«Рискуя собственной жизнью, спас из Ирпеня более 200 человек»: подвиг волонтера Красного Креста Украины
«Оккупанты беспощадно обстреливали блокпост украинской армии, который находился метрах в 500 от моего дома»
— В начале марта после мощного вражеского обстрела уехать из Ирпеня решили моя мама и почти все наши соседи, — рассказал «ФАКТАМ» Тимофей Оврах. — Соседи оставили мне где-то килограмм ключей от своих домов и амбаров, разрешили брать там еду, лекарства, попросили ухаживать за их животными. Я сделал большой (литров 300−400) запас воды, имел в погребе продукты, обустроил в своем частном доме хранилище. Почти не выходил оттуда, пока 9 марта не услышал по радио «Единые новости», будто российские войска захватили центр Ирпеня.
«Если это так, значит, я нахожусь у них в тылу!» — промелькнуло в голове. Бросился ломать жесткие диски компьютеров и флешки, ведь от живущего в Буче друга (тогда она была оккупирована) знал, что захватчики ходят по домам, проверяют документы, забирают телефоны, куда-то вводят людей. Понимал, что они могут проверить и другие электронные носители информации, поэтому часть из них уничтожил (сейчас жалею об этом), а некоторые спрятал. После этого вышел на улицу, россиян там не было — по радио передали неверную информацию. Увидел, что метрах в 500 от моего дома находился крайний в направлении Бучи блок украинской армии. Я пошел на блокпост, познакомился с военными и мэром Ирпеня Александром Маркушиным, который там тогда находился.
Впоследствии я увидел, что захватчики беспощадно обстреливают блокпост. Вражеские мины и снаряды пролетали над моей хатой и разрывались довольно далеко от нее. То есть, мой дом на окраине города находился в относительной безопасности.
— Как получилось, что вы занялись эвакуацией жителей Ирпеня?
— Эту идею мне подсказал командир отряда Национального комитета Общества Красного Креста Украины Тарас Владиславович Логгинов, которого я искренне уважаю. В 2017—2018 годах я прошел обучение на курсах Красного Креста и стал его волонтером. Участвовал в дежурствах и тренировках. Но потом решил перейти в запас — чтобы иметь больше времени на собственные дела. Война заставила вспомнить мое волонтерство. На следующий день после того, как вышел на улицу и увидел блокпост, я направился пешком в Киев, чтобы возобновить связь с Красным Крестом. Но выбраться из Ирпеня не удалось: на улице Пушкинской начался бой. Прохожие предупредили, что впереди убивают людей, лежат тела погибших. Пришлось вернуться домой.
Читайте также: «Во время оккупации получила несколько SMS из россии: «Ирпень горит? Рада?» — депутат Ирпенского горсовета
Но в Киев я все же попал: на следующий день меня подвез к разрушенному Романовскому мосту (это был единственный тогда путь на Киев) волонтер Дмитрий. На окраине столицы размещался штаб ГСЧС. Я обратился туда с просьбой связать меня с Тарасом Логгиновым, номер телефона которого у меня тогда не было. Полковник ГСЧС (его зовут Андрей Петрович) упрекал: «Удостоверение волонтера у тебя просрочено. Телефоны Красного Креста не знаешь». Но все же нашел номер Логгинова. Вскоре я был уже в штабе Красного Креста Украины. Тарас Владиславович поставил задачу: если вернешься назад, эвакуируй людей. По моим расчетам, в то время в убежищах и домах Ирпеня оставались несколько тысяч местных жителей.
— Вы представляли себе, каким образом будете их эвакуировать?
— По дороге в Ирпень ломал голову именно над этим вопросом. Снова встретил полковника ГСЧС Андрея Петровича, и он посоветовал: «Будешь вывозить их на автомобиле, если, конечно, умеешь водить. На Романовском мосту попросишь военных или спасателей машину — они тебе дадут».
За 18 дней (столько я занимался эвакуацией) поменял три автомобиля. Водительских прав у меня нет, но ездить умею: в школьные годы занимался картингом. За первые несколько дней познакомился со всеми волонтерами, занимавшимися в Ирпене эвакуацией. Мы обменивались с ними адресами жителей, желающих уехать. К тому же, бывало такое, что, увидев мою машину с красным крестом, люди махали, чтобы остановился, просили забрать их. Вез всех к Романовскому мосту, где людей встречали украинские спасатели, военные и волонтеры.
Все дни я был в форме Красного Креста. Она мне очень помогала и, вероятно, и спасала — всем издалека было понятно, кто я. Я не снимал ее до полного освобождения нашего города 30 марта, даже спал в ней. Ложился в постель не раздеваясь, потому что мина или снаряд могли попасть в мой дом и тогда я бы оказался под завалом. Поэтому рядом с собой держал лом и лопату — чтобы было чем откапываться.
«Перед женщиной стоял выбор: сопровождать раненого мужа или остаться дома, чтобы ухаживать за курами. Она выбрала кур!»
— Помните первого человека, которого вы эвакуировали?
— Мне больше запомнился первый случай, когда человек, которого я вывозил, получил серьезное ранение. Помню, 22 марта встретил волонтера Алексея. Он спросил: «Можешь заехать на Северную (это ближайшая улица к оккупированной тогда Буче). Оттуда нужно забрать двух людей и много животных». Спасатели не рекомендовали туда ездить, потому что там очень опасно. Но я согласился. Нашел ту пару, посадил в машину вместе с их кошками и собаками. Там еще оставались мужчина (его зовут Владимир Шевченко) и женщина. Говорю им: «Сейчас доставлю ваших соседей на Романовский мост и вернусь за вами». Услышал в ответ: «Не надо, может, потом». Думаю, что из-за очень сильного стресса они как следует не осознавали опасности.
На следующий день знакомые предупредили меня, что вот-вот усилятся бои в том районе, где находится мой дом. Поэтому я на один день решил уехать из Ирпеня в Киев — отдохнуть, поесть нормальной домашней еды и пожить хотя бы один день без звуков войны. Настал вечер. Думаю, переночую в бомбоубежище у волонтеров-христиан (их Библейская церковь находится на краю Ирпеня), а завтра — в Киев. Утром в церковь прибежал очень возбужденный мужчина Александр Примак, с которым мы затем стали добрыми знакомыми: «Идет бой. Человеку оторвало ногу. Дайте машину. Ты, Красный Крест, — обратился он ко мне, — поедешь со мной».
По инструкции отрядов быстрого реагирования, спасатель должен убедиться, что нет угрозы его жизни и только тогда действовать, потому что лучше один труп, чем два. Но я все же решил ехать вслед за Александром (христиане дали ему бус). Встретил его, когда он возвращался на микроавтобусе с пострадавшим — Владимиром Шевченко, который накануне отказался от эвакуации. Чтобы остановить кровотечение, я наложил дяде Володе жгут, написал ему на лбу, в котором часу это сделал. Дядя Володя не потерял сознания, смотрел на меня с грустью, повторяя: «Почему я тебя не послушал, почему не поехал с тобой?!» Когда мы привезли его к Романовскому мосту, попросил военных вызвать «скорую».
— При каких обстоятельствах он получил такое ужасное ранение?
— Об этом мне рассказал Александр Примак, который был рядом с ним, когда это произошло. Оказывается, дядя Володя с Александром и одной женщиной таки решили эвакуироваться. Уже сели в машину как вдруг женщина вспомнила, что забыла дома документы. Побежала за ними, и в это время начался обстрел. Одна из мин попала в машину с той стороны, где сидел дядя Володя. Так ему и оторвало ногу. Впоследствии — в апреле — я решил узнать, как сложилась его судьба. Дом, в котором он жил, полностью разрушен. Я застал его дочь. Она рассказала, что отцу ампутировали ногу, и что он сейчас в Винницкой области. Поддерживаю с ним связь.
— Много людей отказывалось от эвакуации?
— К сожалению, немало. Надо понимать, что большое количество жителей покинули Ирпень в первые дни войны — то есть те, кто хотел, тот уехал и без моей помощи. Когда 12 марта я занялся эвакуацией, то сначала вывозил за день по несколько десятков человек, в том числе семьи с детьми. Впоследствии гораздо меньше — 5, максимум 10 человек в день. И это уже были преимущественно немолодые люди.
В общей сложности я доставил в Романовский мост где-то 200 человек, а примерно 300 из тех, к кому я приезжал и кому предлагал ехать, отказались. Очень досадно было слышать «Нет, не сейчас», ведь я тратил на этих людей время, которого было мало — с 10 до 17. Потом — комендантский час. Учтите, что, когда начинались обстрелы, должен был останавливаться и прятаться в ближайшем укрытии. Так что реально ежедневно у меня было для вывоза людей не 7 часов, а гораздо меньше.
Некоторые объясняли отказ эвакуироваться, тем что им не на кого оставить собаку, кошку, кур. Одна из таких женщин меня поразила. Это неимоверная история. Я уже упоминал об укрытии, которое находится на территории Ирпенской Библейской церкви. В дни боев за наш город эта церковь стала импровизированным волонтерским хабом — мы там встречались, обменивались информацией. Я находился там, когда туда в часов 6−7 вечера пришла за помощью супружеская пара — мужчина получил сквозное осколочное ранение плеча. Волонтер Дмитрий сразу же попытался отвезти его к Романовскому мосту, но по дороге машина попала под обстрел, пришлось вернуться.
Читайте также: «Моя мама у меня на глазах истекла кровью. Российские оккупанты не дали к ней подойти»: жительница Ирпеня об ужасах бегства из города
С нами была врач Ольга. Она офтальмолог, но взялась сделать перевязку. Я помог срезать с мужчины окровавленную одежду. Мы смогли дозвониться в «скорую». Договорились с оператором, что завтра в 9 доставим пациента к Романовскому мосту. Я спросил у жены раненого: «Вы же поедете вместе с ним?» «Нет, — ответила. — Мне не на кого оставить кур». Я как волонтер Красного Креста не имею права выражать свои оценочные суждения, но тут не сдержался: «Перед вами выбор: ваш раненый муж или куры. И вы выбираете кур!»
«Уже больше 20 лет живу в Украине, но до сих пор не удалось получить гражданство»
— Почему вы не эвакуировались вместе с мамой?
— Я бы и поехал, но у меня нет украинского паспорта, хотя живу в Ирпене более 20 лет. Есть только бессрочный вид на жительство в Украине, а также красный советский паспорт и свидетельство о рождении, выписанное в Казахской ССР. Подумал, что на первом же блокпосте с такими документами арестуют. Поэтому остался в Ирпене, потому что меня здесь все знают.
4 марта россияне начали обстреливать наш район. Мама сказала: «Все, с меня хватит, я больше не выдержу». На следующий день с утра она вместе с почти всеми нашими соседями уехала в эвакуацию.
— Как получилось, что вы не смогли оформить украинское гражданство?
- Застрял в бюрократическом болоте. Я родился и вырос в Казахстане. Имею способности к точным наукам, побеждал в олимпиадах по физике среди школьников. Поэтому в 1990-е меня пригласили учиться в Новосибирском государственном университете (находится в Академгородке). Там в Сибири мне выдали паспорт советского образца. В те времена в советские паспорта ставили штампы с названием страны, гражданином которой ты являешься. Но поскольку я приехал из Казахстана, мне никакого штампа не поставили.
Мой папа очень хотел перебраться в Украину — на историческую родину. Более 20 лет назад родители купили дом в Ирпене, с тех пор я здесь живу. Чтобы стать гражданином Украины, должен я сначала получить паспорт Казахстана. Несчетное количество раз обращался в казахское посольство, написал там ворох анкет, заплатил несколько сотен долларов за оформление документов, но до сих пор паспорта не получил.
Тарас Логгинов, о котором я вам уже рассказывал, пообещал помочь с получением гражданства, и рассказать мою историю тем, от кого может зависеть решение этого вопроса. У меня есть все законные основания для получения гражданства, мешает лишь отсутствие документа для стандартной процедуры подачи заявления. Украинское гражданство дало бы мне возможность ездить с миссиями Красного Креста на восток Украины, где сейчас эпицентр боев с российскими захватчиками. И каждый день происходит новая Буча и новый Ирпень, где тысячи людей нуждаются в помощи, оказавшись в такой же ситуации, в которой находились жители Киевщины в марте.
— Ваш дом в Ирпене уцелел?
— Не совсем. Я вам уже рассказывал, что 23 марта меня предупредили — ожидается обострение боев в моем районе города. Поэтому на один день я поехал в Киев (военные меня уже хорошо знали, поэтому проблем из-за документов не возникло). Когда вернулся, крыша нашего дома была разрушена, окна разбиты, осколки залетели в комнаты.
— Во время эвакуации жителей возникали ситуации, когда ваша жизнь повисала на волоске?
— Было и такое. Например, когда довез до Романовского моста двух очень стареньких бабушек, начался минометный обстрел. Я как раз вел одну из них, чтобы передать другим волонтерам. Все, кто был вокруг, мгновенно куда-то спрятались. Я держал себя в руках себя, чтобы и самому не побежать. Старался не проявлять эмоций, чтобы, глядя на меня, пожилая женщина не испугалась. Мы потихоньку (бабушка бежать не могла) направились к опоре моста, чтобы укрыться за ней. Вокруг взрывались российские мины. Нам повезло — ни один осколок в нас не попал.
— Вам приходилось сталкиваться с российскими солдатами?
- К счастью, нет. Я знал от других волонтеров, что улицы Пушкинская, Новооскольская и Университетская контролируется врагом (по словам мэра Ирпеня Александра Маркушина, российские оккупанты контролировали примерно 30% территории города. — Авт.). Поэтому туда не совался.
На краю Ирпеня находится жилой комплекс Green Yard. Он был оккупирован. Орки загнали местных в подвалы. Слышал, что оккупанты обращались там с людьми очень жестоко — как в Буче. Но непосредственно с жильцами этого жилищного комплекса я не общался.
Орки отступили из Ирпеня 30 марта. Для меня лично символом завершения обороны города стал приезд 2 апреля десанта Красного Креста. Мы поставили две палатки, включили там генератор, стали раздавать людям продукты и воду.
— Вы были в Буче после ее освобождения?
— Да, 4 апреля ездил туда на похороны отца моего друга. Его папа находился всю оккупацию в Буче. Сердце не выдержало пережитого в те ужасные дни. Бучанцы рассказывали такие страшные вещи о том, что творили в их городе российские изверги, что я и пересказывать не хочу.
2538Читайте также: Ужас подвала военного городка в Гостомеле во время оккупации: в Киеве открылась выставка о нынешней войне
Читайте нас в Facebook
