Полтавчанин, год добивавшийся повестки в военкомат, покончил с собой через два дня после мобилизации
Собираясь на войну, Игорь Ярмыш побрил налысо голову, положил в рюкзак «сухпаек», состоящий из хлеба, сала и лука — особых разносолов дома не было. Взял даже шило — на случай, если обувь порвется, чтобы быстро отремонтировать. Уже выйдя за ворота, вспомнил, что забыл саперную лопату, поэтому вернулся. «Вдруг надо будет зарываться в землю», — объяснил матери. Она давала сыну в дорогу сто гривен, но он категорически отказался: «Достаточно пятидесяти. Я же буду на государственном обеспечении».
— Получив повестку о мобилизации, Игорь шел пешком домой из райцентра целых 18 километров, — рассказывает 64-летняя Людмила Ярмыш, вытирая горькие слезы. — Объяснил, что таким образом хотел проверить свою выносливость. Сын был счастлив, что будет защищать родину. Он целый год добивался этого! Говорил: «Если погибну под пулями, то как герой. А если, даст Бог, вернусь домой — начну новую жизнь».
*Игорь Ярмыш был счастлив, когда наконец получил повестку в армию
Воевать 28-летнему жителю села Писаревка Новосанжарского района Полтавской области Игорю Ярмышу не довелось. Оказавшись в Полтавском учебном центре войск связи, где он должен был пройти подготовку в течение 34 суток, прежде чем отправиться на передовую, молодой человек через два дня выбросился из окна казармы на третьем этаже.
Родные и близкие погибшего не верят в то, что парень мог совершить суицид.
О том, что с Игорем происходит что-то непонятное, заметила его старшая сестра Катя. Она живет в Полтаве, работает комендантом студенческого общежития и за короткое время дважды навещала брата в центре подготовки.
— В первый день Игорь выглядел довольно бодрым, — рассказывает сестра погибшего Екатерина Кондратьева. — Мы с мамой, если честно, были против его решения идти воевать. Не раз говорили об этом, но брат не разделял нашей тревоги. «А кто же вас тогда будет защищать?» — успокаивал он нас. И нам пришлось смириться. В общем, встретившись в центре подготовки, я уже не заводила разговора на больную для меня тему. Наоборот, старалась поддержать Игоря морально.
А спустя всего сутки Катя застала брата в абсолютно подавленном состоянии.
— Он даже встречаться со мной не хотел, я еле уговорила его выйти в комнату для свиданий, — продолжает Екатерина. — Игорь выглядел уставшим, с синяками под глазами, как будто в передряге в какой-то побывал, на голове — свежая царапина. Вел себя грубо. «Что ты придираешься? Нечего из меня ребенка делать! Все у меня нормально», — то и дело огрызался. Жаловался лишь на то, что у него болит ухо, а на лекциях приходится много писать.
В тот же вечер, в начале одиннадцатого, Игорь позвонил маме. «Мне плохо, голова болит, а тут шум такой, что спать невозможно, — сказал в конце разговора. И добавил: — А завтра утром будет еще хуже».
— Я не придала тогда значения этим словам, — вздыхает мама погибшего Людмила Борисовна. — И вообще материнское чутье мне ничего плохого не подсказывало. Ну не было повода для того, чтобы молодой, здоровый верующий парень решил свести счеты с жизнью! Сын строил планы на будущее и просил меня приехать к нему на следующий день, привезти камфорный спирт, чтобы прикладывать к больному уху, и кое-какие бумаги…
Людмила Борисовна опоздала на несколько минут. Она уже стояла на КПП, ждала встречи с сыном, когда в ворота «учебки» проехала «скорая». Сердце женщины екнуло. «Это к моему ребенку? — бросилась она к дежурному. — Скажите, что с ним!»
— Почему я не легла под колеса той машины медпомощи, которая через несколько минут выехала с территории военного объекта и вывезла моего сына? — плачет безутешная мать. — Говорят, он еще был жив…
В то, что говорят командиры учебного центра войск связи по поводу самоубийства мобилизованного Игоря Ярмыша, родные верят меньше всего.
— Дело в том, что в день трагедии, двадцать первого марта, мне позвонил помощник командира взвода, в который попал Игорь, и начал расспрашивать о его состоянии здоровья, — говорит Екатерина Кондратьева. — В частности, о том, какие стрессы брат переживал в прошлом и как это на нем сказалось, намекая на его психическую неуравновешенность. Я рассказала, что в нашей семье произошли две трагические смерти — утонула старшая сестра, а через два года — самый младший брат. После этого мы все, в том числе и я, изменились. Игорь стал более замкнутым, никому не позволял лезть себе в душу. А еще — очень набожным. Мог открыто молиться, ни на кого не обращая внимания. «А вообще, лучше пообщайтесь с мамой — она через час-полтора к вам подъедет», — сказала я офицеру.
Катерина предполагает, что помощник командира взвода позвонил после того, как с Игорем что-то произошло. Возможно, его уже тогда не было в живых. Не исключает, что брата могли избить и выбросить в окно. На такие мысли ее наталкивает ряд обстоятельств. Во-первых, Игорь не отвечал на мобильные звонки с самого утра. Во-вторых, ей не позволили осмотреть тело в морге. В-третьих, руки парня были почему-то сильно разбиты. Неужели человек, лишившийся рассудка и решивший покончить жизнь самоубийством, будет закрывать руками голову при падении? В-четвертых, расстояние от места падения до здания, из окна которого якобы выбросился боец, слишком большое…
— Легче представить человека самоубийцей, нежели докапываться до истины, правда же? — размышляет Катя. — Мне сказали, что «скорая» повезла Игоря в реанимацию военного госпиталя. Причем подчеркнули: в медучреждении он пробудет не меньше суток. Наверное, для того, чтобы я не спешила туда ехать. Теперь понимаю: на самом деле командирам нужно было затянуть время, пока следователь прокуратуры осмотрит тело Игоря и уедет. А без него родственников в морг не пускают. Кстати, маму часа два продержали в учебном центре, куда я тоже приехала, узнав о происшествии. То ей давление мерили, то кардиограмму делали, то отпаивали лекарствами… А потом выяснилось, что в госпиталь брат не поступал. Якобы он умер по дороге…
— После смерти Бори, младшего сына, Игорь оставил работу в Одессе и из дому больше не уезжал, — говорит Людмила Борисовна. — На похоронах обнял меня за плечи. «Мамочка, родненькая, я тебя никогда не брошу!» — поклялся. Я почти все время жила в Полтаве с детьми старшей дочери Богданы, которая при непонятных обстоятельствах утонула в речке на выпускной вечер своей дочки-школьницы. Ровно через сорок дней внезапно умер ее муж, и я перебралась к внукам в город. А Игорь хозяйничал в родном доме сам. Затеял ремонт, выращивал вьетнамских поросят, нанимался к дачникам на работу. Люди отзывались о нем только хорошо. Он нормальный, адекватный парень. Совестный, добрый, рассудительный. Я его философом называла за привычку рассуждать. Никогда не поверю в то, что мой сын, зная, что я к нему еду, мог такое совершить!
Такого же мнения и друзья Игоря.
— Срочную службу он проходил в погранвойсках на украинско-молдавской границе, — рассказывал один из одноклассников на похоронах парня. — То есть знал, что такое армия, и морально был готов терпеть тяготы и лишения. Вряд ли что-то могло довести Игоря до суицида. Он был патриот. При встречах говорил: «Мне больно оттого, что враг топчет мою землю, а я не могу ее защищать». Скорее всего, ему «помогли» уйти из жизни. С самого начала в комментариях правоохранителей говорилось о двух свидетелях самоубийства Игоря. Возникает вопрос: неужели они не смогли остановить парня? Не может такого быть, чтобы человек целый год рвался на войну, обивал пороги военкомата и всего через два дня после мобилизации свел счеты с жизнью, не желая отправляться в зону боевых действий! Теперь говорят, будто у Игоря было что-то с головой. Бред какой-то! Мы, друзья, постоянно с ним общались и ничего странного не замечали. Парень книги любил, электротехникой увлекался. Мечтал создать семью, детей воспитывать…
Что же на самом деле произошло в Полтавском учебном центре войск связи 21 марта? Заместитель командира части по работе с личным составом Юрий Кривонос говорит, что очень надеется на объективность расследования, которое ведется одновременно Киевским райотделом милиции Полтавы и прокуратурой этого района. По его словам, мобилизованный Ярмыш вел себя в тот трагический день неадекватно. Например, на теоретических занятиях вместо того, чтобы, как все, конспектировать лекции, сидел с отсутствующим видом. Когда преподаватель интересовался, почему он не пишет, боец молча улыбался либо отвечал, что ему неинтересно.
*У мамы погибшего Людмилы Ярмыш состоялся нелегкий разговор с командиром части по работе с личным составом Полтавского учебного центра подготовки войск связи Юрием Кривоносом (фото автора)
— На следующее занятие Игорь вообще не явился, — говорит Юрий Кривонос. — Подошел к дежурному по казарме и сказал: «Пошли к ротному, я объясню ему, что не хочу служить». Дежурный начал успокаивать парня, но потом таки отвел его к ротному. Тот более двух часов беседовал с Ярмышем. И пришел к выводу, что необходимо готовить документы для осмотра мобилизованного психиатром. Прежде чем уйти в канцелярию и заняться бумагами, поручил двум дежурным присматривать за Игорем. Тут началось построение на плацу перед обедом. Ярмыш отказался идти вместе со всеми и вернулся в бытовую комнату. Дежурный — мужчина сорока лет — пошел следом за ним. У них состоялся разговор, и Игорь вроде бы согласился спуститься в столовую. Но вдруг резко сделал шаг в сторону, пробежал буквально три метра до окна и выбросился…
Возможно, на его поступок, считает Юрий Кривонос, повлияла резкая смена обстановки, ведь долгое время Игорь жил один и общался чаще с Богом, чем с людьми.
Сестра погибшего осматривала место происшествия. И ее мучает вопрос, каким образом брат мог выбить двойное стекло окна, не порезав открытых участков тела? Кроме того, чтобы совершить смертельный полет, ему надо было сначала запрыгнуть на подоконник (в нижней части окна располагается фрамуга), а потом только броситься вниз.
После трагедии в Полтавском центре подготовки войск связи общественность заговорила о некачественной работе военкоматов — дескать, план по набору мобилизованных пытаются выполнить даже за счет больных. Один из резервистов, с которым мне удалось поговорить на похоронах Игоря, рассказал, что в армию берут даже тех, у кого отсутствует одно легкое, ранее судимых, имеющих целый букет болезней. Командный состав центра подготовки подтверждает, что среди призывников есть бывшие заключенные, не забыв, однако, упомянуть: нынешний контингент мобилизованных гораздо мотивированнее своих предшественников.
Не пролил света на ситуацию и военный комиссар Новосанжарского районного военкомата Александр Бабенко:
— Полгода назад, пройдя медкомиссию, Игорь Ярмыш был определен в роту охраны. Есть заключение психиатра, нарколога, невропатолога о состоянии его здоровья. В остальном пусть разбирается следствие.
— Легче симулировать инфаркт миокарда, нежели психическое заболевание, — говорит главный психиатр Полтавской области Виталий Закладный, которого я попросила прокомментировать случай. — То есть утверждать, что медицинская комиссия что-то проглядела, я бы не стал. Судя по всему, с психотравмой, которую Игорь пережил после двух трагических смертей в семье, он справился, поскольку был настроен на позитив и строил планы на будущее. В то же время решение свести счеты с жизнью во многих случаях принимается мгновенно. Следствие должно изучить, что именно побудило человека совершить роковой шаг. Чаще всего инстинкт самосохранения и желание жить может пересилить только комплекс причин. Видимо, произошло нечто очень важное, что и вызвало такую реакцию молодого человека. Это, разумеется, если абстрагироваться от возможного криминального характера смерти.
Прокуратура первоначально открыла уголовное производство по факту убийства. В ходе расследования оно может быть переквалифицировано.
— Если бы не было этой войны, мой сын остался бы жив, — плачет безутешная мать.
Игоря похоронили как солдата, в военной форме. Центр подготовки взял на себя основные расходы по проведению погребения. Вот только сапоги погибшему выделили… на четыре размера меньше. Родственникам пришлось просить, чтобы их заменили.
22560Читайте нас в Facebook
