«Благодаря нам Любочка сейчас в интернате. И при этом абсолютно счастлива!»
«Помогите спасти семерых моих детей! Я люблю их больше жизни, а у нас с женой пытаются их отобрать и отдать в приют! Мол, тут условия проживания неподходящие, никто за ребятишками не смотрит. Но это неправда — здесь чистота и порядок, все сыты и досмотрены, учатся, помогают мне по хозяйству. У меня на вас последняя надежда», — с такими словами в редакцию «ФАКТОВ» обратился житель села Заречье Ивано-Франковской области Борис Кондрат. На деле все оказалось далеко не так, как утверждал возмущенный отец…
«В приюте мне несколько раз делали «темную»: накрывали подушкой голову и избивали. А старшие мальчики еще и пытались изнасиловать»
— Вы к Борису? — удивилась местная жительница Мария, предложившая провести меня к дому многодетного отца. — А что, его хулиганы уже что-то натворили? Я не удивлюсь. Жутко разбалованные пацаны.
У кирпичного дома меня встречает Борис Яковлевич, невысокий коренастый мужчина с длинной седой косичкой. Приветливо улыбаясь, приглашает во двор. За оградой гогочут гуси, кудахчет несметное количество кур, ходят надутые индюки и резвятся маленькие пушистые щенки.
— У меня еще и свиньи есть, и кролики, и инкубатор, — гордо рассказывает Борис Кондрат. — Хозяйства — выше крыши. Дети помогают, особенно старшие сыновья. А вот и они: 14-летний Боря и 13-летний Мирон.
Темноглазые мальчики, закатившие во двор тачку с мешками, набитыми опилками, хмуро поздоровались и пошли в дом. Мы последовали за ними. Конечно, назвать уютным жилище, в которое я попала, язык не повернется. Немытые окна, грязная до черноты плита, кастрюли с едой и ведра с помоями стоят вперемешку прямо на полу. Вместо туалета дети, даже самые маленькие, бегают справлять нужду в… расположенный рядом с домом свинарник. Еще более жалкое зрелище ждало меня в так называемой детской. Кроватка со сломанными перилами, ворох тряпья, называемый детской одеждой, одинокий резиновый утенок, закатившийся под стул… И, словно перенесенный сюда из другого измерения, — широкий кожаный диван посреди убогой холодной комнатушки. Так же странно смотрятся новый пылесос на веранде и тренажер во дворе.
* «Я своих детей обожаю и никому их не отдам», — заявляет Борис Яковлевич
— Это чтобы Люба моя худела, — пояснил Борис Яковлевич и познакомил меня с хозяйкой, полной, высокой, почти беззубой седой женщиной, выглядящей минимум лет на сорок пять. — Вот это мать семерых моих детей. Мне 72 года, а ей 34… Конечно, разница в возрасте большая. Ну да что делать! А вот наши меньшенькие — Верочка и Надя, — отец потрепал по коротко стриженным волосам двух близняшек, наряженных в платьица. Трехлетние девочки, явно непривыкшие к такой одежде, испуганно прижимались к отцу. Тем временем Борис Яковлевич успел сообщить, что их старшие сестры — семилетняя Роксолана и пятилетняя Яна — в школе на занятиях.
- Когда они возвращаются с уроков? — уточняю я.
— Ну… — многодетный отец явно не ожидал такого вопроса, — на выходные. Понимаете, мы решили, что им лучше будет учиться не в нашей сельской школе, а в Надворной, в интернате. Там и образование лучше, и спортивные секции есть, детки здоровыми будут…
- Зачем же вы пятилетнюю дочь в интернат запроторили? Не рано ей еще учиться?
— Так ведь Яночка сама к знаниям тянется, читать уже умеет, вот и решили: чего ей зря год терять?
После долгих рассказов хозяина о своем блестящем спортивном прошлом (оказалось, что Борис Кондрат мастер спорта по вольной борьбе и боксу) и действительно шикарного угощения в виде вареников, блинов, тортов и салата «оливье», которое нам приготовила гостеприимная хозяйка, мы наконец-то перешли к делу.
— Ну что, дочки, любите папу? — спросил Борис Яковлевич у Веры и Нади, которые поминутно пытались утащить со стола что-то из лакомств.
— Да, — нестройно сказали близняшки.
— А за что? — довольно заулыбался отец.
— Потому что он вежливый.
— Видите? Я детей обожаю, никому их не отдам. И не позволю никаким… (далее прозвучало непечатное слово. — Авт. ) их забирать.
- А что, кто-то пытается? — недоумеваю я.
— Два года назад это было, зимой. Люба как раз лежала в больнице с Борькой, Любочкой, Роксоланой и Миросем. Простуду лечили. Тут вдруг, ни с того ни с сего, влетает в палату целый кагал. Сотрудники службы по делам детей хватают моих старшеньких и кричат: «Собирайтесь в приют!»
— Это был какой-то кошмар, — вступает в разговор хозяйка дома. — Меня как раз позвали к телефонному аппарату на первом этаже, это Борис Яковлевич звонил. Я плачу, прошу его приехать, потому что моих детей хотят забрать. Пока я вернулась, в палате остались только двое младших.
— Я от них сбегал дважды, — объясняет мне 14-летний Борис. — Правда, далеко не убежал. В приюте кормили вроде бы ничего, хоть и мало. Но жить там было очень страшно… Понимаете, мне несколько раз за ночь — и так несколько ночей подряд! — делали «темную»: накрывали подушкой голову и били.
— Он потом дома вообще спать не мог, метался на кровати и кричал: «Пустите, нечем дышать! Задыхаюсь!» — перебивает сына Борис Яковлевич. — И это не все. Рассказывай, что там еще творили.
— Не могу, стыдно, — подросток, которого бросило в краску, прячет глаза. — Понимаете, там старшие мальчики по ночам… залазили на младших. Голубенькие… В общем, вы поняли. И со мной то же самое пытались сделать. Раздевать, короче, ну и так далее. Я потом утром Марии Васильевне пожаловался, директрисе.
«Какая она мне жена? По-моему, из всех моих детей один Боря родной, а остальные нагуляны»
— Боря не выдержал этих издевательств и сбежал, — кипит от возмущения отец. — Прямо в том, в чем его из больницы забрали, — налегке и практически без обуви. Какие-то тапки были, но порвались. Домой сын вернулся ночью в одних шерстяных носках, закоченевший от холода — дело-то в январе было.
- А сестра? — обращаюсь к Боре.
— Осталась. Люба сказала, что боится, как бы ее по дороге домой не загребла милиция. Потому что тогда все равно заберут в приют, да еще и по шее надают за то, что сбежали.
- А когда ты вернулся домой?
— Ну, примерно через месяц.
- И вы все это время спокойно ждали? — спрашиваю у родителей. - Не били тревогу, не пытались вернуть детей, которых, как вы утверждаете, незаконно забрали?
— Так нам бы их все равно не отдали, — пожимает плечами Кондрат. — Тем более все это нужно было делать через службу по делам детей. А я перед этой Сметанючкой (начальницей службы по делам детей при Надворнянской райгосадминистрации Марией Сметанюк. — Авт. ) кланяться не собираюсь. Велика честь! Она и Любу-младшую отобрала, испортила. Той теперь только бы покататься, гульки, дискотеки, а чтобы приехать, семье помочь — так никогда. Злая она, дочка! В мамашу вон свою удалась, — метнул он в Любовь Васильевну недобрый взгляд.
- Почему все дети записаны на вашу жену?
— Какая она мне жена? — вконец рассердился Борис Яковлевич. — По-моему, из всех моих детей один Боря родной. Остальные непонятно от кого. Но я никогда руки на нее не поднял и всех детей родными считаю, потому что люблю их. А жениться на этой… (еще одно нецензурное выражение. — Авт. ) не собираюсь.
— Я по документам прохожу как мать-одиночка, — спокойно, словно не расслышав последней фразы своего сожителя, объяснила Любовь Васильевна. — Раньше было восемь детей, но семь лет назад Яков, сыночек, умер. Лечила от простуды, а на вскрытии оказалось — ишемия. Врачи неправильный диагноз поставили.
- Так чего вы сейчас хотите? — поинтересовалась я у Кондрата.
— Чтобы нас оставили в покое и дали возможность воспитывать детей, — резюмировал Борис Яковлевич. — Так этой Сметанючке и передайте.
Начальник службы по делам детей Надворнянской райгосадминистрации Мария Сметанюк, услышав, что «ФАКТЫ» приехали по просьбе семьи Вацик, согласилась отложить все свои дела и встретиться.
*Когда Любочка получала статус ребенка, лишенного родительской опеки, это была запуганная, почти неграмотная девочка с затравленным взглядом. Сейчас 17-летнюю улыбающуюся красавицу не узнает никто из односельчан
— Ситуация действительно очень серьезная, — говорит Мария Михайловна. — Семья Вацик находится у нас на учете, поскольку семеро их детей оказались в тяжелых жизненных условиях. Вы были у них дома? Оценили атмосферу? Но Любовь Васильевна, хоть она и мать-одиночка, нигде не числится как женщина, не способная справляться с воспитанием и уходом за детьми. Однако ведь действительно не может! В свое время Любовь Вацик окончила вспомогательную школу для умственно отсталых детей. И сразу после этого, с 16 лет, стала сожительствовать с Борисом Кондратом. В 17 родила от него первого ребенка. Я не могу сказать, что она плохая мама — готовит она хорошо, старается в меру своих сил смотреть за детьми. Но ведь этого мало! Начиная с 2007 года Любовь Васильевна со всеми детьми несколько раз подряд попадала в нашу районную больницу. И каждый раз выживала из палаты всех пациентов. Это было словно татаро-монгольское нашествие! Врачи не раз звонили нам и взывали о помощи, потому что если в этой семье заболевал один ребенок, то Люба тянула с собой всю ораву. Борис Яковлевич утверждает, что он отец? По документам это не значится, отцовство он не устанавливал и детей на себя не записывал. Кроме того, этот так называемый отец ни разу не согласился оставить дома здоровых деток и присмотреть за ними, пока мать лечит приболевших сыновей и дочек в больнице. Говорил он так: «Это ее проблемы. Пусть хоть голову ими мажет, но дети — не моя забота, я уже старый для этого. Своих вырастил». У Кондрата ведь была семья, где трое взрослых детей. Как-то во время разговора он сказал, что хочет, чтобы Люба рожала еще. Мол, это хороший бизнес: ей дают льготы, государственные дотации, должны еще и транспортом обеспечить, автомобилем. Поэтому он и не записывает детей на себя — чтобы не лишаться дармовых денег.
К слову, на официальный запрос в управление труда и социальной защиты мы получили информацию, что ежемесячно Любовь Вацик получает и материальную помощь на детей как мать-одиночка, и вспомоществование малообеспеченной семье в размере около 3300 гривен. Это не считая пенсии и скотоводческой деятельности Бориса Яковлевича (а он похвастался корреспонденту «ФАКТОВ», что каждый месяц приносит в дом не меньше трех тысяч гривен). Для села в Ивано-Франковской области шесть с половиной тысяч гривен в месяц — сумма совсем не маленькая!
«Если бы суд лишил Вацик родительских прав, их дети имели бы шанс выбиться в люди»
— За три последних года старшие дети Вацик не раз попадали в Ивано-Франковский приют, — продолжает Мария Сметанюк. — Когда их выгнал отец, мальчиков приютили местные монахини и привели к нам. А когда Боря с Мироном сбежали из дому и мы позвонили Кондрату, чтобы тот забрал подростков домой, он сказал: «Как ушли, пусть так и возвращаются». Однажды братья украли у папаши деньги, и Борис Яковлевич написал на них заявление в милицию. Тогда Боря с Миросем сами пришли в приют, а через три дня сбежали оттуда. Они бродяжничают, маются дурью, хамят всем на свете. Что говорить о мальчишках, если, попав ко мне в кабинет, трехлетняя Роксоланка гнула многоэтажные маты! В общем, в 2008 году наша служба по делам детей подала в суд иск, чтобы всех детей Вацик отобрали у матери, при этом не лишая ее родительских прав. Суд удовлетворил нашу просьбу частично, только в отношении Любы. И то потому, что девочка уже была взрослая и четко сказала, что не хочет возвращаться домой из интерната. Позже Любочке дали статус ребенка, лишенного родительской опеки. То есть сейчас она фактически сирота при живых родителях. И при этом абсолютно счастлива! Я считаю, в этом наша заслуга.
— Если бы суд лишил Вацик родительских прав, все дети были бы счастливы и имели бы шанс прожить нормальную жизнь, выбиться в люди, — сказала «ФАКТАМ» представитель сельсовета, попросившая не называть ее фамилию в газете, так как она боится мести со стороны Бориса Кондрата. — Вацики воруют по селу, мальчишки шкодят, бьют окна, девочки тоже не сахарные. В школу никто из них не ходит: отец заставляет даже маленьких постоянно заниматься хозяйством. В общем, от этой семейки все село страдает.
— То ли дело старшая, Люба, — продолжает женщина. — Девочка, учась в интернате, настолько преобразилась! Односельчане просто не узнали ее!
— А ведь раньше Люба даже писать нормально не умела. Посмотрите ее обращение в районный суд в 2008 году, — Мария Михайловна показывает мне нацарапанное на листке объяснение девочки, рассказывающей о том, что мать, Любовь Вацик, не интересуется дочерью, не воспитывает ее. Дочка просила суд забрать ее из дому и перевести в школу-интернат. Каракули с огромным количеством грамматических ошибок явно свидетельствуют, что в школе 14-летняя девочка была редкой гостьей. — А сейчас ее хвалят преподаватели, она прекрасно учится и интересуется всем на свете!
С Любой Вацик нам удалось связаться по телефону.
- Люба, ваш отец говорит одно, начальник службы по делам детей — противоположное. Можете ли вы рассказать, как на самом деле вам жилось дома?
— Ну что говорить? — после непродолжительной паузы моя собеседница вздохнула. — Кушать есть что, спать есть где. В школу я не ходила. На мне было семеро детей (Люба имеет в виду и умершего братика, Якова. — Авт. ). Да еще и тумаки получала от папы каждый день. Ни за что, просто так. Я никогда не жаловалась. Даже когда у меня была высокая температура, грипп, а папа меня выгнал под проливным дождем на пастбище. А потом мы все попали в больницу. Это было на Новый год. Мы с мамой лежали в стационаре, а отец пришел к нам праздновать, да еще и хотел остаться на ночь. Это категорически запрещалось, но ему что-то доказать невозможно. Тогда медики вызвали сотрудников службы по делам детей, и нас с братом забрали в приют. Борис потом сбежал, потому что его папа заставил. А я осталась. В приюте было гораздо лучше, чем дома! Позже меня перевели в реабилитационный центр, состоялся суд, где я прямо в лицо отцу и матери сказала, что ни за что не вернусь домой. Папа, правда, пытался перевести все в шутку, мол, у Любочки переходной период, она образумится, но я уже четко знала, что такой каторги больше не хочу. Так я оказалась в интернате. Здесь началась совсем другая жизнь: поездки, конкурсы, детские лагеря, выступления, нормальная учеба, друзья. Чистота, спокойный сон… Да что там говорить! Раньше я и подумать не могла, что можно заниматься чем-то, кроме как нянчить детей. А теперь мечтаю поступить в институт культуры на дизайнера-флориста. С родителями отношения остались очень тяжелыми. Они обманывали меня, пытались вернуть. Например, звонит мама, говорит: «Яна умерла». Я срываюсь, бросаю учебу. По дороге рыдаю — сестричек-то своих я просто обожаю! Приезжаю — малышка сидит на печке: «Ой, наша Любочка приехала!» Нормально? Это был просто предлог выманить меня и опять впрячь в работу. Чтобы я смогла снова вырваться из дому, дирекции интерната пришлось вызывать милицию! А еще отец проклинает меня за смерть брата, Якова, — в телефонной трубке слышатся приглушенные рыдания. — В тот вечер — мне было лет десять — родители уехали, я осталась со всеми детьми. Сварила им кушать, накормила, потом дала корм скотине. Укладывая детей спать, Роксоланку положила в колясочке у своих ног, Якова — возле себя. Проснулась, слышу — он хрипит, едва теплый. Подхватила его, побежала к деду. А братик взял и… умер. Потом выяснилось, что Мирон ночью увидел, как малыш выпал из люльки, поднял его и положил на место. А он, наверное, ударился головкой и погиб. Папа кричал, что я убийца, что Бог мне этого не простит… До сих пор не могу справиться с этим…
Знаете, мне кажется, что для моих братиков-сестричек лучше всего было бы, чтобы, пока не подрастут, они находились при матери. Вот Яночка маленькая, ей всего пять лет, плачет, хочет к маме. А потом все-таки пусть бы жили сами, как я. Если они останутся с родителями — это будет конец.
Тем временем Надворнянский районный суд продолжает рассматривать иск службы по делам детей, которая требует отобрать у Любови Васильевны остальных ребятишек. Но где на самом деле будет лучше шестерым мальчикам и девочкам — в родном, но грязном и холодном доме, со свиньями и курами вместо учебников и свежей постели, или в интернате — чистом, приличном, с доброжелательными, но чужими людьми, — вопрос совсем непростой.
1518Читайте нас в Facebook
