Лесь Танюк: "Даже если буду умирать, мне всегда хватит минут, чтобы встать на колени перед женщиной"
Однажды Леся Танюка спросили: «Так есть ли в жизни вечная любовь?» «Несомненно, — ответил он. — Истинная любовь — это всегда и мгновенья, и вечность, и микромир, и Вселенная». А когда журналисты интересовались, где на земле ему всего милее, говорил: «Дома, среди родных». Он был однолюб. Раз и навсегда выбрал спутницу жизни — свою супругу Нелли Корниенко. Вместе они прожили 53 года. Целую вечность…
«Мы чувствовали друг друга капиллярами», — говорит Нелли Николаевна. Сегодня в их доме все напоминает о Лесе Степановиче. Возле его фотографии на столе лежит книжечка в самодельном переплете с последними дневниковыми записями. Дневники Танюк вел с 1956 года и сам потом переплетал их в отдельные книжки. В них — хроника эпохи, пропущенная через душу украинского интеллигента. 217 томов! (Издано пока 37). Труд беспрецедентный и почти неподъемный для одного человека. А ведь он еще писал стихи, переводил на украинский язык зарубежных классиков, выпустил более 600 публикаций на темы культуры, политики и искусства. Многие его высказывания стали афоризмами, а прогнозы оказывались вещими…
— Лесь был мудрецом, — говорит Нелли Корниенко, доктор искусствоведения, академик Академии искусств Украины, создатель и директор Национального центра театрального искусства имени Леся Курбаса. — И в то же время ребенком — с удивительно чистым, пронзительным восприятием жизни как новости. Новости ежедневной, ежечасной. Я думаю, это связано с его детством. Трехлетним ребенком он с родителями (после провала подполья) попал в немецкий концлагерь, где провел четыре года. И все это время — именно когда и формировалась личность — находился в ситуации жесткой экстремы, в состоянии «на грани». Отсюда, наверное, ранняя мудрость.
Лесю было всего 20 лет, когда он организовал Клуб Творческой Молодежи в Киеве — сперва в театральном институте. По сути, с этого начался новый всплеск украинской культуры — после «расстрелянного Возрождения» 1920−30-х годов. И хоть Лесь не заявлял об этом открыто, идея была именно такой. Представьте масштабность замысла студента Театрального института!
*Лесь Танюк и Нелли Корниенко прожили вместе 53 года (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Благодаря Клубу Творческой Молодежи вы и познакомились с Лесем Степановичем?
— Да. Предыстория тут такая: после окончания университета я преподавала в киевском интернате. И вдруг меня пригласили на работу в горком комсомола, инструктором идеологического отдела. Я должна была отвечать за творческие коллективы — театры, студии, вузы. И в результате познакомилась с совершенно замечательными людьми из Клуба Творческой Молодежи, президентом которого был Лесь, и с его окружением. Сегодня они великие, а тогда только прокладывали свои первые тропы. Лина Костенко, Иван Дзюба, Иван Свитлычный, Леня Грабовский, Иван Драч, Алла Горская, Людмила Семыкина, Галя Севрук, Виктор Зарецкий… С первой же акции — вечера памяти Курбаса — я почувствовала возможную опасность от власти для этих безусловно талантливых и порядочных людей. Я всегда делила мир только на талантливых и не талантливых, порядочных и нет. Они — были безукоризненны по помыслам и таланту, по свободе. Власть же редко демонстрировала Истории подобные качества, она всегда их боялась. И имела для этого все основания.
Тот вечер памяти гениального украинского режиссера, расстрелянного на Соловках, имел далеко идущие последствия. Из Октябрьского дворца люди расходились за полночь. Толпа народа хлынула на Крещатик. И тут к организатору вечера Лесю Танюку подошла незнакомая женщина: «Вот вы все о Соловках да о Соловках. А у нас под Киевом свои Соловки». Так началось расследование трагедии в Быковнянском лесу (оно завершится лишь спустя четверть века, и ежегодно «Мемориал», возглавляемый Лесем Танюком, будет собирать людей в Быковне на месте расстрелов — чтобы помянуть 120 тысяч жертв сталинского режима).
Между тем Нелли Корниенко вызвали «на ковер» к руководству горкома — по поводу «националистического» вечера Курбаса. «Почему же националистический?» — возразила она. Затем были еще вечера, и… еще конфликты.
— Нас с Лесем всячески старались разъединить, — вспоминает Нелли Николаевна. — Дошло до того, что мой шеф — секретарь горкома — официально запретил (!) мне выходить замуж за Танюка. И тогда я написала заявление об увольнении с формулировкой: «Не хочу заниматься духовной проституцией». Заявление порвали, я написала новое… И в конце концов ушла. Через два месяца мы с Лесем поженились.
— И какая свадьба у вас была?
— Очень трогательная, веселая. Платье — простое, с какими-то розовыми разводами — мне сшили за ночь. Фаты не было. Но разве дело в этом? Возле загса нас встречала толпа друзей с огромным плакатом «Отак загинув Танюк» (Лесь в то время ставил спектакль «Отак загинув Гуска» по Миколе Кулишу). Когда всей гурьбой шли по улице, нас с Лесем осыпали пшеницей и пели обрядовые песни не без актуальных оценок происходящего. Потом отправились есть мороженое. В тот же день мы с мужем уехали в Одессу, где он должен был ставить спектакль. Помню, по приезде пошли на Привоз и купили арбуз, фрукты, всякую всячину, на которую нас «развели» продавцы (они ведь хорошие психологи). А когда выяснилось, что потратили все деньги, прекратили походы за продуктами. На работу меня не брали. Спектакли Леся, как правило, закрывали. Полтора года мы вдвоем жили на 30 копеек в день.
— Говорят, бытовые трудности убивают любовь?
— Знаете, когда молодежь из Центра Курбаса стала читать дневники Леся, меня спросили: «Почему у вас с мужем нет быта?». «Потому что мы не жили бытом», — ответила я. И это сущая правда. Днями и ночами мы изучали самиздат, взахлеб читали новые стихи, слушали музыку к очередному спектаклю Леся и просто новую, чаще авангардную музыку — Шнитке, Губайдуллиной, Грабовского. На кухне наш приятель мог в это время сочинять пьесу. Такой была обыденная атмосфера, в которой мы научились чувствовать и «угадывать» друг друга. Мы практически не разлучались. А если и случалось такое, писали друг другу письма. И часто они были одинаковые, как близнецы. Был удивительный момент. В последние недели моей беременности пигментные пятна появились у меня и… у Леся. Доктор изумлялся: «Не понимаю, как такое может быть!». Но допускал такое «как исключение». Возможно, это и есть оно — сродство на капиллярном уровне?
— Лесь Степанович как-то признался, что счастливейший день его жизни — 1 мая, когда родилась ваша дочь Оксана.
— Он тогда передал мне огромную цветущую ветку дерева (и где была экологическая инспекция!), сопровождавшую меня на каталке, — рассказывает Нелли Николаевна. — Нашему другу Лесь послал телеграмму: «Світ збагатився ще однією Жінкою». Он преклонялся перед Женщиной. Это у него от мамы. Говорил: «Даже если буду умирать, мне всегда хватит минут, чтобы стать на колени перед Женщиной».
*"Мы с мужем чувствовали друг друга капиллярами", — говорит Нелли Николаевна
…В 1968 году в Харькове Лесь Танюк поставил пьесу «В день свадьбы» Виктора Розова. Тогдашний министр культуры Бабийчук назвал спектакль «националистическим». Но по счастливой случайности на премьере были сам автор пьесы и московский критик. Появилась статья «Лучше, чем у Олега Ефремова и Анатолия Эфроса!». Танюка пригласили в Москву. Он мог войти в когорту успешнейших режиссеров. Стоит сказать, что поставленные им в Центральном детском театре «Сказки Пушкина» были сразу выдвинуты на Государственную премию, они не сходили со сцены более 30 лет! Знаменитый критик Бояджиев написал: «Такие спектакли нужно хранить как памятники национальной архитектуры». Но… Лесь Степанович подписал письмо в защиту инакомыслящих. И вскоре вновь остался без постоянной работы. Впрочем, это никак не повлияло на гостеприимную атмосферу их московской квартиры. Здесь находили приют родные политзаключенных, добиравшиеся на свидания во Владимирский централ, в Мордовию или на Урал. Здесь согревались те, кто уже отбыл срок.
— Останавливались у нас и Надийка Свитлычна, и Атена Пашко, и Оксана Яковлевна Мешко — всех не перечесть, — говорит Нелли Корниенко. — Угощали, чем могли: винегрет, картошка, чай… Лесь всегда был неприхотлив в еде. Всю жизнь отказывался только от свеклы — она ассоциировалась у него с брюквенной похлебкой, которую давали в концлагере.
— Скажите, а вашей дочери никогда не казалось, что ее родители — не «такие, как все»?
— Однажды Оксана, придя из школы (а в классе с ней учились преимущественно дети торговых работников), спросила: «Мама, почему у нас нет машины и дачи?». Я оцепенела (неужели этот вирус проник и в нее?), потом подвела дочку к книжным полкам (у нас ведь, кроме библиотеки и пластинок, ничего не было). Вот, говорю, на эти книги мы можем купить машину или дачу, тем более, что машина и дача — не предметы роскоши. Давай дождемся папы, и примем решение на семейном совете. «Не надо дожидаться! — заявила Оксана. — Конечно, книги важнее!». И у меня от сердца отлегло. (Сегодня Оксана Танюк — драматург, театровед, работает в Центре Курбаса. — Авт.)
— Но и за все пять сроков депутатства Леся Танюка в Верховной Раде вы не обзавелись ни машиной, ни дачей?
— И слава Богу.
— Знаю случай, когда Лесь Степанович, получив отпускные, тут же отдал все деньги на благое дело.
— Для Леся это нормально! Нам часто звонили, поздравляя с праздниками, да и просто так, посоветоваться, совершенно незнакомые люди, которым он помог в той или иной ситуации. Для него как раз неестественным было не делать добро.
— Известно, что Танюк видел в режиссуре (по Курбасу) способ преображения действительности.
— Он, и уйдя в политику, оставался режиссером, то есть человеком-стратегом, обустраивающим культуру, а значит, и страну. Когда Лесь был председателем Комиссии по вопросам культуры и духовного возрождения Верховной Рады, самые яростные парламентские «битвы» велись именно в этой сфере. Сколько, например, спорили по поводу Государственного герба Украины! Предлагали, вполне серьезно, изобразить на нем сало, калину, казака. То есть сделать герб-китч. Но Лесь тогда сумел отстоять нынешнее изображение с тризубом. В буквально «наполеоновскаих» войнах они, будучи в меньшинстве, отстояли Гимн и Прапор — и для этого потребовался режиссерский талант Леся, со сценарием поведения отдельных парламентских персонажей, с целой «партитурой» подтекстов. Это был интересный и рискованный театр политики…
— Танюк ведь автор и соавтор более 60 законов, в том числе «О культуре», «Об издательской деятельности».
— Законы принимались хорошие, опережающие время. И про меценатство, и про восемь процентов ВВП в культуру. Если бы только не лобби пятой колонны…
— Когда Леся Танюка спросили, в какой стране ему хотелось бы побывать, он ответил: «Больше всего мне бы хотелось пожить наконец у себя дома, в Украине, — свободной, цивилизованной, достойной всех тех, кто положил за нее головы, — от Шевченко до Стуса». Лесь Степанович ведь спрогнозировал Майдан?
— Да. Мы жили Майданом. Наша Оксана находилась там и в страшный день 20 февраля позвонила мне. И тут я по телефону слышу выстрелы… Слава Богу, она не пострадала. А люди из Центра Курбаса стояли там 90 дней…
Свою семью Лесь Степанович любовно называл «тройственным союзом». Втроем они провели и последние его дни в больнице. Уже потом жена с дочерью прочли последнюю запись в его дневнике: «Зі мною два ангели».
— До последней минуты Лесь был в сознании, — вспоминает Нелли Николаевна. — От обезболивающих отказывался, хотя боль испытывал адскую. И при этом знаками показывал нам с Оксаной, мол, лекарство не нужно. Не хотел нас огорчать… Медики говорили, что еще не видели пациента, который вел бы себя с таким мужеством. Ни говорить, ни двигаться он уже не мог от слабости. Но когда я прислонилась к его исхудавшему до ужаса плечу, он… поцеловал меня.
— Скажите, он вам снился?
— Всего раз. Но, думаю, мы еще выйдем на связь…
3415Читайте нас в Facebook
