В зале аптеки я стоял уже минут десять. Тихонько покашливал, пытаясь обратить на себя внимание пожилой женщины в белом халате, сидевшей за столом в другой комнате и делавшей вид, что меня не замечает. Обычно в эту старую рецептурную государственную аптеку, чудом сохранившуюся с советских времён, ходила супруга. Но в этот раз была моя очередь. Терпеливо жду.

- Что вы хотели? — резко спросила аптекарша, вышедшая, наконец, из своего укрытия.

От этой неожиданной резкости я даже вздрогнул, пытаясь понять, чем вызвал гнев хозяйки положения. В её настороженных глазах сквозило желание сказать мне какую-то пакость. Если бы я только помог ей дать для этого повод. Я не давал. Где-то я уже такой взгляд видел…

Вспомнил! Когда мне было лет 9−10 и я приезжал на пол-субботы и всё воскресенье из интерната в нашу малюсенькую комнатку в коммунальной квартире на улице Саксаганского, отец посылал меня за свежими утренними газетами. Он долго читал их, шумно листая каждую страницу, а потом вся эта стопка доставалась мне, точно так же перечитывавшему каждую газету от корки до корки. Так вот однажды, когда я подошёл к газетному киоску возле соседнего гастронома, киоскёрша точно так же строго посмотрела на меня и, протянув через окошко газеты, грубо выпалила:

— Уезжали бы вы все отсюда в свою Палестину!..

Я тогда не понимал смысла её слов, но всё это показалось мне настолько обидным, что домой вернулся в слезах. Помню, отец, израненный ветеран войны, на старости лет работавший грузчиком, резко подхватился и, ничего мне не объясняя, побежал на улицу. Разбираться с той киоскёршей. Я даже не знаю, чем всё закончилось. Наверное, ничем. Просто, всякий раз вспоминая тот давний случай, мне становилось не по себе. Как сейчас.

- Вот рецепт, — я протянул аптекарше листик. — В нём всё написано.

Быстро пробежав его глазами, она строго заметила:

- Раньше, чем через неделю, не приготовим. Устраивает?

— Ну, раз раньше не получится… И на том спасибо.

Мой покладистый тон смягчил взгляд её глаз. И сильно удивил.

— Вообще-то, если попробовать, то, может быть, дня через четыре получится, — уже спокойнее сказала она.

— Буду вам благодарен.

— Будете мне… что?

— Буду благодарен, — чуть громче сказал я.

Чувствовалось, что так терпеливо и доброжелательно с ней в последнее время не разговаривал никто.

— Мне кажется, что тут, в принципе, и за три дня можно управиться, — совсем негромко проговорила она.

— Спасибо, золотце, — искренне поблагодарил я.

В её глазах появился испуг, а потом — отчаяние. Стало понятно, что я играл не по правилам. Не по тем правилам, по которым она жила всю свою долгую жизнь.

— Если сможете, зайдите… послезавтра, — было видно, как тяжело даётся ей каждое слово. Мне даже показалось, что после моего ухода ей не сразу удастся прийти в себя.

Когда через день я пришёл в аптеку за лекарством, «моей» бабушки на смене не было. Молоденькая девушка, которую я попросил передать пожилой сотруднице коробку конфет «Киев Вечерний», удивлённо посмотрела на меня, пообещав обязательно передать. Если бы вы только знали, как мне не хватило последнего акта этой пьесы, затянувшейся на 50 с лишним лет…

Всем сегодняшним именинникам позвольте пожелать добра и счастья. А вам, друзья мои, хорошего дня. Как всегда, искренне ваш.