Врубелевская «Девочка на фоне персидского ковра» стала визитной карточкой Киевского национального музея русского искусства
— Наш музей находится в особняке, принадлежавшем меценату, одному из крупнейших в Российской империи коллекционеров
картин Федору Терещенко, — рассказывает заместитель директора Киевского национального музея русского искусства Екатерина Ладыженская (на фото). — Федор и его родной брат Никола, тоже азартный собиратель живописи, были близко знакомы со многими выдающимися художниками второй половины XIX века: Шишкиным, Верещагиным, Айвазовским, Крамским, Репиным, Серовым, Васнецовым... Члены семьи Терещенко нередко соперничали с основателем всемирно знаменитой галереи живописи в Москве Павлом Третьяковым. Например, Третьяков присмотрел на выставке работу кисти Ивана Крамского «Крестьянин с уздечкой. Мина Моисеев», загорелся купить. Но его опередил Федор Терещенко. Теперь этот шедевр находится в нашей экспозиции. Собранные семьей Терещенко картины составляют лучшую часть фонда музея. Их количество не очень велико: меньше двухсот из 13 тысяч экспонатов, которые есть у нас. Но в значительной мере благодаря им наша коллекция русской живописи считается третьей по значимости после собраний Третьяковской галереи в Москве и Государственного русского музея в Санкт-Петербурге.
«Страховая стоимость самых дорогих полотен достигает трех миллионов евро»
— Можно назвать самую ценную картину вашего музея? — обращаюсь к Екатерине Ладыженской.
— Шедевров у нас много. А визитной карточкой, пожалуй, является «Девочка на фоне персидского ковра» Михаила Врубеля. Она для нас, как «Мона Лиза» для Лувра, — одна из самых известных картин коллекции. В 1886 году ее купил у Врубеля племянник Федора Терещенко Иван. Вообще-то он заказал художнику другую работу — «Восточная сказка», заплатив задаток в 300 рублей. Мастер вначале вдохновился замыслом, но затем утратил интерес. Деньги потратил, и на нем повис долг. Врубель часто посещал ломбард ростовщика Дахновича, находившийся на углу Крещатика и Бибиковского бульвара (ныне бульвар Тараса Шевченко), — гению живописи нравилось любоваться выставлявшимися там драгоценностями, игрой света на алмазах, изумрудах, рубинах. У него появилась, казалось бы, беспроигрышная идея заработать: написать портрет дочери Дахновича Мани в окружении роскоши. Рассчитывал, что отец девочки приобретет эту работу. Вот только ростовщик отказался ее покупать. И тогда картину «Девочка на фоне персидского ковра» согласился взять Иван Терещенко.
— После революции реквизированные коллекции членов семьи Терещенко хранили в Музейном фонде, — продолжает Екатерина Ладыженская. — Оттуда картины распределялись без указания имен бывших владельцев. Поэтому первые сотрудники нашего музея не знали, что основная часть коллекции сформирована из полотен, собранных семьей Терещенко.
— В вашем музее есть портреты этих коллекционеров?
— У нас были портреты и Федора Терещенко (написан знаменитым художником Иваном Крамским), и Николы Терещенко (кисти Николая Ге). К сожалению, эти картины пропали вместе с сотнями других экспонатов музея во время войны. Когда она началась, в музей пришла директива о том, что эвакуировать можно всего лишь 50 предметов. Это крайне мало. Понятно, что сотрудники всячески старались вывезти как можно больше. В общей сложности удалось отправить вначале на барже в Днепропетровск, а оттуда по железной дороге в Уфу порядка шестисот полотен. Остальное — 1160 картин, скульптур, других раритетов — оккупанты вывезли в Восточную Пруссию, когда в 1943 году Красная армия приближалась к Киеву. Среди этих экспонатов были полотна Репина, Айвазовского, Васнецова, Маковского, Врубеля... Единственное, что немцам не удалось забрать,- большую мраморную скульптуру Нестора Летописца, которая стоит в вестибюле музея.
Когда Восточную Пруссию очистили от гитлеровских войск, советские компетентные органы разыскали директора местного музея доктора Альфреда Роде, занимавшегося размещением нашей коллекции (а также легендарной Янтарной комнаты. — Авт.). Он сообщил, что экспонаты находились вначале в Кенигсберге (ныне Калининград), а затем в замке Вильденгоф, и сгорели там. Вскоре доктор Роде и его жена погибли при загадочных обстоятельствах. Свидетельства этого человека подтвердила наша бывшая сотрудница Полина Кульженко, сопровождавшая ящики с экспонатами в Восточную Пруссию (после войны Полину Аркадиевну осудили к 10 годам лагерей, подозревая ее в причастности к тайне исчезновения Янтарной комнаты. — Авт.). Во время оккупации Киева Кульженко некоторое время занимала должность директора нашего музея.
Надежда, что коллекция либо ее отдельные части где-то существуют, окончательно не исчезла. Ее поддерживают единичные случаи, когда кое-что из состава музейного собрания неожиданно обнаруживалось. Так, небольшой пейзажный этюд неизвестного художника был найден в Новгородском музее, куда он поступил вместе с вещами, вернувшимися из Германии. Принадлежащей киевскому музею оказалась и картина Василия Штернберга «Итальянка у водоема». Ее принес киевлянин, попросив дать экспертную оценку полотна. Он объяснил, что его отец, участник войны, купил картину на рынке в Германии.
— Какова приблизительная стоимость «Девочки на фоне персидского ковра» и сопоставимых с ней по художественному уровню картин?
— Эксперты определяют так называемую страховую стоимость того или иного раритета. Для пятерки самых ценных наших полотен эта сумма составляет от двух до трех миллионов евро.
«Киевский врач Давид Сигалов подарил музею 400 картин. Среди них работы Репина, Кустодиева, Бенуа»
— Выставки Шишкина, Васнецова, Врубеля и других выдающихся художников, которые проходят в ведущих музеях мира, не могут обойтись без картин, хранящихся у нас, иначе творчество того или иного мастера будет представлено неполно, — продолжает Екатерина Ладыженская. — Поэтому музеи идут на очень большие расходы по экспонированию у себя наших полотен. Как раз страховая стоимость является самой большой составляющей этих трат. Конечно, позволить себе их могут только ведущие музеи мира.
Но в отдельных случаях даже наличие больших денег не является решающим фактором. Скажем, нам пришлось отказать американским коллегам в предоставлении на выставку «Искусство Византии» иконы «Борис и Глеб». Это самый старший экспонат нашего музея — написан во времена Киевской Руси около 800 лет назад. Украинские эксперты пришли к заключению, что перевозка нанесет иконе вред. Тогда американский музей прислал экспертов из США. Они согласились с мнением наших специалистов.
Кстати, недавно завершилась реставрация иконы «Тихвинской Божьей Матери», которая была написана примерно 400 лет назад. Согласно преданию, этот святой образ семь раз являлся рыбакам в разных местах Ладожского озера, а затем на берегу реки Тихвинки. Икона находилась в местном монастыре. Его неоднократно грабили шведы и литовцы. В результате она оказалась в Финляндии в шведской кирхе. Там ее купил в 1740 году полковник гусарского полка Степан Виктович и подарил монастырю, который находился в Киеве на Подоле. В первые годы советской власти его взорвали. А икону вывезли в уже упоминавшийся Музейный городок. Когда я ее впервые увидела в 1980 году, трудно было рассмотреть изображение. Теперь же, после длившейся 15 лет реставрации, образ в хорошем состоянии.
— В бытность Советского Союза шедевры из киевских музеев порой не возвращали с выставок, проходивших в Москве и Ленинграде. Один из самых известных примеров — мозаика Дмитрия Солунского, которая сейчас представлена в экспозиции искусства Киевской Руси в Государственной Третьяковской галерее. Подобные инциденты случались с картинами вашего музея?
— К счастью, нет. Лишь несколько рисунков не удалось вернуть с выставки в Ленинграде из-за того, что самолет, в котором их перевозили, разбился.
— В вашем музее были кражи?
— За 90 лет случилось три кражи. Первая произошла в конце
К сожалению, исчезнувшая двадцать лет назад небольшая по размеру картина Нестерова до сих пор не найдена. Она находилась в закрытой витрине с другими живописными работами. Почему-то факт пропажи выявили не сразу. Злоумышленник каким-то образом сумел незаметно открыть витрину, забрать «трофей», затем закрыть дверцу на замок и уйти. Как смотритель всего этого не увидела, так и осталось загадкой.
— Из каких источников пополняются фонды музея?
— Самый ценный и большой по количеству полотен дар мы получили в 1986 году по завещанию киевского врача-педиатра Давида Сигалова. Его коллекция насчитывала примерно 400 картин, многие из которых шедевры: полотна Репина, Кустодиева, Бенуа... У Давида Лазаревича не было близких родственников, поэтому он распорядился, чтобы после его кончины собрание картин перешло нам. Жена писателя Максима Горького Екатерина Пешкова подарила музею полотно известного художника второй половины XIX — начала XX столетий Абрама Архипова «Молодая крестьянка в желтом платке». Киевский инженер Тульчинский передал картину Константина Коровина...
К нам часто обращаются люди, считающие, что у них есть ценные живописные работы. Но почти во всех случаях оказывается, что они заблуждаются. Оно и понятно: осталось крайне мало картин выдающихся мастеров вне музеев и коллекций. Так что обращение пожилой одинокой женщины, заявившей по телефону о желании подарить нам работу художника Алексея Саврасова, мы восприняли скептически. Однако этот случай стал исключением из правил: женщина была права — у нее действительно хранился Саврасов.
В советские годы нам выделяли небольшие средства на пополнение фондов. Зачастую заплатить авторам всю сумму сразу мы не могли. Скажем, к знаменитому художнику Дмитрию Жилинскому приехали в Москву всего с тысячей рублей. А полотно стоило пять тысяч. Недостающую сумму отдавали частями лет десять.
Мечтаем о богатом меценате. У Третьяковской галереи, Государственного русского музея есть состоятельные спонсоры. Они дают деньги на закупку предметов искусства на аукционах за рубежом, организацию выставок. У нашего музея тоже есть друзья, однако они не могут позволить себе крупные пожертвования. Если нас интересуют работы того или иного художника, просим подарить картину в обмен на возможность провести свою выставку в залах музея.
К сожалению, места для экспонирования у нас мало. Из-за этого редко показываем великолепную коллекцию живописи советского периода, картины лучших художников народов бывшего СССР. Мы надеялись решить эту проблему за счет присоединения к музею соседнего здания. Вопрос рассматривался много лет, но так и не был решен. Сейчас дом, на который мы претендовали, принадлежит частному лицу.
Знаете, в советские годы мы регулярно обменивались выставками с ведущими музеями страны. Чтобы побывать на них, люди по нескольку часов выстаивали в очереди, хвост которой заканчивался возле Мединститута. Это метров двести от нас. Ведем переговоры с коллегами из ведущих российских музеев о возобновлении обменов выставками шедевров на основе бартера.
3232Читайте нас в Facebook
