Михаил светин: «однажды чуть не подрался с женой аркадия райкина »
Смешливого выпускника Киевского музыкального училища Мишу Гольцмана (настоящая фамилия актера) не принимали ни в одно театральное училище. В поисках работы ему пришлось много лет колесить по всему Советскому Союзу. И он таки был вознагражден за настойчивость и упорство: после работы в провинциальных театрах к Михаилу Светину неожиданно пришла популярность. Это произошло в начале 80-х, после того как он снялся в небольших, но колоритных ролях в культовых фильмах «Чародеи» и «Любимая женщина механика Гаврилова». Сейчас на счету актера больше ста ролей в кино и театре. Теперь Михаил Семенович даже позволяет себе капризничать и отказываться сниматься, отдавая силы Петербургскому театру комедии имени Акимова, на сцене которого играет уже 28 лет.
С комедийным актером мы встретились в Ялте, на Театральном фестивале имени Чехова, где он был почетным гостем. Народный артист с легкостью согласился на интервью и пригласил в гостиничный номер. В свои
78 лет Михаил Светин резво взбежал по лестнице на третий этаж, в комнате сам передвинул огромное кресло и диван, чтобы удобнее было разговаривать. Такой бодрый, подтянутый, слегка загоревший, заражающий позитивной энергией. Только глаза немного выдают усталость, а в номере пахнет сердечными каплями.
«Всегда выигрывал в преферанс и все деньги привозил жене»
- Я очень люблю приезжать в этот город, — начинает разговор популярный актер. — Именно здесь снимался в своем первом фильме. Начинал-то ведь очень поздно — в 45 лет! Это была картина «Шутки в сторону». И, что было очень приятно, снимали фильм в Ялте, в «Артеке», на набережной. Позже я даже не читал сценарий, если видел, что съемки будут проходить в этих местах. В общем 15 картин здесь точно отработал. Среди них «Тараканьи бега», «Романс в русском стиле» с покойной красавицей Ирочкой Метлицкой, которая умерла в 35 лет Пять лет не был в Ялте. С удовольствием гуляю, вспоминаю прошлое. Правда, раньше мы жили очень скромно, в Доме актера, а сейчас — в роскошных апартаментах гостиницы «Времена года».
— О том, как умели отдыхать в Доме актера, ходят легенды.
— Там собиралась удивительная публика — талантливые актеры, режиссеры. После съемок мы так кутили! Играли в преферанс на деньги. Даже на пляже резались. Окунемся — и снова за карты. Я всегда выигрывал и привозил все деньги домой. Жена была довольна.
— Сейчас «подрабатываете» этим делом?
— Потерял сноровку. Да и компании той уже нет.
— Вы теперь называете себя бывшим киевлянином или все-таки киевлянином?
— Киев — моя родина, я прожил там половину жизни. Там я был прописан. Там была моя семья — родители, брат, который сейчас живет в Израиле. Мы с ним разменяли квартиру. Я свою комнату обменял на Питер. А жил в самом центре Киева, на углу Прорезной и Крещатика.
— Часто бываете в родных местах?
— Заглядываю. У меня есть двоюродные сестры. Прихожу к ним всегда на Малую Житомирскую. Я очень хорошо помню все центральные улочки, помню, как бегал на Евбаз (сейчас это площадь Победы). Там был базар, толкучка, и я торговал шоколадом, папиросами
— Где же вы доставали сладости в то тяжелое время?
— О! У нас была разработана целая комбинация. Покупали у военных лимитные книжки по одной цене, продавали их на 20 процентов дороже, на вырученные деньги приобретали шоколад и перепродавали его.
— Много зарабатывали?
— Моя выручка была — средняя долька плитки. Мама мне иногда разрешала съесть кусочек. В детстве мы с дворовыми ребятами играли в футбол на майдане Незалежности, который раньше назывался Думской площадью. Я всегда был нападающим — маленький, юркий. Помню, после войны от Майдана по Крещатику до Бессарабки ходил трамвай. В фильме «Подвиг разведчика» со знаменитыми актерами Павлом Кадочниковым, Дмитрием Милютенко и Амвросием Бучмой есть момент расстрела офицера. Так вот, когда Милютенко выходит из «Опель-Адмирала» и стреляет, видна часть Думской площади — с одной стороны здание, а с другой — только руины. Так четко всплывают в памяти те руины. Даже не верится, что все это я видел собственными глазами. Пацанами бегали туда смотреть, как немцев вешают. Сидели на развалинах разбомбленного Крещатика, от которого остался один универмаг, и с интересом наблюдали за казнью.
— Не страшно было видеть смерть?
— Воспринимали это как закономерность. Посмотреть на повешение было для нас развлечением. Все равно что в футбол поиграть.
— Мечтали в детстве стать футболистом?
— Актером всегда хотел быть. По-моему, как только родился, уже хотел быть актером. Первый раз попал в театр примерно в три года. В киевской синагоге ставили какую-то еврейскую пьесу. Открылся занавес — и я увидел другой мир. Повеяло холодком с улицы. Мне почему-то хотелось плакать. В пьесе обижали мальчика и говорили ему: «Есало дырганов и Есало вор. Ты вор, Есало, ты вор!» А он на самом деле был не виноват. Было так жаль его, аж слезы подступали. И почему-то я решил, что непременно стану актером. Пробовал поступать в театральные училища, но меня никуда не принимали. В то время евреям бесполезно было пытаться попасть в театральный институт. Только красавице Элине Быстрицкой посчастливилось, ее приняли, да еще и роль в «Тихом Доне» дали. Я поехал поступать в Москву, но там мне сказали, что зубы слишком широко расставлены, мол, буду свистеть сильно. А это для артиста неприемлемо.
— Значит, не разглядели таланта?
— Ну, «талант» — слово громкое, но играть я немножко умею.
«У Райкина из-за моей наглости случился сердечный приступ. А я остался без работы»
— Говорят, причиной вашего непоступления стал еще и непростой характер
— Ругаюсь со всеми подряд! Даже с великими режиссерами ссорился, скандалил. Очень обидел Леонида Гайдая: отказался сниматься в его последнем фильме. А в ерунде, в дерьме снимался.
— Ходит байка, что вы даже с женой Аркадия Райкина подрались
— И вовсе это не байка. Дело действительно едва не дошло до рукоприкладства. Я тогда был учеником знаменитого актера. Но всегда высказывал свое мнение, где надо и где не надо. Считал, что Руфь Марковна ничего не понимает в спектакле «Люди и манекены». Мы спорили по поводу аплодисментов, которые раздавались в зале после слов песенки «Я не боюсь, я — манекен ». Мне казалось, что люди хлопают, потому что оценили важность и смелость этих слов. Тогда же как раз культ личности Сталина развенчали. А она считала, что аплодируют по другому поводу. Мои аргументы быстро заканчивались, я срывался на крик. «Вы не умеете разговаривать!» — бросала мне Руфь Марковна. Доводил ее, бедную, до слез. Вообще, она часто плакала и от Аркадия Райкина тоже
— Как вы попали к знаменитому Райкину?
— Я же упрямый! Приехал в Москву и каждый день караулил Райкина под гостиницей, звонил ему по телефону. Но мне не везло: сам актер никогда не брал трубку, а его жена, вежливо пытаясь от меня избавиться, предлагала перезвонить на следующий день. Однажды я все-таки увидел его и бросился, как безумный: «Возьмите меня к себе на работу!» Аркадий Райкин опешил от моей наглости, но терпеливо выслушал и даже согласился принять в театре. Я пришел и с перепугу, сложив руки на животе, выдал ему всю программу, которую готовил для поступления во все учебные заведения. Старался, строил рожи, гримасничал Он выслушал и отправил гулять в коридор. Потом опять пригласил и попросил почитать. Я выдал то же. Без единой эмоции Райкин сказал: «Вы способный молодой человек. Возьму вас, но только своим учеником».
И я тут же обнаглел: требовал жилье, зарплату. Позволял себе опаздывать на репетиции и даже учить самого Аркадия Райкина, как нужно играть на сцене! Он очень долго терпел меня, несмотря на то что был довольно жестким человеком. А я был очень глупым. Эта глупость лезла во все щели, меня заносило. Однажды стал в ультимативной форме требовать: «Или выпускаете меня на сцену, или я ухожу!» Хлопнул дверью — и меня никто не остановил. У Райкина из-за моей наглости тогда случился сердечный приступ. А я остался без работы.
«Не знаю, как несколько книг написал. Я же такой ленивый»
— Сейчас на отсутствие ролей не жалуетесь?
— Много играю. Зритель меня, слава Богу, любит, и я честно отвечаю ему взаимностью.
— Не тяжело три часа подряд на сцене доказывать эту любовь?
— Усталости не чувствую. Даю по шесть спектаклей в месяц, участвую в антрепризах. Во время спектакля бегаю, прыгаю, с разгону неожиданно падаю на сцене. Зрители аж вскрикивают от страха, а потом — взрыв аплодисментов. Я же вскакиваю и танцую цыганочку. И после спектакля чувствую себя бодро. Это из-за моего неугомонного характера. Не могу позволить себе заболеть.
— Вам приходится бороться за свое здоровье после операции на сердце?
— Тогда очень переживал, старался выполнять все требования медиков. А теперь ленюсь, не хожу к врачам. А че к ним ходить? Пока одно лечишь, другое калечишь, третье запускаешь. Лучше уж пусть будет, как есть. На самом деле это для поклонников я всегда веселый и молодой, а дома мне совсем плохо по утрам бывает. Еле дышу, пока расхожусь к вечеру. И ночами часто не сплю. Могу до трех ночи по телефону разговаривать, роли обдумывать.
— Вы сова?
— Да, и это трагедия нашей семьи. Жена-то у меня жаворонок.
Вдруг наш разговор прерывает звонок мобильного телефона.
— Я не могу не ответить. Это моя дочь из Америки звонит, волнуется. С ней я часами говорю по телефону, — сказал Михаил Светин.
— А потом пишете книги «Разговоры по телефону»?
— Да, у меня их уже несколько. Даже не знаю, как их написал. Я же такой ленивый. Сам ничего не начинаю делать. Все откладываю. Если только меня бросить в воду, тогда уж поплыву, никуда не денусь.
— Глядя на вас, этого не скажешь.
— Вот такой парадокс. Из-за лени отказывался работать с большими режиссерами. (Вздыхает. ) И Марку Захарову отказал, и Гончарову покойному, который звал меня в Театр Маяковского. А к Петру Фоменко в театр пошел работать лишь потому, что недалеко от дома, только дорогу перейти.
— Можно в домашних тапках на работу ходить!
— До маразма у меня еще дело не дошло. И с памятью, слава Богу, еще ничего. Не забываю снимать шлепанцы. Держусь
859Читайте нас в Facebook