«Адвокат передал мне слова судьи: если не будет признания, тебе дадут пожизненное, если будет — отделаешься малым сроком»
Ровно месяц назад на свободу вышел Максим Дмитренко — житель города Пологи (Запорожская область), отбывавший наказание за чужое преступление. Напомним: его осудили за изнасилование и убийство 17-летней Светланы Старостенко, в чем спустя несколько лет добровольно признался пологовский маньяк Сергей Ткач, убивший более 70 человек в разных областях Украины. Тем не менее исправлять свою ошибку система не спешила. На это потребовались годы…
На беседу с журналистом «ФАКТОВ» Максим Дмитренко, которому 7 апреля исполнилось 37 лет, согласился охотно. Мы общались на скамеечке у подъезда запорожской многоэтажки, где он сейчас живет вместе с 75-летней мамой и ее старшей сестрой, перенесшей инсульт. Соседи не удивляются журналистам — Максим ведь стал известной личностью, и только здороваются с ним как-то сочувственно.
«Хоть предполагаемых преступников и задерживали, убийства девушек продолжались»
— Мой папа работал врачом, а мама — главным бухгалтером, — рассказывает Максим Дмитренко. — Жили в достатке, летом ездили на море, я был единственным ребенком, нормальным мальчишкой. Мне нравились только физкультура и спорт, другие школьные предметы учил из-под палки. Еще занимался в секции гандбола. Поступил в ПТУ на помощника машиниста тепловоза-электровоза, но поработать по специальности не успел, призвали в армию.
Служил в Днепропетровской области, в ракетной бригаде. Несли дежурства у больших комплексов противовоздушной обороны. Я отслужил полтора года, как вышел приказ сократить срок службы в Украине, и сразу же ушел на дембель. Вернулся домой в 1995-м, а за это время все в стране поменялось — работы нет, зарплаты нет, в депо машинистам выдавали заработок макаронами и сахаром. Новых работников не брали, потому что сократились перевозки. Чем только не занимался: к примеру, брали с друзьями в аренду водоемы, пытались выращивать рыбу. Потом поработал месяц на предприятии, которое выпускает керамику. Хоть и совместно с итальянцами, но деньгами зарплату тоже раз в полгода давали, а чаще — товаром.
Мама еще работала, а папа тяжело болел и через полгода умер. К счастью, был огород, земельные паи. А в 29 лет я загремел в тюрьму. В Пологах произошло одно убийство — посадили человека, второе — другого посадили, потом и моя очередь подошла.
Больше всего местные жители боялись милиции! Потому что, хоть предполагаемых преступников и задерживали, убийства девушек продолжались. Знаю, что, когда меня взяли, народ говорил: «Наверное, опять труп нашли».
— Вы знали погибшую девушку?
— Да. Она жила с парнем, ее мама и папа пили…
— При каких обстоятельствах вас задержали?
— Мы с друзьями сидели в кафе, пили пиво. Я весь вечер был на глазах у людей. Ничего не предвещало беды. Посидели с ребятами до закрытия, и я пошел домой. Весь следующий день готовился к рыбалке — люблю посидеть с удочкой, даже не ради рыбы, а просто для души. Вечером вышел купить сигареты, но ближайший магазин уже закрылся, и я побрел к тому кафе. Там собралась куча народа, милиция, а люди уже шепчутся, что опять произошло убийство. Меня спрашивают: «Ты вчера в этом кафе был?» — «Ну да, сидели за столом». — «Сейчас поедешь с нами». А я — в тапочках, спортивном костюме — вышел за сигаретами. «Давайте я хоть переоденусь?» — говорю. — «И так пойдет». Меня посадили в машину — и в райотдел.
Потом дней восемь то вызывали в райотдел, то приезжали за мной и проводили допросы. И каждый раз начиналось с одного и того же: «Лучше признайся сам». Поначалу культурно… Выясняли, что я делал в кафе, с кем, что пили, потом забрали одежду, в которой я был тогда, уточнив, не стирал ли ее.
Затем вечером к дому подъехал автомобиль: «Сядь, надо поговорить». А в машине началось! Один на меня набросился с кулаками, другой заламывал руки. Вытащили из машины возле райотдела, завели к начальнику милиции, и начался ад…
Я больше месяца просидел в камере предварительного заключения. Каждый день били. Прокурор пришел, спрашивает: «Твое убийство?» Я говорю: «Вы что, издеваетесь? Я в кафе сидел, водку пил!» Мать в милиции уверяли: «У нас сейчас не бьют, с вашим сыном все нормально». Где-то через две недели я уже ничего не хотел и только спрашивал: «Где надо подписывать?» Они так и говорили: через неделю, две, три — все равно подпишешь.
Меня закрыли 2 октября, а убийство произошло, кажется, 24 сентября.
Но если первую подпись получили, выйти на свободу тебе уже не дадут. Меня мучили ночи напролет — надевали противогаз, подвешивали в наручниках… 20 минут повисишь — рукой ложку не поднимешь. Методов и способов столько! Разбили голову, вот даже шрам остался (показывает на лбу след). Через два часа медик из больницы приехала, ей доказывали, что я хотел покончить жизнь самоубийством.
«Экспертиза показала, что изнасиловал не я»
— Но против вас хоть какие-то улики были?
— У меня на брюках, в которых я был вечером в кафе, обнаружили какие-то волокна (как они написали!) со штанов этой девочки, — говорит Максим. — Как они там могли оказаться — не представляю. Хотя, когда у нас (то есть тех, кто находился вечером в кафе) одежду забирали на экспертизу, лежал целый ворох одежды — в пакетах и без них, вперемешку.
Через 37 суток меня отправили в тюрьму в Запорожье. Правда, перестарались перед этим очень сильно. В запорожской тюрьме врач велел снять майку. Когда посмотрел, заявил дежурному: «Я не подпишусь, а вдруг он до утра не доживет?» Меня опять посадили в машину, и милиция начала решать, как со мной поступить, куда меня сдать. В общем, завезли в тюрьму, в транзитную «хату». Спрашивают, целы ли ребра, а я этого уже не могу понять. Правда, в санчасть меня все-таки положили, чтобы очухался.
На следственной комиссии я пытался доказать: «Ребята, я не преступник». Кстати, пришли результаты экспертизы анализов, которые брали у всех подозреваемых, и оказалось, что изнасиловал не я. Следователь был озадачен: меня-то ведь уже закрыли по двум статьям «Убийство» и «Изнасилование». А теперь изнасилование он уже не может пришить…
Но он честно сказал: «Вот твоя экспертиза — распишись». Я спрашиваю: «Ну и как же ты меня будешь садить?» Он отвечает: «Успокойся, ты сейчас увидишь, что такое наши суды».
Приходит на следствие мой адвокат и говорит: «Судья сказала: если не будет признания, она даст тебе пожизненное, если будет признание — отделаешься малым сроком». — «За что?» «Ну, если есть деньги, можно будет как-то что-то решить». Что делать? Выбор небольшой…
— На суде присутствовали журналисты?
— Журналисток было две. Одна написала, что в Пологах нашли очередного козла отпущения, и ее больше в зал заседания не пускали. Сидел еще какой-то дядя, в окно смотрел. В итоге я увидел в газете статью, что насильник-убийца найден, все признал… Маму вызывали, когда требовалось что-то уточнить, а так заседание было закрытым, на него никого не пускали. Приезжали ребята из Полог, которые в тот вечер со мной были, объясняли, что по времени — когда произошла смерть девушки, меня там и близко не было. Но судья выбрала из всех свидетелей одного мальчишку и начала его прессовать: «А может, вы не помните время? А может, вы ошиблись?» В конце концов он признал в зале суда, что перепутал время.
Представитель прокуратуры запрашивал для меня 14 лет, судья дал 13: «Ты не переживай. Десять отсидишь — выйдешь». Я от отчаяния только и сказал: «Пишите, что хотите!» Мне приговор зачитали в день 30-летия, 7 апреля.
— Адвокат пытался вас защищать?
— Я до сих пор не пойму его роль! Все, что я от него слышал: «Давай признавайся, иначе получишь по максимуму». Он, по-моему, 300 долларов с матери взял, принес от нее письмо: «Доверяй ему, это твой адвокат, мы наняли», а в итоге получается, что я от него услышал только предложение признаться. Я удивлялся: есть же результат экспертизы, что я не насиловал. Тот ответил: «Ну, ты не в то кафе зашел…»
«В тюрьме не шокирует, когда сидишь ни за что. Там я не один такой»
— Едва попал в тюрьму, в камере сразу же спрашивают, за что, — продолжает Максим. — Говорю: «Так и так, меня обвиняют в убийстве». — «А, ты пологовский? Тогда понятно». Тюрьма уже гудела, что опять кого-то нашли. Затем приносят обвинительное заключение. Когда его читали, все возмущались: «Как тебя вообще могли судить по этой статье за изнасилование, когда экспертиза говорит, что ты ни при чем?» Поняли, что все притянуто за уши, но сделать ничего невозможно. Либо надо иметь кучу денег.
Еще месяц я сидел в тюрьме, потом этап — и на «двадцатку», то есть в Вольнянскую исправительную колонию № 20. Эта тюрьма отличается тем, что здесь есть дурдом. Если начинаешь куда-то писать, добиваясь правды, могут просто отправить в дурдом, подколоть галоперидол (препарат применяют при шизофрении, маниакальных состояниях, бредовых расстройствах, при ажитированных депрессиях. — Авт.), чтобы ходил, как невменяемый, не понимая, что делается в жизни, главное, чтобы положенный срок человек сидел тихонько.
Потом, когда информация о незаконно осужденных за Ткача всплыла на телевидении, ко мне уже стали относиться осторожнее. Вроде как «мы знаем, что вы вообще-то не при делах, но мы не та система, которая может самостоятельно выпустить», — и попросили подписать отказ от общения с журналистами.
— Что в колонии вспоминалось из нормальной жизни?
— Понимаете, когда приходишь на зону с большим сроком, надо перестраиваться на другую жизнь, иначе тронешься умом. Ведь предстояло сидеть 12 с половиной лет! Мне объяснили: «Можно заняться каким-либо делом, мастерить из дерева или железа». В принципе, везде пишут, что там все занимаются работой, но цеха-то стоят. Первые три месяца было тяжело привыкать к режиму, когда в шесть утра подъем, проверки, шмон. Потом вроде бы привычно стало. Сейчас вспоминаю: один Новый год, второй, третий…
Обо мне телевидение раструбило, что сижу ни за что. Но в тюрьме это не шокирует. Там я не один такой был! Встречал товарищей по несчастью…
— Долго пришлось ожидать отмены приговора?
— Да, еще в 2008 году Верховный суд мне отказал, поэтому я настроился на полный срок — сидеть до 2017 года, и ни о чем больше не думал. Но по телевидению обо мне продолжали говорить. Окружающие спрашивали: «Ты уже собрался домой?» Я отвечал: «Я с 2004 года собран».
Ну а выпустили как-то неожиданно. Я уже знал, что приговор отменили, но освобождение затягивалось. 22 марта я спал, как вдруг ко мне прибежали и разбудили: «Давай собирайся!» — «Куда?» — «Давай-давай, сказали, чтобы ты был со всеми вещами!» Оделся, вышел: 8 часов утра, на вахте куча ментов, каждый куда-то звонит, чем-то озабочен… 40 гривен мне тычут — вот, мол, вас освобождают. Ко мне подошел старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Анатолий Шайда: «Сейчас садимся в машину и полетели». «Куда?» — «Сейчас придумаем». Меня освободили как раз в тот день, когда Янукович был с визитом в Запорожье. До часу дня мы катались по городу, чтобы меня не видели журналисты. Съездили в Пологи, я посмотрел на наш разрушенный дом. Вернулись в Запорожье, поели в кафе, потом милиция цветы купила, чтобы я приехал к маме не с пустыми руками. У подъезда журналисты толпятся, соседи с балконов выглядывают… Не успел зайти домой, как телевизионщики с камерой. Дома мама приготовила мои любимые пельмени. Звонят знакомые, кто раньше освободился, милиция с документами приезжает - они ж мое дело в архив должны сдать. В общем, шумно было.
…Не встретив Максима Дмитренко, журналисты поинтересовались у Президента, будет ли оказана незаконно осужденному какая-либо поддержка государством и властями. Виктор Янукович дал задание запорожскому губернатору Александру Пеклушенко помочь мужчине с устройством на работу. И в понедельник, 23 апреля, Дмитренко вышел на работу в транспортный цех Запорожского автомобильного завода. Работа близка к полученной в училище специальности — составитель поездов. Бывший заключенный (опять по распоряжению сверху) прошел медкомиссию в областной больнице. Доктор даже удивился, что у него такое хорошее сердце после восьми лет отсидки..jpg)
— Зарплату вам какую пообещали? — спрашиваю Максима (на фото).
— Директор распорядился, чтобы было не меньше 3,5-4 тысяч гривен в месяц. Для начала это вроде бы нормально. Губернатор объяснил: «Виктор Федорович сказал, что ты — это он в молодости», поэтому и дал задание, чтобы у меня была работа, было где жить, чтобы все было.
— Сейчас идет следствие против милиционеров, которые выбивали у вас признание. Мести жаждете?
— Нет, ведь, даже если их посадят, восемь лет жизни мне уже никто не вернет! Я примерно представляю, как это будет: когда судили запорожскую милицию за Виталия Каиру (также осужденному за преступление Сергея Ткача. — Авт.) - им дали условное наказание. Воевать с этой системой — себе дороже.
— Характер изменился после всего пережитого?
— Стал более спокойным. Но в Пологах люди и по сей день говорят, что не верили в мою виновность. Отзывались обо мне неплохо, хотя я и не был образцом для подражания. Сейчас вот они рассуждают: как тебя вообще могли судить? Ну, признание в милиции выбивают — это понятно, но судьи не могли не видеть, что и время не сходится, и экспертиза не подходит, все притянуто за уши. Между прочим, как сказал Шайда, моя невиновность доказана поминутно. Но самое интересное, что вопрос о моральной компенсации за выбитые у нас с Демчуком, Каирой и Поповичем признания и годы отсидки будут решать… те же судьи, что и отправили нас в места не столь отдаленные!
— Максим, на улице вас, наверное, теперь в лицо узнают?
— Случается. Выражают сочувствие. Буквально на второй день свободы: стою на улице, подъезжает патруль, спрашивают документы. Говорю: «Нету», хотя паспорт в кармане. «Ну что, поедем личность устанавливать?» — «Поехали». Сажусь в машину, звонит мобильный, а это Дима, следователь: «Ты где?» — «В милиции!» — «В какой милиции?» — «Сижу у патруля в машине». — «Дай им трубку». Что уж он ему говорил, я не знаю, но тот возвращает трубку и говорит: «Иди, а то меня с работы выгонят…»
— Сын не публичный человек и не привык к тому вниманию, которое ему оказывают, — объяснила «ФАКТАМ» мама Максима Дмитренко Ирина Леонтьевна (на фото).
— Скажите, вы, наверное, ни минуты не сомневались в том, что сын не виновен?
— Я-то не сомневалась! После суда сын сказал: «Мама, я никому ничего плохого не сделал». «А зачем же ты признавался?» Он ответил: «На моем месте любой бы признался» — и больше ничего. И сколько я ездила к нему на длительные свидания — на трое суток, никогда не говорил, что с ним делали, как выбивали признания… Даже на суде попросил, чтобы меня не было.
А тогда ведь сразу нескольких подозреваемых задержали. Забрали даже парня, с которым жила та несчастная девушка. Спрашивается: зачем бы он ее насиловал, если она у него дома жила? Потом взяли Ткача — и все прекратилось, ведь девушки одинаковым способом были задушены. Просто милиционеры были непрофессионалами, а может, не хотели себе голову морочить. Выходит, все подтасовано было? Но я милиционеров рядовых не виню, им что приказывали, то они и делали…
Пологовский маньяк Сергей Ткач, ранее приговоренный к пожизненному лишению свободы за совершение ряда преступлений, вновь предстанет перед судом. В этот раз — за убийство, за которое семь с половиной лет отсидел Максим Дмитренко.
1469Читайте нас в Facebook
