Дочь "айдаровца": "Погибший отец будто противился возвращению домой, потому что... не успел довоевать"
Розовые, красные, желтые, белые… Гвоздики и розы. Под ногами. В грязной снежной жиже. Сплоченная горем многотысячная толпа, идущая вслед за гробом, топчет эти живые цветы, которыми устлана последняя дорога Героя.
Боль и слезы. Плачут даже крепкие мужики в камуфляже и с автоматами наперевес, приехавшие из Трехизбенки проводить своего товарища в последний путь. Всю скорбь и горечь утраты они вымещают в мощной прощальной очереди в воздух из своего оружия. В тихом курортном Миргороде, в глубоком тылу, эти звуки режут слух горожанам. И отзываются тревогой в сердцах.
Уничтожив ночью вместе с четырьмя сослуживцами вражеский блокпост, «Седой» даже своему командиру не сказал об этом
За голову 52-летнего миргородчанина Сергея Никоненко боевики готовы были заплатить 450 тысяч долларов. Наши однажды засекли их переговоры, из которых и узнали цену своего боевого побратима. Сами «айдаровцы» значительно раньше поняли, что «Седой», примкнувший к ним прошлым летом, бесценен. Один стоит целого батальона. Поэтому берегли его, как могли. Долго держали на базе. Никоненко был корректировщиком огня, что называется, от Бога. С помощью Интернета и планшета или по старинке — с помощью топографической карты, он со стопроцентной точностью вычислял боевые вражеские позиции. С его подачи наша артиллерия уничтожила значительные силы противника. И боевики устроили охоту на «Седого».
Но сидеть в укрытии, в тылу было не для Сергея. Он рвался в бой.
— Сережа многое умел и все делал на отлично, — вспоминает его командир с позывным «Егор». — Когда он перешел в разведотряд, на том участке фронта, где мы работаем, появились чеченцы-кадыровцы. И боевой дух у молодых ребят несколько подупал. «Врага нужно уничтожать жестко, динамично и эффективно!» — с улыбкой наставлял «Седой» бойцов, излучая оптимизм. Как старший разведгруппы Сережа включал в нее малоопытных бойцов и показывал им в реальной обстановке, как действовать. Бывало, и в засады попадали, но из боевых операций — а их у него было не менее пятнадцати — он всех подчиненных приводил живыми. Поэтому сослуживцы не боялись ходить с «Седым» в разведку, даже напрашивались. Но сколько он, чтобы добиться безупречности выполнения задания, переползал на животе наравне с молодежью! Самым близким людям жаловался, что очень болят ноги, тем не менее, поблажек себе не делал.
Сергей часто рисковал, чтобы уничтожить как можно большее число врагов. Как-то ночью, рассказывают друзья, он вместе с четырьмя бойцами, такими же отчаянными, как и сам, совершили вылазку на вражескую территорию. И врукопашную уничтожили блокпост боевиков под Трехизбенкой. Командир узнал об этом только из сообщения в Интернете. Хотя данные о мстителях там, естественно, отсутствовали. «Так это твоих рук дело, «Седой»?" — догадался командир. В ответ Сергей только улыбнулся.
Никоненко по жизни был воином. Но стать военным, как мечтал, было не суждено — в Суворовское училище его не приняли по состоянию здоровья. А уже в зрелом возрасте, лет десять назад, мужчина попал в жуткую автомобильную аварию. Перелом позвоночника в двух местах и черепно-мозговая травма надолго приковали к постели. Но не сделали инвалидом! Сергей ценой невероятных усилий научился сперва ходить… на руках. Потом с костылями, потом с палочкой. О пережитом со временем напоминала лишь его качающаяся походка. А люди, не знавшие об этом, думали, что он бывший моряк.
Когда же мучили страшные головные боли, Сергей просто сжимал голову руками и сцеплял зубы. Уговорить его принять таблетку было невозможно. «Я же мужик, я должен все вытерпеть!» — обычно отмахивался от помощи.
Испытания для Сергея начались еще в детстве. От них с мамой рано ушел отец. Когда мальчику исполнилось десять лет, умерла мама, которая тяжело болела. Сергей признавался, что детство для него пахнет корвалолом — его запах постоянно витал в их доме. Быть обузой деду с бабушкой ребенок не захотел. Сам хозяйничал: топил хату, готовил еду, стирал… Еле зиму пережил. А перед новым учебным годом попросился в школу-интернат. К родственникам приезжал только на каникулы. Дед, которым Сергей все жизнь гордился, ветеран Великой Отечественной, никогда не баловал внука. Другим внучатам помогал деньгами, а ему обычно говорил: «Ты настырный, всего сам добьешься».
Для Сергея эти слова стали своеобразным напутствием. Он старался доказать и себе, и другим, что не лыком шит. Получил высшее образование, много лет отработал на севере России инженером-геологом — руководил бригадой по поискам залежей нефти и газа. Именно эти навыки ему позже пригодились на войне, когда приходилось вычислять вражеские позиции.
После распада Советского Союза, оставшись без работы, занялся бизнесом. Взяв в аренду пруд, начал разводить в нем рыбу. Сам ее солил и коптил большими партиями. Спал по три-четыре часа. И так много лет подряд. Позже занялся еще и свиноводством. В последнее время на его ферме содержалось 70 свиней. До того как уйти на фронт, Сергей чужих людей к животным не подпускал. Несмотря на постоянно дававшие о себе знать последствия ДТП, а также перенесенные инсульт и инфаркт, сам таскал неподъемные мешки с кормом.
А близкие удивлялись: тяжелая постоянная работа не огрубила душу мужчины. Он мог восторгаться каким-нибудь цветком: «Какая красота!» Подолгу рассматривал грибок или ягодку, приговаривая: «Это ж надо, чтобы природа такое сотворила!»
«Отправляясь первый раз в Луганскую область как волонтер, отец уже знал, что будет воевать в добровольческом отряде»
— Сергей Никоненко был трудяга, каких мало, — отзывается о погибшем председатель Миргородского районного совета Анатолий Карбан. — Хозяин! Жизнь его как будто испытывала без устали. А он только крепче становился, каждый день доказывая, что чего-то стоит. При этом его глаза всегда улыбались, каким бы уставшим он ни был. Делать людям добро было его внутренней потребностью. Меня поразило, когда Серега однажды занес в мой кабинет ведро меда и сказал: «Я угощаю!» Это не было подхалимством. Он, как я позже узнал, никогда не продавал мед со своей пасеки, только раздавал — друзьям, соседям, нуждающимся. Частенько развозил интернатским деткам сладости… Думаю, надпись на его любимой футболке «Если не мы, то кто?» выражала всю его сущность.
Еще меня и многих, кто знал Сергея, поражала его интеллигентность, даже аристократичность. Он хорошо знал историю, был начитан, обо всем имел собственное мнение. Богатство внутреннего мира сочеталось у него с внешней красотой. Ему очень шли аккуратно подстриженная «профессорская» бородка, длинные ухоженные волосы, которые он стягивал в узел и за что его в Миргороде прозывали Косичкой, выцветшая под солнцем бандана на голове. И уж когда он принимал какое-то решение, то не сомневался в своем поступке. Помню, о том, что он остается на фронте, Сергей сообщил обыденно, словно речь шла о рыбалке.
— Скромный был. Будучи на передовой, для себя ничего, кроме кофе и сигарет, не просил, — добавляет волонтер Елена. — Всегда с оговоркой: «Если можно…» И только когда спросишь, что нужно привезти. А то, бывало, звонишь ему, а он извиняется, что не может разговаривать, обещает перезвонить, когда освободится. «Это ж наверняка сидит на каком-нибудь сучке, разведывает местность и еще извиняется», — обычно так реагировал на это мой супруг, который постоянно мотается в Сережино подразделение с передачами от миргородчан.
Сергей Никоненко включился в волонтерскую деятельность, как только возле Миргорода — объекта стратегического значения, поскольку здесь базируется военный аэродром — стали оборудовать блокпосты военные 80-й аэромобильной бригады из Яворова Львовской области. Кроме БТРов и автоматов, у ребят ничего больше не было. Местные начали их подкармливать, обеспечивать дровами, «буржуйками», теплой одеждой, водой.
— Я как раз рассчиталась с работы в Полтаве и вернулась домой, — рассказывает 21-летняя дочь Сергея Никоненко Богдана. — Свободного времени было много, поэтому садилась к папе в микроавтобус, и мы вместе объезжали блокпосты. Оставляли военным все необходимое, потом снова собирали передачи. Папе помогали в основном друзья, но он сам много средств вкладывал в эту помощь. А как только освободили город Счастье в Луганской области, отец отправился туда с гуманитарной помощью. У него тогда уже лежал в машине рюкзак с личными вещами — хотел остаться в добровольческом отряде «Айдар». Но на той базе, где он вел переговоры, его отправили проходить спецподготовку. Отца это немного покоробило, поскольку получалось, что в его нужности фронту засомневались. А военное дело папа знал на «отлично». Помню, как он гордился тем, что из охотничьего ружья попал дикому кабану в ухо! И меня, начиная с пяти лет, учил стрелять.
Как любой мужчина, Сергей Никоненко мечтал о сыне. Но когда родилась вторая дочка, он расстался с этой мечтой. Зато младшую Богдану стал воспитывать, как мальчишку. Купил ей боксерскую грушу, водил в секцию бокса, брал с собой на охоту. Девочка выросла под стать отцу — решительной и бесстрашной. И такой же патриоткой, как он.
— Через две недели мы с папой и председателем районного совета Анатолием Евгеньевичем Карбаном снова отправились в горячую точку с гуманитаркой, — продолжает Богдана. — В этот раз у папы все получилось — его взяли корректировщиком огня. Я просилась остаться с ним, но он сказал Анатолию Евгеньевичу: «Забирай машину и Богдану и возвращайтесь в Миргород». Меня это задело. В родной город я вернулась ненадолго. Собрав очередную партию материальной помощи для бойцов, попросила Анатолия Евгеньевича выдать мне справку, что я волонтер, чтобы на блокпостах не возникало проблем, села за руль машины, которую мне подарил отец, и самостоятельно отправилась в уже знакомом мне направлении.
Обратно они вернулись вместе спустя почти шесть месяцев. Дочке пришлось сопровождать отца домой в микроавтобусе с табличкой «Груз 200».
Ценой своей жизни Сергей Никоненко спас от верной гибели почти три десятка боевых побратимов
— Папа, узнав о моем решении остаться рядом с фронтом, только плечами пожал: «Что я могу сделать?»— грустно улыбается девушка. — Я устроилась на базе «Айдара» — сначала поваром, позже перешла в санитарную роту. До шестнадцати лет я боялась крови и уколов. А тут куда только и страх делся. Во всяком случае, руки не трясутся, когда бинтую рваные раны, разбитые головы или делаю внутримышечные инъекции.
Нас с отцом разделяло приблизительно шестьдесят километров. Каждый делал свою работу. Иногда мы случайно встречались с ним в Счастье. Но чаще виделись на линии огня — я ездила к нему на свидания. Конечно, просилась в бой — ребята, стоявшие на блокпостах под Миргородом, обучили меня стрельбе из боевого оружия. Да кто ж меня пустит?
Богдана первой узнала о смерти самого близкого ей человека. В то время, когда отца тяжело ранило, девушке как раз снился сон, будто его привезли раненого в медсанчасть, и она начала кричать на друга, который плохо наложил отцу жгут. Принялась сама перевязывать папу, но тут появились врачи и забрали его. В этот момент Богдану разбудили и сообщили, что ее отец действительно ранен.
— Пока мы добирались до больницы в Счастье, куда папу доставили после обстрела школы, в которой располагались «айдаровцы», он умер, — Богдана старается не плакать. — С полученными им ранениями выжить было невозможно. Взрывной волной ему повредило все внутренние органы, кроме того, перебило ногу в двух местах и руку. Мне рассказывали, что противник применил для обстрела школы новые снаряды, которые прожигают два бетонных перекрытия и взрываются внутри. Отец, видимо, услышав выстрелы, первым бросился к своему гранатомету и попал под этот снаряд. Приняв весь удар на себя, закрыл своим телом боекомплект, лежавший рядом. Спас таким образом около трех десятков сослуживцев. Ведь, если бы боекомплект взорвался, в живых не осталось бы никого!
Дочка погибшего рассказывает, что они с отцом мечтали перед Новым годом вырваться домой хотя бы на пару деньков, но не получилось. А умерев, он как будто противился этому возвращению. Едва машина, в которую погрузили гроб, отъехала от морга, у нее произошла поломка. Поменяли автомобиль, и буквально тут же его пришлось ремонтировать — отвалился глушитель. Однако ехать дальше было практически невозможно из-за густого тумана. Потом движение долго осложнял снег, перешедший в ливень…
— Папа как будто хотел сказать с небес: «Рано мне уезжать отсюда, я своего еще не отвоевал!»— говорит Богдана. — Но за него довоюем мы! Дай Бог, его смерть, как и смерть других патриотов, сложивших свои головы за независимость Украины, будет не напрасной.
*21-летняя Богдана характером пошла в отца. На его похоронах девушка пообещала, что снова вернется на фронт, где она чувствует себя нужной (фото автора)
За неделю до трагической гибели Сергей Никоненко отрезал свою косичку, с которой ходил тридцать лет, — на войне не было возможности ухаживать за длинными волосами. И, поглаживая короткую стрижку, пообещал товарищам: «Если вернусь домой, еще лет тридцать не буду стричься».
Он вернулся героем. А герои не умирают. Ему скандировали это тысячи земляков, опускаясь на колени перед гробом, утопающим в цветах…
Фото в заголовке из семейного альбома
11591Читайте нас в Facebook
