Валентина Лубченко: «Мужа я никогда не ревновала. Даже если приходил домой в три часа ночи»
Кажется, еще вчера Игорь Федорович был в гостях в редакции «ФАКТОВ». Отличившимся журналистам вручал награды, а нашему шефу говорил: «Саша, ваши выступления на планерках и летучках — это готовые лекции не только для студентов. Ставьте перед собой диктофон, пишите учебник! А то получается: газет в Украине много, но читать хочется не все...»
Газеты «Комсомольское знамя», «Молодь України» и «Освіта», которыми в разное время руководил Лубченко, читать хотелось. Их тиражи росли. Когда один за другим, не дожив до пенсионного возраста, начали умирать от инфарктов и инсультов наши коллеги, Игорь Федорович — на тот момент уже председатель Национального союза журналистов Украины — заявил: сотрудники ежедневных изданий, чья работа связана с постоянными стрессами и недосыпанием, должны выходить на пенсию в 50 лет. Сам он до пенсии дотянул. Главным человеком среди тех, кто продлил ему жизнь, была его жена и друг Валентина Алексеевна, с которой они прожили почти полвека. «ФАКТЫ» попросили ее рассказать историю их знакомства и семейной жизни.
«Увидев, какие у парня синие глаза, я подумала: вот бы за такого замуж!»
— Валентина Алексеевна, Игорь Федорович как-то редко появлялся на официальных встречах с супругой. 
А ведь многим интересно было бы знать, какая она — жена Лубченко...
*«Мы с Игорем прожили 48 лет, — говорит Валентина Алексеевна. — Это были самые счастливые годы моей жизни»
— Кое-кто считал меня преуспевающей богатой женщиной. Хотя это было не так. Мой отец, офицер, 22 июня 1941 года ушел воевать и погиб. Мама, которой в то время едва перевалило за двадцать, осталась одна с нами, тремя маленькими девочками. Кто-то выдал семью красного командира немцам. И нас чуть не расстреляли.
После войны, в
В первый класс меня взяли на год позже — я была очень слабенькая, дистрофик. Но окончила школу, работала старшей пионервожатой. Игоря же впервые увидела в марте 1964 года в Киеве на республиканском съезде молодых учителей. Смотрю — по огромному залу горсовета из конца в конец уверенно, по-деловому ходит красивый молодой человек. Темно-синий костюм, черные, как вороново крыло, волосы. В то время Игорь работал в школьном отделе ЦК комсомола Украины. Лубченко выяснял, есть ли выступающие от областей. Когда приблизился к нашему ряду, я увидела синие-синие глаза! Вот бы мне такого мужа, подумалось.
Второго мая того же года мы, сотрудники школьного отдела Львовского обкома комсомола, готовили группу детишек из школ-интернатов к отправке в пионерский лагерь «Артек». Вдруг открывается дверь, и заходит парень. Я сразу вспомнила, что это тот самый работник ЦК из сессионного зала. «Вы Игорь Лубченко? — спрашиваю. — А у нас сегодня отправка детей в „Артек“. Не сможем вам уделить внимание». «Ничего, и я с вами отправлюсь в Крым», — пошутил. Тут пришла секретарь обкома по школам и забрала Игоря обедать.
На следующий день начальство повезло Игоря показывать работу клубов молодых учителей, затем на экскурсию в Карпаты. Через пару дней возвращаются. А на улице — холодина страшная! Игорь же приехал в костюмчике и тоненькой красной рубашке. Я принесла ему роскошный норвежский свитер, который почти не носила. Подруга спрашивает: " Не жалко?" «Человека надо утеплить», — говорю.
Он поехал в Броды. Вдруг оттуда мне звонит второй секретарь райкома комсомола, как потом оказалось, знакомый не только со мной, но и с Игорем: «Валя, ты не представляешь, какой это парень!» — «Почему не представляю? Видела его на съезде. Еще подумала: вот бы мне такого мужа». — «Надо же! А Игорь завел речь о тебе и сказал: если она согласится, я бы завтра же на ней женился! Сделает тебе предложение — умоляю тебя: выходи за него!» — «А вдруг я не подойду ему по характеру?» — «Я тебя хорошо знаю. И Игоря хорошо знаю. И всю его семью. Замечательная семья!»
На следующий день Лубченко должен был улетать в Киев. Провожаем его в аэропорт. Игорь хочет снять и вернуть мне свитер. Не надо, говорю, не снимайте. Простудитесь. Потом передадите с кем-нибудь. И Игорь улетел, ни словом не обмолвившись. Где-то аж в августе звонит моей сестре: «Где Валя?» «В Алуште», — отвечает сестра. — «Когда будет тебе звонить, передай, пусть едет через Киев».
Прилетаю в Киев. В общежитии ЦК комсомола Игоря нет. Искать его я не стала. Боялась показаться навязчивой. И вот спускаюсь с Банковой на Крещатик. Вдруг возле гостиницы «Москва» вижу — едет машина. В ней сидит Валентина Шевченко, в то время секретарь ЦК комсомола Украины. Увидела меня. Но на крутом подъеме машину остановить невозможно. Валентина Семеновна даже рукой мне не махнула. Хотя, как потом рассказал Игорь, именно она позвонила ему: «Валя в Киеве!»
Не успела я спуститься к Крещатику — Игорь бежит навстречу! «Откуда вы знаете, что я в Киеве?» — улыбаюсь. — «У нас информация налажена четко!» — «Валентина Семеновна сказала?» — «Да», — признался Игорь. В те дни мы и решили связать судьбу.
«В четыре года наша дочь прочитала четырехтомник Аркадия Гайдара»
— Совместную жизнь начинали в общежитии, — продолжает Валентина Алексеевна. — Затем в коммуналке на три семьи. После этого в своей первой квартирке с одной комнатой площадью 12 квадратных метров чувствовали себя как в раю. Наконец в 1967 году нам дали двухкомнатную квартиру площадью 50 «квадратов», в которой живем до сих пор. Игорь как член Союза журналистов имел право на дополнительную жилплощадь. Но этим правом так и не воспользовался. Сколько раз просила: «Игорь, ты же редактор газеты, все твои коллеги-редакторы съехали из нашего дома в более просторное жилье». А он: «Валя! У многих людей и этого нет. Как я могу просить?»
Первого мая 1966 года родилась наша дочь Оксанка. А в июне в Ташкенте произошло страшное землетрясение. Игоря послали в Ташкент на два месяца. Оттуда он отправил в украинские пионерлагеря около пяти тысяч детей. После возвращения побыл дома и снова уехал. Теперь — с инспекцией по тем лагерям, проверял, как у нас принимают эвакуированных детей.
А мы с Оксанкой жили как могли. Я, бывало, ребенка присплю, а сама — по магазинам в поисках каких-то продуктов. Благо, тогда были прекрасные детские кухни, и там можно было купить кефирчик и протертый супчик.
Когда Игорь перешел из ЦК в газету «Комсомольское знамя», Оксанке было два с половиной годика. Приношу, бывало, из почтового ящика газеты (мы выписывали восемь изданий), она тут же их все разложит и выберет папину. В четыре года прочитала четырехтомник Аркадия Гайдара.
— Как муж отреагировал на рождение дочери? Обычно мужчины хотят сыновей.
— Когда ждали малыша, я спрашивала, кого хочет. «Здорового счастливого ребенка. Кто родится — тому буду рад». Отец и дочь обожали друг друга. «Папа, откуда ты все знаешь? — удивлялась Оксанка. — Ты у нас ходячая энциклопедия!» «Мало гулял — много читал», — отвечал отец. Он действительно ни спортом не увлекался, ни чем-либо еще. Только с книгами имел дело. В родительском доме у Игоря была своя комнатка с письменным столом и двумя книжными шкафами. Возле кровати — горы газет и журналов. В Киеве ими у нас был заполнен целый балкон. Игорь читал запоем. Этого же требовал и от дочери.
Он ей выписывал кучу периодики. И «Юный техник», и «Юный натуралист», и «Пионерскую правду», и «Зірку», и «Малятко». Хотя она больше любила таскать у нас «Комсомолку», «Известия». Заявляла: «Хочу читать то же, что и папа. Обменяемся мнениями». Втроем ходили в кино. Я только слушаю потом, как они обсуждают фильм... Телевизора у нас долго не было. Сначала не могли купить, потом — не хотели. Мы — читающая семья. Лишь когда Оксана лежала в больнице с аппендицитом, мы взяли для нее телевизор напрокат. Но вскоре она от него отказалась: «Мне лучше читать».
— Кто ваша дочь по профессии?
— Переводчик с английского и испанского. Я просила Игоря, чтобы приобщил ее к своей профессии. Он ответил: «Не тянется к журналистике — силком не надо». Хоть она могла бы... Когда Оксана училась в шестом классе, мы отдыхали в Варне. И болгарские журналисты, пообщавшись с ней, сказали Игорю: «Девочка задает интересные вопросы. В таком возрасте — и такой кругозор! Ей только в журналисты!» «Захочет — буду готовить», — улыбался Игорь. Дочка же больше любила филологию — английский и испанский языки, прекрасно знала украинский и русский. Бывало, мы с Игорем в разговоре ударение неправильное в каком-то слове сделаем — тут же поправит. Постоянно нас редактировала. Характер у дочери прямолинейный, как у Игоря. На белое всегда говорит белое, на черное — черное. Не умеет ни обмануть, ни схитрить, ни унизить кого-либо.
«Ни разу в жизни Игорь не сказал мне, что я сделала что-то не так»
— Муж говорил что-либо о непростых отношениях редакций с партийными и комсомольскими органами?
— Очень мало. Куда больше рассказывали его коллеги. На мои же вопросы о каких-то его неприятностях чаще всего отвечал: «Зачем оно тебе нужно при твоей гипертонии?» Но я все абсолютно знала.
Некий журналист радио «Свобода» из Мюнхена, бывший киевлянин, ранее работавший в «Комсомольском знамени» и просивший у Игоря рекомендацию для поступления в КПСС (Игорь ему сказал: сначала научись вовремя приходить на работу и нормально общаться с коллегами), сделал несколько репортажей из Украины и выдал фразу, что «Молодь України» — єдина українська газета, яка зуміла вирватися з комуністичних лабет«. Игорь в то время работал уже в этом издании. Радиоперехваты (в советское время существовала спецслужба, которая записывала и анализировала передачи зарубежных радиостанций) я видела своими глазами. Там работали мои знакомые. Они просили передать Игорю, чтобы был осторожнее. 
А он: «Корреспондент счел необходимым написать материал — я его опубликую». Вот такая бескомпромиссность.
*Близкие и друзья считали Игоря Лубченко отличным журналистом и бескомпромиссным человеком, который привык на белое говорить белое, а на черное — черное (фото из семейного альбома)
«Добрые люди» из отдела пропаганды выписали из текстов этих передач (всего их было восемь) весь компромат на Игоря и подсунули Щербицкому. Тот процитировал эту грязь на каком-то большом совещании. В ЦК комсомола сказали мужу: теперь редактором газеты ты работать не можешь.
Валентина Шевченко помогла Игорю устроиться собкором московской «Учительской газеты» по Украине и Молдавии. Он потерял в зарплате. Вместо 250 рублей его ставка была теперь 170 рублей. Хотя мы вовсе не гонялись за деньгами и различными благами. Нам лишь бы было что поесть, почитать да во что одеться.
У Игоря никогда не было времени что-нибудь померить. Но, зная его размеры, я покупала югославскую, гедеэровскую обувь — все совпадало, подходило. Рубашки возила из Москвы — часто ездила туда в командировки. Ему ничего не надо было, кроме, как говорил Маяковский, «свежевымытой сорочки». И галстука. Он их, правда, терпеть не мог, но всегда держал на работе: вдруг какая-то официальная встреча. В бытовом плане мне с ним было очень легко. Помня, какая у него работа, я старалась приобретать товары получше. В Москве по шесть часов выстаивала в очереди в магазине «Белград», чтобы купить ему ботинки, сорочек хотя бы с полдюжины. Костюмы искала в основном в Киеве. Подруги мне говорили: «Валя, ты его сильно не наряжай. Уведут! На него и так девушки вешаются...» Но я никогда не ревновала. Не спрашивала, если даже приходил в три часа ночи, почему так долго. Женщин, друживших с ним, мы называли «Наша кохана».
— Никто не пытался отбить?
— Попытки были. Его коллеги рассказывали после командировок с Игорем: «Валя, там такая к нему цеплялась...» В Союз журналистов я заглядывала только по выходным, когда Игорь работал, а его коллег не было. Поэтому с ними была практически не знакома. Дамы говорили Игорю: «Почему ваша жена никогда не придет, не посмотрит, с кем вы тут?» — «Она знает, что здесь прекрасный коллектив, и знает меня...» — отвечал муж.
Я была счастливой женщиной. Никогда не услышала от мужа скверного слова или повышенного тона. Ни разу в жизни он не сказал, что сделала что-то не так. На семь дней семь сорочек ему готовила, семь галстуков и все остальное. Он знал, что где у него лежит. Когда подросла Оксана, тоже помогала одевать папу — галстуки ему покупала, носки, старалась, чтобы отец выглядел модно. Игорь очень любил запах лаванды. Мог попросить меня, чтобы кто-нибудь из моих крымских коллег привез лавандовые подушечки — они ему помогали от бессонницы.
— Игорь Федорович давно начал болеть?
— После того как его сняли с поста редактора газеты «Освіта», в
— За что его сняли?
— За то, что не кричал на всех углах, что он против коммунистов. Его, кстати, приглашали на работу в ЦК Компартии Украины. Отказался. Сказал, что хочет остаться в газете.
Когда Вячеслав Чорновил, будучи руководителем Руха, хотел забрать под офис Руха столичный Дом учителя, Игорь, горячая голова, дал в газете статью с заголовком «Більшовикам — Смольний, рухівцям — Будинок вчителя?» Чорновил и Таланчук — тогдашний министр образования — не простили главному редактору педагогической газеты такой дерзости. Уволили без разговоров. Игорь четыре года судился. Все это время мы жили на мою скромную зарплату. Сидели на вермишели, постных супчиках. Потом суд восстановил его в должности и обязал виновных оплатить вынужденный прогул.
— Выходит, Владимир Щербицкий и некоторые его коллеги считали Лубченко чуть ли не антисоветчиком, а антисоветчики — «комунякой» и тоже врагом народа...
— Слава Богу, у народа в лице выразителей его интересов — журналистов оказалось больше мудрости, чем у всех политиков, вместе взятых. Чуть ли не все издания Украины встали на защиту Игоря, а затем его в течение 15 лет избирали руководителем Союза журналистов. Сколько он спас газет, которые местная власть хотела закрывать! Скольких журналистов — от безработицы! Он так много сделал, чтобы объединить журналистов Востока и Запада Украины.
4349Читайте нас в Facebook
