«Чтобы не умереть от голода, я воровал комбикорм у свиней»
Корреспондент «ФАКТОВ» отправилась в больницу проведать пострадавшего. Степан — худенький сутулый мужчина — выглядит лет на десять старше своих двадцати пяти, заикается. Но о том, что ему довелось пережить, говорит четко и спокойно, не упиваясь жалостью к себе.
— Родителей своих я не помню, — рассказывает Степан Смирнов. — Воспитывался в доме малютки, потом — в интернате. Другой жизни я не знаю. В интернате временами было неплохо. Пока были поменьше, нас не обижали, кормили, учили. А когда выросли, стало труднее. Ребят заставляли тяжело работать, в наказание за проступок лишали еды. Чтобы не платить мастерам и малярам за работу, дирекция заставляла нас делать ремонты. В интернате живут дети от шести до 18 лет, но некоторым, у кого, как у меня, совсем нет родных, разрешают остаться и позже. Только мы должны отдавать администрации свою пенсию, чтобы нас было за что кормить.
— Как случилось, что вы уехали из интерната?
— Меня продали на работу. Я был не первым из наших, кого забирали. Обычно в интернат приезжали люди, которым нужны были работники. Из числа ребят выбирали тех, кто им подходит, и увозили, даже не спрашивая их согласия. Думаю, директрисе платили за это. Ни один из тех одиннадцати ребят, которых увезли на заработки, не вернулся. Я не знаю, где они сейчас.
— Так же было и с вами?
— Директриса Татьяна Аркадьевна вызвала меня к себе и сказала собирать вещи. В ее кабинете стояли женщина и мужчина кавказской внешности. Мне сказали, что я еду с ними. Мои документы директриса отдала им, я не знаю, почему. Они посадили меня в машину и куда-то повезли.
— Что вы тогда чувствовали?
— Было, конечно, страшно. Кто эти люди? Чего они от меня хотят? Куда меня везут? Я ничего не знал. По дороге они со мной почти не говорили, если спрашивал что-то — не отвечали. Меня привезли в Шостку Сумской области. Там у хозяев стоял большой дом и была ферма. Мне сказали, что я буду там работать. И жить тоже.
— Вам выделили комнату?
— Нет, я спал в хлеву на сене. Зимой, чтобы не околел, мне давали маленький вентилятор-«дуйку». Я включал его в розетку и, когда согревался, засыпал. Рабочую одежду хозяева мне тоже выдали. На зиму дали шапку, фуфайку, рукавицы.
— Какими были ваши обязанности на ферме?
— Я должен был кормить скот и убирать за ним. Вроде бы несложно, но коров вместе с бычками и телятами было около восьмидесяти голов, а свиней еще больше. Поросят со свиноматками держали в отдельных клетках, которые нужно было постоянно чистить. Только закончишь убирать — начинай сначала. Поспать удавалось всего пару часов в сутки.
— Вам обещали какую-то зарплату?
— Нет, мне сразу сказали, что буду работать за еду. Правда, еда была так себе. Мне ссыпали в тарелку то, что они сами не доели. И давали это один раз в середине дня. Утром и вечером, чтобы не так сводило живот от голода, я подворовывал еду у свиней.
— Какой ужас! Неужели питались отбросами?
— Они свиньям не дают кожуру, очистки или испорченный хлеб. Выкармливают их на мясо, поэтому, чтобы быстрее росли, кормят комбикормами. И вот я, когда шел кормить поросят, потихоньку отсыпал себе в тарелку, чтобы хозяева не видели, и быстро съедал. Гадость, конечно, но что было делать?
— Просто сказать, чтобы вам дали поесть!
— Пробовал. Как-то раз просто чаю попросил. Так один из них, Артур, не только не дал, а решил поиздеваться. Посадил меня рядом, налил себе чаю, выпил его с удовольствием. Потом вылил на меня заварку, нагнул матюков и ушел. Но я терпел. Думал, если хорошо буду работать, может, ко мне и относиться станут лучше, деньги начнут платить. Но становилось только хуже. Ко мне стали относиться как к животному. Обзывали, толкали. Я думал сбежать. Но не мог даже выйти со двора, подойти к калитке. Тут же из дома выскакивали хозяева и загоняли меня обратно в хлев. Зато если заболевал, например, простудой или гриппом, они сразу давали мне таблетки. Им нужно было, чтобы я не ослабел и мог работать. Так прошло два года. А потом они меня избили, и я сбежал.
— Как это случилось?
— У хозяев тогда был какой-то праздник. Они собрали друзей, гуляли, выпивали. Потом позвали меня. Кричат: «Иди к нам!» Я хотел есть, обрадовался. Думал, ради праздника дадут что-то нормальное поесть. Подошел к ним, улыбнулся. А один из хозяев моих говорит: «Подними руки вверх». «Зачем?» — не понял я. «Подними, — говорит. — Мы тебе ничего не сделаем». Я послушался, а он вдруг со всей дури как треснет мне по ребрам. Только хрустнуло. Зачем он меня ударил? Просто так, забавы ради. Я согнулся от боли, и несколько его дружков, хохоча, стали меня дубасить кулаками, ногами… Потом наигрались, перестали. Позасыпали пьяные. Я уполз в хлев, отсиделся, а ночью сбежал.
* Позже врачи констатировали у Степана переломы четырех ребер, множественные ушибы. Ему сделали операцию, наложили швы, поставили дренаж
— Куда вы пошли — без денег, документов?
— Хотел добраться обратно в Умань, в интернат. Конечно, боялся, после того, как меня продали. Но больше идти было некуда. У меня ни одной родной души нигде нет. А оставаться больше не мог, думал, что убьют. Хотя того, что догонят и убьют, тоже боялся. Днем шел по лесу, вдоль дороги, чтобы трассу было видно. Ночью выходил на дорогу. У людей спрашивал, где я нахожусь. Просил поесть. Многие жалели, кормили. Спал на остановках сидя. Лечь не мог — ребра и спина болели так, что к ним нельзя было притронуться. Так прошло еще шесть дней. Из Шостки добрался до Батурина, оттуда до пункта ГАИ в Киптях (за это время Степан прошел около 230 километров. — Авт.) Увидел там мужчину, который остановился на заправке. На его машине были киевские номера. Я подошел и попросил взять меня с собой. По дороге рассказал ему свою историю.
По счастливой для Степана случайности водитель легкового автомобиля оказался другом волонтера Яны Сикорской.
— Мой приятель, видя, что Степан еле сидит, привез его в Больницу скорой помощи, купил ему там лекарства, — рассказывает «ФАКТАМ» волонтер Яна Сикорская. — Врачи констатировали у Степана переломы четырех ребер, множественные ушибы. Ему сделали операцию, наложили швы, поставили дренаж, так как после избиения в теле скопилось очень много жидкости. Уже на второй день парню стало легче. Я проведываю его, мы много говорим. Его рассказ выглядит правдивым, но Степан, конечно, растерян и напуган. Он не знает, что делать, куда идти. Я приходила к нему вместе со специалистами по противодействию торговле людьми, мы убедили Степана подать заявление в полицию о том, что его продали. Он согласился, хотя очень боится мести со стороны рабовладельцев и реакции своей директрисы, которая его в это рабство продала.
— Татьяна Аркадьевна меня просто съест, — вжимает голову в плечи Степан. — Со свету сживет за то, что все это рассказал. Так что мне назад в Умань дороги нет.
Полиция Черкасской области открыла уголовное производство и начала расследование фактов, указанных Степаном Смирновым. Однако от комментариев правоохранители пока воздерживаются.
* После выхода из больницы Степану некуда идти
Название интерната, из которого его якобы продали, Степан не говорит: или не помнит после побоев, или действительно боится. Никакого заведения в Черкасской области, где директором была бы указанная Смирновым Татьяна Аркадьевна, пока установить не удалось. Однако Яне Сикорской, сверявшей рассказ ее подопечного с картой, удалось выяснить, что Степан, скорее всего, имеет в виду школу-интернат в поселке Бабанка Черкасской области.
— Я последние дни занимаюсь только этой странной историей, — сказала «ФАКТАМ» директор Бабанского интерната Надежда Сопик. — Перевернула весь архив, чуть ли не со дня основания нашего заведения, опросила всех педагогов. У нас никогда не было ребенка по имени Степан Смирнов. И Татьяна Аркадьевна тут никогда не была директором интерната — я работаю здесь 36 лет, можете мне поверить. Что касается продажи в рабство, то это физически невозможно. Каждого из сирот по окончании школы мы отдаем в профтехучилище, которое обязано трудоустраивать выпускников. За этим строго следит прокуратура. Почему этот парень указывает, что он — воспитанник нашего заведения, я не знаю. Если предположить, что его история правдива, то наиболее вероятно, что вследствие побоев извергов, сломавших ему ребра, у Степана провалы в памяти. Обрывочные воспоминания фамилий, адресов, фактов. Всплыла в голове какая-то Татьяна Аркадьевна, которую он считает директрисой, — назвал. Вспомнил, что в Бабанке есть интернат, — сказал. Хоть тут и не учился. Но я надеюсь, что полиция во всем разберется.
«ФАКТЫ» будут следить за развитием этой истории. Пока нам удалось выяснить, что женщина, чье имя, отчество и фамилия полностью совпадают с данными той, кого Степан называет директором интерната, живет в одном из районных центров Сумской области, совсем рядом с тем местом, где парня держали в рабстве. Простое это совпадение или нет, еще предстоит уточнить.
2578Читайте нас в Facebook
