Против бывшего спецназовца Андрея Дмитренко возбудили уголовное дело за... лжесвидетельство
На днях над
Между тем у Дмитренко есть железное алиби и много свидетелей, которые подтверждают обратное. По их словам, бойца спецподразделения на месте изъятия наркотиков не было и быть не могло. Более того, человек, у которого изымали наркотики, «понятого» не узнал.
 |
 |
| *Настоящая подпись Андрея Дмитренко (слева) действительно отличается от той, что стоит на документе, предъявленном милицией | |
«Поверь, два-три дня — и ты признаешься даже в том, что убил Кеннеди», — усмехнулся один из милиционеров«
О том, что его фамилия появилась в материалах уголовного дела, Андрей не знал несколько месяцев. А в феврале прошлого года, когда он еще нес службу в спецподразделении «Барс», его маме позвонили из Шевченковского райотдела милиции.
— Узнав, что меня дома нет и в ближайшее время не будет, милиционеры сказали: «Ваш сын является свидетелем в деле по изъятию наркотиков. Нужно, чтобы он явился в суд», — рассказывает Андрей Дмитренко. — Маму эта новость, мягко говоря, удивила. Она тут же перезвонила мне. Я ни сном ни духом об этом не знал. К счастью, мне еще никогда не приходилось быть свидетелем по уголовным делам. Решил, что произошла ошибка. А через несколько недель сотрудники милиции пришли ко мне в часть. Когда я вернулся с очередных тренировочных занятий, меня ожидали следователь и двое оперуполномоченных.
«Андрей, ваша подпись есть в протоколе об изъятии наркотиков у одного гражданина, — сообщил следователь. — Вы должны явиться в суд». «Какая еще подпись? — удивился я. — Вы вообще о чем?» «Где вы были три месяца назад?» — задал встречный вопрос следователь. «Здесь, в части», — ответил я. «А конкретно 16 декабря где находились?» — продолжал допрос следователь. Прикинув по датам, я вспомнил, что в это время лежал в военном госпитале с подозрением на аппендицит. «Значит, ушли из госпиталя, — сказал следователь. — Дело в том, что вечером 16 декабря вы были свидетелем того, как сотрудники милиции изымали у человека наркотики». «Бред какой-то, — растерялся я. — Вы, наверное, меня с кем-то перепутали». «Да я же тебя помню», — вдруг сказал один из оперуполномоченных. «Вот видите, — следователь бросил на меня испытующий взгляд. — А вы говорите...»
Следующий час я безуспешно пытался доказать, что впервые слышу о наркотиках и понятых. Надо сказать, сотрудники милиции производили неоднозначное впечатление. Казалось бы, если произошла ошибка, они должны были как минимум удивиться моей реакции. Но они как будто этого от меня и ждали — с ходу начали яростно мне доказывать, что 16 декабря я был у них в райотделе. Я попросил показать мне протокол с моей подписью. «Вот он», — потряс передо мной бумагой следователь и... тут же ее забрал. Впрочем, я успел увидеть, что на протоколе действительно была моя фамилия и надпись: «С моих слов записано верно». Ниже стояла якобы моя подпись. Но только почерк человека, который это написал, не имел ничего общего с моим! Другой наклон, другая форма букв... Я многие буквы пишу печатными.
«Это писал не я!» — заявил милиционерам. Они переглянулись. «Ладно, — сказал следователь. — Вот вам ручка и бумага. Пишите: „С моих слов записано верно“. Будем сверять почерк». Я написал эту фразу несколько раз. Увидев мой почерк, следователь тяжело вздохнул: «В общем, скажешь, что ты там был и все видел. Это будет быстро. Просто придешь в суд и подтвердишь». «Объясняю вам: меня там не было!» — я уже почти перешел на крик. Тогда меня заставили исписать еще семь листов бумаги для почерковедческой экспертизы. Сотрудники милиции промучили меня полдня. Только когда командир части настойчиво попросил их уйти, милиционеры удалились. «Все равно ты там был и ты это признаешь», — уходя, сказал мне следователь.
Через несколько дней меня вызвали в милицию. Там я опять исписал бесчисленное количество листов, после чего следователь отвел меня в ОБНОН (отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. — Авт.). Там со мной уже серьезно начали «работать». «Зачем ты прикрываешь наркомана? — набросились на меня с обвинениями двое сотрудников. — Ты понимаешь, что сам за это сядешь?» «Какой же ты солдат, если совершаешь преступление? — подошли ко мне другие. — Если не сделаешь то, что тебе говорят, — сядешь на пять лет. Поверь, мы этого так не оставим». «Вы все с ума сошли?! — меня начала бить дрожь. До этого момента я еще надеялся, что произошла ошибка, но тут на меня начали конкретно давить. «Делайте экспертизу, проверяйте, как хотите. Но это был не я!» «Тебе повезло, солдат, что ты сейчас служишь, — усмехнулся один из милиционеров. — Но ведь скоро выйдешь на гражданку. Тогда-то мы тебя и найдем. Поверь, два-три дня — и ты признаешься, что убил Кеннеди». После этого я написал под диктовку двадцать страниц Уголовного кодекса — опять-таки, для экспертизы.
«Ни один эксперт не берется делать экспертизу по копиям. А оригинал злополучного протокола нам не дают»
Вскоре к Андрею Дмитренко в часть приехал незнакомец. Когда солдат вышел на КПП, высокий худощавый мужчина лет пятидесяти начал внимательно его рассматривать. «Нет, — вместо приветствия покачал головой незнакомец. — Это точно не ты».
— Оказалось, это был Владимир Жердев — тот самый мужчина, при изъятии наркотиков у которого я якобы был понятым, — говорит Андрей Дмитренко. — Он специально приехал, чтобы на меня посмотреть. По словам Жердева, 16 декабря прошлого года сотрудники милиции действительно изъяли у него коноплю. В райотдел привели каких-то понятых, которые поставили свои подписи. Но меня там не было.
— Это точно: я хорошо помню людей, которые приходили, — рассказал «ФАКТАМ»
— Честно говоря, ничего не понятно. Если на протоколе расписались другие люди, как там могла оказаться подпись Андрея Дмитренко? И главное, зачем и кому это было нужно?
— Я тоже этого не понимал. Все начало проясняться, когда в отношении меня возбудили уголовное дело. У меня действительно изъяли коноплю, я это не отрицаю. Но сотрудники милиции нашли у меня всего полграмма наркотика, а этого недостаточно для возбуждения уголовного дела. Чтобы привлечь меня к уголовной ответственности, нужно было найти как минимум пять граммов. То, что у меня изъяли всего полграмма смеси, засвидетельствовали двое понятых, которые приходили в райотдел. По идее, меня должны были оштрафовать и отпустить. Но мне начали прозрачно намекать, что сделают это только за солидное вознаграждение. Это привычная для Шевченковского ОБНОНа схема, о ней знают многие. Милиционеры ловят людей, у которых есть проблемы с наркотиками, и даже если найденной у них дозы не хватает для возбуждения дела, их начинают пугать уголовной ответственностью. До тех пор, пока не прибежит кто-то из родственников задержанного и не даст «на лапу». Так было и в моем случае. Только я не собирался ни за что платить — у меня нашли смешную дозу, это видели понятые.
Однако возбудили уголовное дело все равно. Посмотрев постановление, я увидел там уже совсем другую цифру — якобы у меня нашли аж одиннадцать граммов наркотика! Как доказать, что там было всего полграмма? Единственная надежда была на понятых, которые все видели. Я стал их искать. Тут-то и начали происходить странные вещи. Так, одного из этих понятых... вообще не существовало. Это позже подтвердилось на суде — человек с такими именем и фамилией нигде не зарегистрирован, его нет. А второго я нашел в воинской части. Это был Андрей Дмитренко. Но только он не был понятым!
— Для меня тоже кое-что начало проясняться, — продолжает Андрей Дмитренко. — Только одного не понимал: если милиционеры решили подставить человека, почему в качестве понятого написали конкретно меня? Откуда они вообще знают мою фамилию? Я, как и просили милиционеры, пошел в суд по делу Жердева и прямо заявил, что не был понятым. Не менее абсурдной оказалась ситуация со вторым понятым — даже суд признал, что этого человека не существует.
В результате дело Владимира Жердева суд вернул в Шевченковскую районную прокуратуру на дополнительное расследование. Постановление пестрит многочисленными замечаниями в адрес правоохранителей — суд признал, что следственные органы «допустили существенные ошибки и неполноту досудебного следствия, предъявили некорректное обвинение». Судья поручила прокурору найти настоящих понятых.
— Суд все расставил на свои места, — говорит Андрей Дмитренко. — Мне не просто поверили на слово, мои показания тщательно проверили, пообщавшись с врачами госпиталя, в котором я лежал 16 декабря, и с моими соседями по палате (к слову, все они подтвердили корреспонденту «ФАКТОВ», что Андрей Дмитренко целый день был в госпитале и никуда не уходил. — Авт.). Я был уверен, что ситуация разрешилась.
Однако вскоре Андрея Дмитренко зачем-то опять вызвали в Шевченковский райотдел. Там его с порога огорошили новостью: в отношении него... возбудили уголовное дело.
— Не поверите, за лжесвидетельство, — качает головой Андрей Дмитренко. — Я потерял дар речи: «Вам же в суде подтвердили: меня там не было!» «Ничего не знаю, — покачал головой следователь. — Почерковедческая экспертиза показала, что в протоколе есть твоя подпись». Вот эта подпись, — парень показывает копию протокола. — А вот как выглядит мой почерк. Я специально принес вам свои университетские тетради, чтобы вы не подумали, что сейчас специально изменил почерк. Вот тетради, справки из института с моими подписями, датированные позапрошлым годом.
Наверное, не нужно быть экспертом, чтобы не заметить различий. Их видно невооруженным глазом. У Андрея другой наклон, встречаются и печатные буквы.
— Я попросил показать мне заключение экспертизы: как же эксперт мог такое написать, когда все и без того очевидно? — говорит Андрей Дмитренко. — Однако оригинал заключения нам не дали. В деле почему-то были только копии, причем ксерокс «съел» половину каждого листа. Большую часть текста мы так и не сумели расшифровать.
— Может, стоит провести независимую экспертизу, которая расставила бы все точки над «i»?
— Мы пытались ее добиться с того самого момента, как в отношении Андрея возбудили уголовное дело, — рассказывает адвокат Андрея Дмитренко Федор Викторович Мельник. — Но ни один эксперт не берется делать экспертизу по копиям. А оригинал злополучного протокола, где стоит подпись понятого, нам не дают. За последний месяц мы подали множество ходатайств следователю с просьбой назначить повторную экспертизу. И получали отказ за отказом. Остается надеяться, что нашу просьбу удовлетворят в суде. Если нет — мы никогда не сможем доказать, что подпись на протоколах не принадлежит Андрею. Как говорят все независимые эксперты, мы бы и рады провести экспертизу, но вы сначала дайте документ, который нужно исследовать.
— Я много читал о милицейском беспределе, но, пока сам с этим не столкнулся, не представлял, что это такое, — говорит Андрей Дмитренко. — Оказывается, сколько бы у тебя ни было доказательств невиновности, если кто-то захочет, против тебя все равно сфабрикуют дело. Можешь писать жалобы, бить во все колокола, предъявлять очевидные доказательства, но все это бесполезно. Ни прокурор, ни сотрудники Шевченковского РОВД ни за что не захотят признавать своих ошибок. Дело Владимира Жердева сейчас на дорасследовании, и прокурор хочет доказать, что то, на чем он настаивал, — правда: дескать, у Жердева нашли не полграмма, а одиннадцать граммов наркотической смеси, и я был понятым. Правда, не знаю, что он будет делать со вторым понятым, ведь этого мужчины вообще не существует.
Единственное, что я до сих пор не понял: почему милиционеры впутали в это дело именно меня? Как уже говорил, в Шевченковском РОВД я до этого даже никогда не был. Помню только, что когда еще нес службу в «Барсе», часто стоял в окружении, которым руководили высокопоставленные сотрудники милиции. Я регулярно расписывался за технику безопасности. Может, это как-то связано с происходящим?
На прошлой неделе по делу Андрея Дмитренко в Шевченковском районном суде столицы состоялось предварительное заседание. Материалы дела пока никто не разбирал, но все присутствующие еще раз убедились: поддерживающий обвинение прокурор не намерен отступать. Чтобы прояснить ситуацию, мы попросили комментарий у Шевченковской районной прокуратуры. Там нам сказали следующее:
— Доказательства вины Андрея Дмитренко есть, они собраны в полном объеме. Поскольку сейчас дело только начал слушать суд, мы не можем оглашать подробности. Но есть заключение почерковедческой экспертизы, подтверждающее, что подпись на протоколе принадлежит Дмитренко. Он же, судя по результатам экспертизы, написал: «С моих слов написано верно».
— По словам Дмитренко, он не раз просил следствие провести повторную экспертизу, но его ходатайства отклонялись. Да и как же тогда слова его соседей по палате, подтверждающие, что вечером 16 декабря он не выходил из госпиталя?
— В материалах уголовного дела показаний соседей по палате нет. Зато есть показания сотрудников больницы, которые хоть и подтверждают, что Дмитренко в тот вечер был в госпитале, но говорят, что он имел возможность свободно передвигаться по территории госпиталя, стало быть, мог его покинуть. Что же касается повторной экспертизы, то Дмитренко может ходатайствовать о ее проведении в суде.
P.S. «ФАКТЫ» будут следить за развитием событий.
Фото автора
1734Читайте нас в Facebook
