиальном сотруднике. Возможно, за свою принципиальность он и поплатился жизнью
— Лидия Александровна, накануне случившегося вы не замечали в поведении сына ничего странного? Может, ему угрожали?
— Что вы! Он никогда не рассказывал мне о своей работе. Всегда говорил, что у него все в порядке, и быстро переводил тему. Правда — женщина на секунду задумалась. — Кое-что в его поведении меня все же настораживало. За несколько недель до трагедии сын стал чересчур бдительным по отношению к нам с мужем. По нескольку раз в день звонил, чтобы спросить, как дела, даже не разрешал мне вечером выходить одной в магазин. Словно боялся за мою жизнь. Я пыталась узнать причину его опасений, но он так ничего и не рассказал. Может, ему угрожали расправой над семьей? Работа у него была опасная, оперуполномоченный уголовного розыска мог перейти дорогу кому угодно. Но почему милиция сейчас пытается списать все на самоубийство? Неужели не заинтересованы в том, чтобы убийство их сотрудника было раскрыто?
По мнению правоохранителей, гематомы и раны на теле погибшего — результат оказания ему медицинской помощи
Немного придя в себя после похорон, Лидия Александровна с супругом начали писать жалобы во всевозможные правоохранительные инстанции с просьбой возбудить уголовное дело. Однако ни на одно из их многочисленных обращений ответа не получили. Лишь спустя год супругам удалось добиться приема у прокурора Киева.
— После того как мы рассказали прокурору об инциденте с сыном и показали фотографии его изувеченного тела, он тут же возбудил уголовное дело, — говорит Лидия Александровна. — Правда, позже мы узнали, что дело возбуждено по факту доведения до самоубийства. Но какой же это суицид, когда налицо все признаки убийства?!
— Недавно была у следователя, — вздыхает женщина. — Он не устает повторять, что по делу ведется тщательная проверка. Но эта проверка длится уже более года, а результатов до сих пор нет.
Между тем, обратившись в Киевскую городскую прокуратуру, корреспондент «ФАКТОВ» узнала, что уголовное дело недавно было закрыто. Интересно, что Лидию Александровну, признанную в деле потерпевшей, никто об этом не известил.
— Во время досудебного следствия были проведены все необходимые судебные экспертизы, — рассказала «ФАКТАМ» пресс-секретарь прокурора Киева Мирослава Мушка. — Однако никаких данных, свидетельствующих о причастности к смерти парня других лиц, не было обнаружено. Поэтому уголовное дело было закрыто. В соответствии с заключениями судмедэкспертиз обнаруженные у Бабича телесные повреждения (кроме огнестрельного ранения головы, которое явилось причиной его смерти) — это результат оказания ему неотложной медицинской помощи.
Во время очных ставок Лидия Александровна впервые за долгое время встретилась с коллегами сына, которые в тот злополучный вечер находились с ним.
— Передо мной были совершенно другие люди, — качает головой женщина. — Если раньше сотрудники сына были со мной приветливы, то на этот раз все они смотрели на меня волком. При этом рассказывали абсолютно разные вещи. Девушка, к которой в тот вечер пошел сын, сказала, что он пришел к ней в квартиру со своей знакомой, с которой потом весь вечер пил пиво. Затем они вдвоем вышли на лестничную площадку, и Мишу больше никто не видел. Его только утром нашли. Совсем другие показания дал Мишин коллега Андрей, который в тот вечер тоже был в квартире. Он говорил, что Миша пришел один, единственный из всей компании налегал на коньяк, после чего вышел «проветриться». А буквально через двадцать минут его нашли в лифте соседнего подъезда. Путаясь в показаниях, они всячески старались подчеркнуть, что давно заметили у Миши склонность к депрессии и неадекватным поступкам. Рассказали, что якобы он еще летом, как только пришел работать в райотдел, пытался вскрыть себе вены. Дескать, уже тогда было видно, что он не совсем адекватный. Интересно, как в таком случае неадекватному человеку с суицидальными наклонностями могли доверить оружие и должность оперуполномоченного уголовного розыска?!
— О каких суицидальных наклонностях может идти речь? — негодует лучший друг Михаила Иван. — Жизнерадостности Миши можно было только позавидовать — никогда не падал духом, из любой ситуации находил выход. На работе у него все шло как по маслу, в личной жизни тоже грех было жаловаться Миша несколько лет встречался с девушкой, и даже после ее отъезда в Канаду они не прекратили отношений. За день до случившегося мы говорили с ним по телефону. Голос у него был, как всегда, веселым, он занимался организацией встречи своих одноклассников, которая должна была состояться через неделю.
Попытка корреспондента «ФАКТОВ» пообщаться с руководством подразделения уголовного розыска, где работал Михаил, успехом не увенчалась — по странному стечению обстоятельств, и руководители, и сотрудники, причастные к этому темному делу, через некоторое время после случившегося скоропостижно освободили занимаемые должности. Кто-то перевелся в другой район, кто-то — в Госавтоинспекцию. А начальник подразделения и вовсе уволился из внутренних органов.
Не получился разговор и с обитателями квартиры, в которой в ту злополучную ночь собралась «милицейская» компания.
— Что вам нужно? Все что хотел, я сказал милиции, — недовольно буркнул парень, открывший мне дверь. — Да, я был той ночью в квартире, но что произошло с Мишей, не знаю. Говорят, с девушкой поссорился, вот и застрелился. Но я к этому не имею никакого отношения, — взглядом молодой человек дал мне понять, что разговор окончен.
Реакция соседей на визит журналиста была более чем странной. Едва услышав, что пришли из газеты, люди с испуганным «Мы ничего не знаем» закрывали дверь.
— Да, был у нас такой случай, — женщина, открывшая мне дверь, опасливо оглядывается по сторонам. — Говорят, в том убийстве милиционеры были замешаны. Но только я ничего вам не говорила..
P. S. Когда материал готовился к печати, Голосеевский районный суд отменил постановление следователя о закрытии уголовного дела и направил его в Голосеевскую райпрокуратуру.
678Читайте нас в Facebook
