С мешком на голове топили в Сиваше: украинец рассказал о пытках в ФСБ
«Ну так чей Крым?» — с глумливой усмешкой спросила судья"
— Со своим крымским другом (не хотелось бы называть его имени) я познакомился и подружился задолго до войны — в 2009 году во время отдыха на море, — рассказал «ФАКТАМ» Александр Стешенко. — Я у него бывал по нескольку раз в год — и до, и после оккупации Крыма. Сколько раз пересекал административную границу с полуостровом, уже и со счету сбился. Так что, когда в очередной раз 11 апреля прошлого года приехал на КПП «Чонгар», чувствовал себя уверенно. Но на этот раз произошло неожиданное: время шло, а пограничники оккупантов все не возвращали мне паспорт. Я поинтересовался, в чем дело? «Фото в паспорте не совпадает с вашей внешностью», — пояснили служаки. Меня это удивило — узнать меня на снимке труда не составляет. Дальше — больше: машину, на которой я ехал, поставили на так называемую красную линию — как я понял, для того, чтобы просветить рентгеновскими лучами. Мне сказали пройти в помещение пункта пропуска. Зайдя внутрь, я позвонил маме, рассказал, в какую историю попал.
Через некоторое время пограничники вернули мне паспорт, миграционную карту, попросили подписать какую-то бумагу. Мне было трудно сосредоточиться на чтении. Пограничники сказали: «Не волнуйся, это документ о том, что ты претензий к нам не имеешь». Бумагу положили на подоконник. Только я наклонился ее подписывать, как слышу, что кто-то ко мне бежит. Оборачиваюсь и вижу, что по коридору несутся российские спецназовцы — человек пять-шесть. Лица спрятаны под балаклавами, в бронежилетах, с оружием. Меня повалили на пол, надели наручники, натянули на голову мешок. Посыпались удары. Меня потащили в машину. Ехали не долго. Меня выволокли наружу, бросили на землю, стали прыгать по моим ногам, бить куда придется. Мучители выкрикивали: «Признавайся, ты на СБУ работаешь? Нет? Так, может, на украинскую военную разведку? Ты причастен к взрыву ЛЭП возле Алушты». «Вы что?! Я простой строитель, к другу еду! Можете проверить», — отвечал я. Меня потащили вниз по склону, заволокли в водоем, стали погружать головой в воду. Держали до тех пор, пока не начинал захлебываться. При этом все повторяли и повторяли вопросы об СБУ и военной разведке. У меня на голове оставался мешок, поэтому я не видел, где мы. Скорее всего, это был берег Сиваша.
Читайте также: Мучили каждый день: освобожденный узник Кремля рассказал, как ФСБ выбивала из него «показания»
ФСБшники вволю поизмывались надо мной и поволокли обратно в авто. На этот раз мы ехали долго — видимо, в Симферополь (дороги я не видел из-за мешка на голове). Наконец машина остановилась, послышался звук открывающихся ворот, мы въехали в какой-то двор. Меня завели в помещение и потянули по ступеням в подвал. Там пытки продолжились: удары по голове, печени, почкам, ногам и разряды электрического тока по голому телу.
— Вас обвинили в каком-либо конкретном преступлении?
— В тот день нет. После пыток в подвале меня потащили наверх. Завели в какую-то комнату, усадили на стул, сняли с головы мешок. Облепили датчиками, сказали, что сейчас будет проверка на полиграфе. За спиной у меня встали два типа. Периодически они приказывали: «Не оборачиваться!» ФСБшник, сидевший за компьютером, был в балаклаве. После того как у него исчерпались вопросы, мне опять надели на голову мешок, потащили в подвал, приковали наручниками к батарее.
На следующий день повезли в суд. Завели к судье, рассказали ей, что я задержан на железнодорожном вокзале Симферополя. «Этот молодой человек курил в неположенном месте, — нагло лгал оперативник. — Полицейские сделали ему замечание, а он в ответ набросился на них с кулаками, одному погон оторвал». Ну, думаю, мастак врать! Судья с глумливой усмешечкой спросила меня: «Ну так чей Крым?» Я ответил, что он временно оккупирован. ФСБшники рассвирепели, стали меня бить — на глазах у судьи. Ей, похоже, подобные номера не внове. «Ну я пошла писать приговор», — сообщила она и вышла из комнаты. Она приговорила меня к 12 суткам ареста за хулиганство.
«Мама так и не дождалась меня. Умерла в 53 года»
— Как же получилось, что вы отсидели за решеткой полтора года?
— Пока я отбывал 12 суток, ФСБшники придумали повесить на меня дело о терроризме. Я-то в глубине души надеялся: вот отсижу за мелкое хулиганство, и мне разрешат вернуться домой. Надежду укрепляло то, что мама связалась с крымскотатарским адвокатом в Крыму Эдемом Семедляевым. Он разыскал меня в следственном изоляторе (СИЗО), добился, чтобы ему разрешили встретиться со мной. Сказал, что 24 апреля, когда истечет срок ареста, будет ждать меня на выходе из СИЗО. И вот этот день настал. Меня выпустили из камеры, я стал подниматься по лестнице. Вижу, стоят мужчины в камуфляже. Приблизился к ним, и меня вновь схватили, надели на голову мешок, сковали руки наручниками.
Скорее всего, меня отвезли в тот же подвал, в котором пытали в первый раз. Сказали: «Мы тебя не отпустим». Показали текст «признания», которое я должен был подписать. Там было указано, что помощник народного депутата Украины Мустафы Джемилева Эрол Велиев по приказу лидера Меджлиса крымскотатарского народа, народного депутата Украины Рефата Чубарова организовал совершение теракта на территории усадьбы так называемого муфтия Крыма Эмирали Аблаева (этот тип пошел на сотрудничество с оккупантами). В «признании» был расписан такой сюжет. Вначале на полуостров с материковой части Украины приехали я и некий Александр Третьяков. Мы якобы сняли квартиру в Симферополе, купили две бутылки вина — чтобы сделать в них «коктейль Молотова». На следующий день к нам присоединился помощник народного депутата Украины Эрол Велиев. В ФСБшной фальшивке указывалось, что нашей задачей было бросить «коктейли Молотова» в усадьбу муфтия-коллаборациониста. Но я-де в последний момент передумал в этом участвовать и явился в ФСБ с повинной.
— Вы подписали это «признание»?
— Подписал, но не сразу. Вначале сказал, что никого из указанных в той филькиной грамоте людей не знаю. Это раз. Во-вторых, если подпишу, то сам себя засажу в тюрьму. «Никуда не денешься, подпишешь!» — пообещали ФСБшники, и на меня вновь посыпались удары. Издевательства продолжались три дня. Все это время у меня на голове был мешок. Настал момент, когда мучители вышли. Явился человек в балаклаве со словами: «У тебя есть последний шанс сохранить себя. Рано или поздно ты подпишешь. Советую сделать это сейчас — иначе станешь калекой». Я молчал. «Мы возьмем трубку, намотаем на нее колючую проволоку, засунем тебе все это в задний проход и включим ток…» — пообещал тип в балаклаве. Что было потом, говорить не хочу. Мне пришлось подписать «признание», а еще наговорить его текст на камеру. Понадобилось несколько дублей.
Суд состоялся через три месяца. Единственное что я попросил на суде, — отнять эти месяцы, от срока, к которому меня приговорят. «О чем вы?! — ответила судья. — В вашем деле записано, что все это время вы находились на свободе на подписке о невыезде». Судья дала мне два года отсидки в колонии-поселении. Но туда меня отправили только в конце осени. Так что еще несколько месяцев я провел в Симферопольском СИЗО. Причем в так называемом спецпосту — блоке, в котором содержат украинских политзаключенных. Там я встретил Евгения Панова (против него ФСБ сфабриковало дело о подготовке диверсии. — Авт.), крымских татар.
Когда наконец меня этапировали в колонию в Керчи, там на стенде я увидел адрес консульства Украины в Ростове. Ребята-заключенные дали мне бумагу, ручку, конверт. Я написал письмо в консульство, попросил надзирателей бросить в почтовый ящик. Но через пару дней меня вызвал оперативник. «Больше так не делай», — сказал он и разорвал письмо. На моем деле поставили черную полосу. Это означало, что я особо опасный преступник — могу броситься на персонал колонии, склонен к суициду… Меня обязали в течение дня (от подъема до отбоя) являться через каждые два часа в дежурную часть с докладом: я такой-то, статья такая-то… Вроде ничего трудного в этом нет, но вы не представляете, как это морально изводит. Администрация пригрозила: если станешь пропускать доклады, упечем на 15 суток в штрафной изолятор, живым оттуда не выйдешь.
Меня не оставляли в покое ФСБшники: уговаривали написать прошение о политическом убежище. Мол, я таких больших людей оговорил, что, если вернусь на материковую Украину, СБУ меня посадит. «Пусть твоя мама дом в Харькове продает и сюда приезжает», — с деланым дружелюбием давили на меня оперативники. Но я не поддался.
К счастью, весь срок сидеть не пришлось — меня условно-досрочно выпустили 6 августа нынешнего года. Мой адвокат знал об том, поэтому на административной границе с Крымом меня встречали представители украинских властей.
И вот еще что: мама так и не дождалась меня: умерла за два месяца до моего освобождения. Ей было всего 53 года.
«За мной была не слежка, а настоящая погоня»
— Это меня ФСБ выставила, как организатора теракта в усадьбе так называемого муфтия Крыма Эмирали Аблаева, — заявил помощник народного депутата Украины Мустафы Джемилева Эрол Велиев. — По лживой версии ФСБ, 18 апреля 2018 года я приехал в Симферополь для проведения теракта. На самом деле в последний раз я был в Крыму в 2017 году — навещал маму. Тогда и был инцидент, заставивший меня отказаться от поездок к ней. Произошло вот что: мне позвонил один знакомый (подчеркиваю — не друг, а именно знакомый), сказал, что нужно встретиться. Договорились увидеться в кафе «Ретро». Заметьте, через дорогу от него находится здание ФСБ. Знакомый рассказал, что на днях заходил в ФСБ (непонятно, с какой стати) и там предатель по фамилии Шевченко (до оккупации он был сотрудником СБУ) попросил разыскать меня, чтобы передать просьбу навестить этого опера. Я решил схитрить: «Я никогда не имел дела с конторой, в которой он служит. Раз ты общаешься с ФСБшниками, может, посоветуешь, как сам бы поступил на моем месте?» «Я бы пошел», — уверенно ответил собеседник. «А я не пойду», — отрезал я.
Я снимал в Симферополе квартиру. Обратил внимание, что после разговора в кафе «Ретро» во дворе дома, в котором я жил, появился незнакомый автомобиль. Ночью посмотрел из окна. Оказалось, что у него включены габаритные огни, внутри находятся люди. Утром заметил, что возле той машины полно окурков. Через несколько дней, когда я вышел на улицу, люди, сидевшие в подозрительном автомобиле, посигналили мне фарами — подойди, мол. Я быстро сел в свою машину, рванул с места. Незнакомцы устремились за мной. Я помчался в поселок, в котором живет моя мама. ФСБшники — следом. Это была не слежка, а именно погоня. В поселке я сумел уйти от «хвоста» — я ведь там вырос, знаю каждую тропку. Удалось благополучно выехать на материковую часть Украины. После этого я ни разу в Крыму не был.
— Почему ФСБ арестовала Александра Стешенко и заставила жесточайшими пытками оговорить себя и других? — задает вопрос глава Меджлиса крымскотатарского народа, народный депутат Украины Рефат Чубаров. - Смотрите: 19 апреля прошлого года Международный суд ООН обязал Российскую Федерацию снять запрет на деятельность Меджлиса крымскотатарского народа и не препятствовать поездкам в Крым лидерам Меджлиса. А через несколько дней после этого ФСБшники заставляют Стешенко (кстати, человека аполитичного) признать себя террористом, дать показания на других людей. Цель ясна: предоставить российской дипломатии «компромат» на Меджлис, чтобы кричать на всех международных площадках, что это террористическая организация.
О злодеяниях оккупационных властей против Александра Стешенко и других политзаключенных должен знать весь мир. Для этого мы организуем встречу Александра с представителями мониторинговых групп ООН и ОБСЕ в Украине.
Как сообщали «ФАКТЫ», в Москве 14 августа ФСБшники устроили обыски в офисе адвокатов, оказывающих правовую поддержку крымским татарам.
Ранее в оккупированном Крыму силовики нагрянули с обысками в дома крымских татар.
Фото автора
На фото в заголовке: ФСБ в оккупированном Крыму жесточайшими пытками заставила Александра Стешенко (слева) оговорить себя, Рефата Чубарова (в центре) и Эрола Велиева (справа). А также некоего Александра Третьякова, который, возможно, является в этой истории вымышленным персонажем
Читайте нас в Facebook
