«Боевики говорили, что готовы отпустить мужа… за голову Яценюка или Ляшко»
Ровно год назад на страницах нашей газеты впервые появилась рубрика «Полевая почта», где мы начали печатать в том числе и информацию о розыске пропавших без вести на Донбассе украинских воинах. Самая первая наша публикация была посвящена полковнику Ивану Безъязыкову, который во время выполнения задания штаба в августе 2014-го вместе с двумя офицерами попал в плен к сепаратистам в селе Степановка (Донецкая область). Сослуживцев Ивана Николаевича — капитана Манаджи и майора Шмегельского — боевики вскоре отпустили, а вот начальнику разведки полковнику Безъязыкову пришлось провести в плену без малого два года.
«Не вздумай никому сообщать, что твой муж в плену. Покупай билеты на автобус в Донецк и приезжай»
— Сколько сплетен и грязной лжи мне пришлось услышать о своем муже за это время, — вспоминает супруга полковника Безъязыкова Маргарита Кушнирова. — Мне говорили, что Ваня перешел на сторону сепаратистов и нашел себе другую семью в Донецке. Я ничему этому не верила, потому что хорошо знаю мужа.
*Об освобождении мужа Маргарита узнала раньше, чем он сам, от сотрудников СБУ
Он исчез 16 августа 2014 года. Помню, я позвонила ему в тот день утром, хотела поговорить, но Ваня сказал, что очень занят, созвонимся вечером. Что поделаешь, служба. Вечером я ждала его звонка, но так и не дождалась. Потом несколько раз сама пыталась ему позвонить, но телефон был отключен. Не смогла дозвониться мужу и на следующий день. Тогда решила набрать номер генерала Литвина — начальника Вани. Однако тот, сославшись на занятость, коротко сказал: «Мы делаем все возможное» — и положил трубку. Я поняла, что случилось что-то страшное. Начальник мужа либо ничего не знал о том, что произошло с Ваней, либо не хотел говорить.
Больше месяца я терялась в догадках, что могло случиться, и молила Бога лишь об одном — чтобы Иван был живой. И вот в конце сентября мне в социальных сетях пришло сообщение со страницы незнакомого человека: «Золотце, я жив. Я в плену». Сразу поняла, что боевики дали возможность Ване послать мне весточку. Дальше писал уже кто-то другой: «Не вздумай никому сообщать, где твой муж. Покупай билеты на автобус в Донецк и приезжай. Тут увидишь своего Ивана».
К тому времени сотрудники СБУ пытались установить место, где держат Ваню. И когда я сказала им о сообщении в социальных сетях, мне ответили: «Не поддавайтесь на провокацию. Вас просто хотят выманить в Донецк, чтобы муж стал более сговорчивым. Сейчас вам будут обещать квартиру, хорошую работу, а потом на глазах супруга начнут отрезать вам пальцы. Тогда Иван Николаевич будет согласен на любое предложение террористов». «Что же мне делать?» — спросила сотрудника СБУ. — «Надо ждать. Вскоре может появиться еще какая-то информация».
Так и произошло. В конце сентября с той же страницы в социальных сетях мне написали боевики: «Купи себе новый телефон, другую sim-карту и сообщи нам номер. Через пару дней муж тебе перезвонит».
Через два дня я действительно услышала в трубке Ванин голос. Я догадалась, что у него проблемы со здоровьем. Он тяжело дышал и медленно говорил. Позже я узнала, что боевики жестоко били его и сломали два ребра. «Рита, ты же знаешь, что я в плену? — спросил он. — Знаешь, как я сюда попал? Нет, точного места, где меня содержат, сказать не могу. Обязательно позвони маме и сообщи, что я живой. Пусть не волнуется. Ей все-таки 83 года. Уверен, что все будет хорошо».
Сепаратисты давали Ване возможность звонить мне раз в месяц. И на том спасибо. Разговор был обычно очень коротким. Но самое главное: я знала, что муж жив. Как-то в разговоре успела спросить Ивана, почему его не освобождают. Ведь капитана Манаджи, которого боевики захватили вместе с мужем, выпустили из плена еще в сентябре. В конце декабря дома был и майор Шмегельский. Помню, Ваня тогда сказал: «Я же полковник. Возможно, террористы ждут предложение от украинской стороны, чтобы поменять меня на кого-то из офицеров «ДНР».
«В соцсети писали, что Ваня перешел на сторону сепаратистов и получил от них квартиру. Я, конечно, не верила»
— 22 мая 2015 года от мужа был последний звонок, — продолжает Маргарита Кушнирова. — Связь с ним прервалась. Хотя я видела, что на страницу в социальной сети, с которой иногда Ване давали возможность пообщаться со мной, кто-то заходит. Тогда я написала сообщение боевикам: «Где мой муж?» Ответ пришел почти сразу: «А вы как думаете?» — писал неизвестный. «Вы мне просто скажите, что Ваня живой!» — умоляла я. «Да жив и здоров он, не волнуйтесь. Думаете, мы звери? Вот вы все верите своим укро-СМИ. А вы знаете, что вы фашисты? Что вы убиваете наших женщин и детей?»
Потом с этой страницы мне писали еще несколько раз. Неизвестный утверждал, что Ваня перешел, как они говорили, «на сторону добра», то есть к ним. Также написали, что муж получил хорошую квартиру в центре Донецка и должность в так называемом министерстве обороны «ДНР». Но я знала, что все это вранье.
После того как связь с мужем прервалась, я обратилась к журналистам. Решила, что нельзя молчать, иначе Ваню тихонько вывезут в Россию. Возможно, даже в Чечню. Но в СБУ мне сказали: «Напрасно вы подняли шумиху. Теперь, когда фамилия Безъязыкова звучит на каждом углу, террористы начнут диктовать свои условия».
— А вам вообще сепаратисты выдвигали какие-то требования?
— Эти требования были больше политическими и, понятно, невыполнимыми. Мне говорили, что Ваню отпустят, если Украина примет соответствующие поправки в Конституцию. Либо за амнистию всем боевикам без исключения. Также мне говорили, что готовы отпустить мужа… за голову Яценюка или Ляшко.
— Выкуп никто не требовал?
— Аферисты разве что. После того как в вашей газете была опубликована информация о розыске Вани, неизвестные начали донимать меня звонками. Мол, выпустят мужа за определенную сумму. Но ведь вы предупреждали меня, что могут звонить аферисты, да и Ваня говорил, что за деньги его никто освобождать не будет.
В плену у сепаратистов муж находился уже второй год. Обменивали других пленных, но моего Ваню почему-то даже не вносили в списки на освобождение. Сами сепаратисты удивлялись: «Вот у нас есть список обмена 13 на 13, — писали они мне. — В этом списке — рядовые украинской армии, обычные саперы, танкисты. А вашего мужа-полковника, начальника разведки нет».
Потом начались и вовсе какие-то непонятные события. Создавалось впечатление, что кто-то был заинтересован, чтобы я уехала к мужу в Донецк из родного Житомира. О Ване стали распускать нехорошие слухи. Причем это делали даже некоторые из его сослуживцев. «Рита, ты знаешь, что, если Иван вернется из плена, его здесь могут обвинить в Иловайской трагедии? Тебе лучше ехать к нему». Хотя к Иловайску муж не имел никакого отношения.
Один из переговорщиков по обмену пленными, который входит в «Офицерский корпус», начал писать на мою страницу в социальной сети, что «Иван, скорее всего, перешел на сторону сепаратистов». Он предлагал мне услугу — может отвезти меня в Донецк к мужу. Мол, уже не одну жену украинского офицера туда перевез. А когда я отказалась от такого «заманчивого предложения», перешел на хамство. Написал мне: «Тогда закрой свой грязный рот и не требуй освобождения!»
«Укропов» везем! Кто хочет избить украинского полковника?"
Полковника Ивана Безъязыкова освободили из плена чуть больше недели назад — 5 июля. В общей сложности в подвалах у сепаратистов он провел 23 месяца.
*Иван Безъязыков был начальником разведки. В плен к боевикам он попал в тот момент, когда с белым флагом пришел в село Степановка на встречу с сепаратистами, чтобы договориться забрать тела погибших товарищей (фото из семейного альбома)
— Чтобы не сбиться, сколько нахожусь в плену, я вел тетрадь, где за каждый прожитый в неволе день ставил черточку, — рассказывает Иван Николаевич Безъязыков. — Меня не выводили ни на работу, ни на прогулку. Фактически все это время я провел в четырех стенах. Кормили сносно. Жаловаться не буду. Давали читать книги. Перечитал всю библиотеку — от «Истории донецкого бокса» до «Руководства по управлению телевидением и радиовещанием».
— Вы помните тот день, когда попали в плен?
— Конечно, помню. 16 августа 2014 года я, капитан Манаджи и майор Шмегельский отправились с белым флагом в захваченную сепаратистами Степановку. Накануне был жестокий бой. Много наших ребят остались лежать на улицах этого села. Тогда мы приняли решение договориться с боевиками, чтобы нам дали возможность забрать тела погибших.
Сначала ехали на обычной легковой машине. Белый флаг был хорошо виден издалека. Надеялись, что стрелять по нам не будут, ведь даже фашисты во время Второй мировой войны не стреляли в парламентеров. До самой Степановки мы не доехали чуть больше километра. Вся дорога была усеяна осколками и фрагментами снарядов «Градов». Можно было легко остаться без колес. Поэтому вдалеке от села мы оставили свой автомобиль и пошли пешком на встречу с боевиками.
— Вы заранее договорились с ними о встрече?
— Нет. Не было такой возможности.
— Что вы увидели, когда вошли в захваченную Степановку? Какова была реакция местных жителей?
— Их в селе почти не осталось. А кто и не успел никуда уехать, прятался по подвалам. Мы с белым флагом прошли почти до центра Степановки, когда навстречу нам вышли казаки. Они, кстати, отнеслись к нам достаточно дружелюбно. Правда, были удивлены нашей смелостью: «То, что вы с белым флагом, для нас не играет никакой роли. Могли бы пульнуть — и все!» Мы коротко рассказали о том, зачем пришли. Казаки переглянулись и ответили, что не будут возражать, если мы заберем тела погибших товарищей. Мы, что называется, ударили по рукам и отправились в обратный путь. Боевики с удивлением провожали нас взглядами, но не задерживали.
Но, как только мы оказались на окраине Степановки, нас задержали кавказцы. Один из них спросил: «Ты зачем пришел на мой земля?» Я представился и сказал боевикам, что мы договорились с казаками забрать тела погибших бойцов. «У них свой голова, у нас — свой», — ответил один из кавказцев и приказал нам садиться в их машину.
Нам на голову накинули мешки. Связали руки. По пути мы проехали несколько блокпостов. На каждом из них останавливались — и начиналась потеха. «Укропов везем! — кричал один из боевиков. — Кто хочет избить украинского полковника?» Били нас жестоко. По очереди. Сначала меня, потом принимались за моих товарищей. Тогда мне и сломали два ребра.
Нас привезли в какой-то населенный пункт и бросили в двухметровую яму, где продержали сутки. Жара на улице стояла страшная. Но нам даже не дали воды за все это время. Потом из Донецка приехало начальство, и нас распорядились отправить в здание СБУ.
Сначала поместили в камеру, где на десяти квадратных метрах находились десять заключенных. Там можно было только лежать. При этом голова и ноги упирались в стены.
Через несколько дней меня и моих товарищей разделили. Я оказался в более просторном помещении — в комнате, которая когда-то служила архивом. Пленные спали на многоярусных стеллажах.
— Как проходил ваш день?
— Мы просто сидели или лежали. Два раза в день нас кормили. Один раз по расписанию выводили в туалет. Потом меня снова перевели куда-то, потом опять. Так повторялось много раз. Боевики передавали меня из рук в руки и явно не знали, что со мной делать.
— А как ваши поломанные ребра? Вам оказали медицинскую помощь?
— Я не обращался за помощью. Не был уверен, что мне ее окажут. Были опасения, что, наоборот, что-то сделают со мной во время операции. Так что ребра срослись сами.
— Как к вам относились? На сайте боевиков я прочитал, что вас «содержали с почестями, как и подобает офицеру».
— Относились ко мне по-разному. Все зависело от командиров. Если командир нормальный — то и его подчиненные нормальные. А если садист — то били. Причем изощренно.
— Вам выдвигали какие-то требования? Что вообще от вас хотели?
— Были попытки завербовать. Но так как они не увенчались успехом, думаю, меня держали для обмена на кого-то очень важного.
— Я читал в Интернете, что вас несколько раз выводили на расстрел…
— Это неправда. Но когда тебя поднимают среди ночи, — продолжает полковник Безъязыков. — и говорят: «Забирай вещи и пошли с нами», можно подумать все, что угодно. И даже то, что тебя выведут за угол и расстреляют.
— Время от времени вам разрешали позвонить жене. От вас за это ничего взамен не требовали?
— Нет. Просто боевикам надо было дать понять моим близким, что я жив. Не думаю, что они тогда знали, что со мной делать. Один раз мне удалось дозвониться маме. Она, правда, не сразу поверила, что это я с ней говорю. Что вы хотите, — мать разведчика! Она долго задавала мне наводящие вопросы, пока наконец не удостоверилась, что с ней говорю именно я.
— День, когда вас освободили, был каким-то особенным?
— Я даже не подозревал, что меня освобождают. В очередной раз приказали собирать вещи и выходить. Посадили в машину и вывезли на окраину Донецка. Уже когда машина остановилась и навстречу мне вышли какие-то люди в штатском, у меня сильно забилось сердце. Понял, что еще несколько мгновений — и я буду на свободе.
Кстати, о том, что меня освободят 5 июля, моя жена Рита узнала раньше меня. Об этом ей сообщили сотрудники СБУ. Правда, эту информацию ей пришлось держать в тайне даже от самых близких людей.
— Чем вы занимаетесь сейчас? Нужно ли вам время на лечение?
— Каких-то серьезных болячек у меня нет. Сейчас оформляю отпуск. Хочу отдохнуть с семьей. Я очень соскучился по жене, своим троим детям, по маме. Хочу больше времени провести с семьей.
— После отпуска не думаете переходить на какую-нибудь мирную профессию?
— Если честно, то еще не знаю, что буду делать. Пока я вижу свое будущее в рядах Вооруженных Сил Украины.
— Когда боевики отпускали вас на свободу, не говорили никакого напутственного слова?
— Говорили: если еще раз попадусь к ним на Донбассе, расстреляют на месте.
Фото в заголовке с сайта crime.in.ua
3301Читайте нас в Facebook
