Александр Кармен: «Когда умер Сталин, я застал отца за странным занятием: он рвал газеты и журналы с фотографиями вождя и снимками похорон»
Роман Кармен — легенда кинодокументалистики. С кинокамерой он прошел всю Великую Отечественную войну. Снимал подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии, Нюрнбергский процесс. Он автор десятков документальных лент, народный артист Советского Союза, многократный лауреат Государственной и Ленинской премий, Герой Социалистического Труда, обладатель «Оскара» за документальную ленту 1942 года «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой».
В последний раз Роман Кармен приезжал в родную Одессу 35 лет назад, чтобы привести в порядок могилу своего отца Лазаря Осиповича Кармена, писателя и журналиста. Тогда мне довелось познакомиться с младшим сыном Романа Кармена — Александром, журналистом-международником. Сегодня Александр Романович Кармен — преподаватель Московского государственного института международных отношений (МГИМО), исполнительный директор Фонда поддержки неигрового кино имени Романа Кармена. О малоизвестных эпизодах из жизни своего знаменитого отца он поведал журналисту «ФАКТОВ».
«Он был трудоголиком, работал от зари до зари»
— Папа с детства увлекался фотографией, — рассказывает Александр Кармен. — Первые его снимки были опубликованы в рабфаковской стенгазете. Однажды его мама (моя бабушка), подрабатывавшая в только начавшем выходить журнале «Огонек», сказала: «Пойдем в редакцию». Главный редактор издания Михаил Кольцов, рассмотрев выложенные на столе фотоснимки, сказал юноше: «Ну что ж, прекрасно, ты уже умеешь снимать». И отцу вручили маленькую карточку — корреспондентский билет, подписанный лично Кольцовым.
Позже отец окончил операторский факультет ВГИКа, стал работать на Центральной студии документальных фильмов. Слава документалиста пришла к нему в годы войны в Испании. Для того чтобы поехать в охваченную гражданской войной страну, ему пришлось писать письмо лично товарищу Сталину. На такой поступок нужно было решиться: неизвестно, чем могла обернуться подобная инициатива.
Кстати, фотографию, на которой папа запечатлен снимающим встречу Сталина с передовиками труда, он хранил как одну из реликвий. Но любви к вождю у него не было. Это точно. Когда Сталин умер, я застал отца за очень странным занятием: он рвал все газеты и журналы с фотографиями вождя и снимками похорон. Я спросил: «Зачем?» Он ответил: «Скоро узнаешь сам»…
В ноябре 1942 года вторая супруга документалиста, московская красавица Нина Орлова, неожиданно ушла к Василию Сталину. Ревнуя, Кармен написал письмо-жалобу Иосифу Виссарионовичу. Назревал скандал. Сталин вызвал генерала Власика и распорядился: «Вернуть жену владельцу. Полковника Сталина арестовать на 15 суток». Семья была восстановлена, правда, ненадолго.
Первой супругой известного кинодокументалиста была дочь Емельяна Ярославского, секретаря ЦК партии, Мария Губельман, которая ушла от него к видному дипломату. Третья жена оставила Кармена в самый сложный период жизни — во время работы над киноэпопеей «Неизвестная война». Он уже был знаменит. Но Майя Кармен ушла к Василию Аксенову, который был не только знаменит, а и молод.
.jpg)
*Александр Романович Кармен — журналист-международник, преподает в МГИМО и является исполнительным директором Фонда поддержки неигрового кино имени Романа Кармена
— С моей мамой, Ниной Орловой, отец прожил дольше всего — более двадцати лет, — продолжает Александр Романович. — Это были годы и счастливые, и непростые. Память хранит массу прекрасных моментов их жизни. Но было и другое. Папа ведь был трудоголиком, работал от зари до зари, часто и подолгу находился в командировках. Какая семья выдержит такие испытания? Он пользовался вниманием женщин, за мамой тоже, как тогда говорили, ухаживала вся Москва. Масса сплетен крутилась вокруг нашего дома. В конце концов они разошлись. А за пять лет до своей кончины отец попросил меня свозить его на мамину могилу. Потом сказал мне: «Она была в моей жизни единственной любимой женщиной. Все остальное — стечение обстоятельств»…
Когда началась война, отец в числе первых уехал со студией на фронт. На 23-й день войны связисты соединили его с Москвой. Сообщение было коротким: «У тебя сын родился!» Этим сыном был я. Вслед за тем громыхнул взрыв, с потолка блиндажа посыпалась земля, связь прервалась. Командующий 16-й армией, оборонявшей Москву, генерал Рокоссовский сказал отцу тихо: «Если три дня не продержимся, будет плохо».
Кинокамера отца запечатлела страшные эпизоды: труп матери, прижимающей к груди еще живого младенца; беженцы, скошенные с воздуха пулеметными очередями; смертельно раненые бойцы, обреченно смотрящие в объектив кинокамеры… Многие их этих пленок долгие десятилетия оставались в киноархивах, хранились под грифом «секретно» даже непроявленными: власти и цензура не выпускали их на экран, а авторов — свидетелей и кинолетописцев — обвиняли в съемке «темных сторон войны».
«Настойчиво, даже в приказном порядке требовали сюжеты эффектных наступательных операций, пленения и допросов фашистов, — рассказывал папа. — Все это понятно: надо было поднимать дух людей, шокированных отступлением наших войск, мобилизовывать их на сопротивление врагу. Это естественные законы пропаганды военного времени. Но где было взять такие вдохновляющие сюжеты в те первые дни войны?! А я точно знал, что и ее «темные стороны» рано или поздно пригодятся».
Кармен одним из первых поведал миру о созданных гитлеровцами на территориях разных стран лагерях смерти. Летом 1944 года вместе с наступающими советскими войсками он вошел в Польшу, вблизи освобожденного Люблина увидел Майданек. Из его корреспонденций и фильмов люди узнали о печах и газовых камерах, о массовых нацистских «фабриках смерти».
«Отец тайком стащил целый чернильный прибор со стола, за которым подписывали акт о безоговорочной капитуляции Германии в 1945 году»
— В конце апреля 1945-го, когда Красная армия подходила к Берлину, отец работал в войсках Первого Белорусского фронта, во Второй танковой армии, — продолжает Александр Кармен. — В его телеграмме, отправленной для агентства ЮПИ, сказано: «Эту корреспонденцию я пишу в танке Т-34, который мне предоставило командование, чтобы дать возможность побывать в занятом нашими войсками районе Берлина и снять кадры боевых действий. Только что я познакомился с тремя молодыми танкистами. Они первыми ворвались на своих танках в Берлин». Танк дал отцу генерал Семен Кривошеин (известный военачальник, Герой Советского Союза. — Авт.), его давний боевой друг по Испании. Кадры, снятые из Т-34, стали первыми в мире свидетельствами вступления наших войск в столицу третьего Рейха.
*Роман Кармен в Берлине (1945 год)
Подписание Акта о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии папа снимал, стоя за спиной маршала Жукова (тогда все операторы, работая «в два этажа», теснились за спинами высших военных чинов, сидевших за главным столом.) Отец рассказывал, как, поворачивая длинную ручку своего съемочного аппарата, легонько ударил по голове английского адмирала сэра Бэрроу. Тот терпеливо снес это и даже понимающе улыбнулся, потирая рукой ушибленное место…
Журналисты, выждав момент, кинулись за ручками, которыми поставили свои подписи Жуков и Кейтель, — надо же что-то попытаться оставить на память. Когда друг отца, фронтовой корреспондент Константин Симонов с гордостью показывал ему свой трофей — авторучку, папа извлек из своего кофра (киносумки) целый чернильный прибор: стащил тайком со стола, за которым подписывали капитуляцию! Симонов чуть не заплакал от белой зависти, и отец подарил ему этот прибор.
Папа любил коллекционировать некоторые вещи. Он привозил их из бесчисленных поездок по стране и миру. Каждая была связана с каким-то событием. Например, вывеска с надписью «Унтер ден Линден» (»Под липами»). Это название главной улицы Берлина. В начале войны отец дал себе клятву: достать и привезти домой эту вывеску как символ нашей победы над фашизмом. И он ее достал — пробитую снарядом или автоматной очередью, привез домой, и, сколько я себя помню, она украшала холл нашей квартиры на Большой Полянке. Потом перекочевала вслед за ним в его квартиру в доме на Котельнической набережной…
.jpg)
*Маршал Жуков подписывает Акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Снимок сделал Роман Кармен
Кинокадры, отснятые отцом и еще несколькими кинооператорами на войне, фигурировали на Нюрнбергском процессе. Впервые в юридической практике кинодокументы были приняты в качестве доказательства вины подсудимых. Предъявив их, авторы присягнули суду, что именно эти кинокадры и есть правда.
Помнится, отец рассказывал: «Геринг как-то обратил внимание на меня и решил, очевидно, испытать силу своего взгляда. Буквально впился в меня глазами, а это была, конечно, сильная личность. Я, однако, выдержал его взгляд».
Есть такое понятие — военный синдром. В книге «Но пасаран!» папа написал: «Четыре года позади! А как же дальше жить? Без войны, без постоянной смертельной опасности, без того, что принято было называть храбростью, а по существу — или безразличия к смерти, которая была вокруг и всегда, или веры в то, что повезет. Война приучила к тяжкому труду, к крови, к стуже». Он жил с этим синдромом всю жизнь, до последнего дня возвращался к военной тематике. Его итогом стала титаническая работа над 20-серийным фильмом «Великая Отечественная» (в США и Западной Европе кинолента демонстрировалась под названием «Неизвестная война»).
В этой эпопее есть кадр, в котором отец берет интервью у Леонида Брежнева. «Леонид Ильич…» — папин голос звучит с непринужденной интонацией. А вот о чем был вопрос, не помню. К слову, сам Брежнев (с внуками на коленях) на этих кадрах был на удивление хорош — мил, естествен, умен. Вероятно, и в этом заслуга режиссера.
С интервью связана одна история. Двадцать серий снимались как кинофильмы, но отцу хотелось показать их по телевидению, ведь это значило увеличить зрительскую аудиторию в сотни раз. Но телевидение — совсем другое ведомство (как другое государство), со своими финансами, интересами. Когда папа позвонил самому главному начальнику — хозяину ТВ Лапину — и сказал: «Надеюсь, покажем мои 20 серий по телевизору?», то услышал в ответ: «А на х… мне твое г… нужно!» Это было еще до беседы Кармена с Брежневым. Съемки интервью могли состояться лишь в идеальных условиях, только на центральном телевидении. Договориться о съемке, когда дело касается Самого, нетрудно. На интервью присутствовал, естественно, и Лапин.
После съемок отец задал Брежневу только один вопрос: «Леонид Ильич, а как вы думаете, надо ли показывать наш фильм народу по телевидению?» Брежнев поднял брови и произнес: «А как же!» Но до выхода в свет своей киноэпопеи отец не дожил…
4375Читайте нас в Facebook
