«ваш ребенок не должен дожить до конца месяца», — сказали мне крымские врачи»
Крымские кардиологи «отпускали» сынишке Натальи Меньшиковой не больше двух месяцев жизни. Их киевские коллеги, чтобы спасти малышу жизнь, предлагали делать ребенку операции на сердце каждые 2-3 года. Но случилось чудо: мальчика успели спасти львовские и французские кардиохирурги. «Прошел всего год со дня операции, а Алеша даже улыбаться стал по-другому, — не скрывая слез радости, говорит мама малыша. — Я смеюсь: крови французской тебе налили, сынок, поэтому и улыбаешься теперь, как француз. 25 января стало вторым днем рождения моего Алешеньки». Из неизлечимо больного он превратился в здорового, очень подвижного, любознательного и общительного парнишку. Счастливая женщина рассказала читателям «ФАКТОВ» чудесную историю спасения ее ребенка. «Чтобы и у других детей, родившихся на свет с пороком сердца, появилась надежда на спасение», — объясняет Наталья Меньшикова.
«Попробуйте дожить до года, и тогда мы сделаем операцию, но клапаны придется менять, пока ребенок не станет взрослым»
- Алешенька родился 15 июня 2002 года, — рассказывает Наталья. — На 4-й день, перед выпиской из роддома, мне сказали: «Мамаша, в сердце у вашего ребенка какой-то шумочек прослушивается. Мы вас, конечно, выпишем, но через месяц, когда мальчик окрепнет, сделайте УЗИ, чтобы исключить порок». Во время беременности никакой сердечной патологии у малыша не выявляли. После родов его осмотрели все специалисты и сказали, что все прекрасно, чуть ли не в космос сына отправлять можно. УЗИ сердца мы сделали, когда Алешеньке исполнилось 3 месяца. Диагноз нам поставили страшный! Сказали, что у ребенка один из самых тяжелых пороков сердца, и он… не должен дожить даже до конца месяца. Но последнее слово все же оставили за кардиохирургами (женщина и сегодня не может сдержать слез. — Авт. ). Эти слова стали для меня настоящим шоком. Вышла из больницы, все передо мной «плывет», слезы текут, ничего не понимаю… Хорошо, что рядом находилась медсестра.
Крымские специалисты посоветовали Наталье везти малыша на консультацию в институт Амосова в Киев.
- Как говорили врачи, у сына компенсированный порок, поэтому сначала не было видно, что он болен, — говорит мама мальчика. — Небольшой шумок в сердце не каждый специалист мог услышать. Алеша не синел, не задыхался, выглядел вполне здоровым. Поэтому, отправляясь в Киев, я очень надеялась, что произошла страшная ошибка. Но чуда не случилось, диагноз подтвердили и сказали: «Ребенок очень маленький, попробуйте дожить до года. Если в год поставим искусственный клапан, то операции потребуются потом в 3, 5, 8, 11, 13 лет. Сердце у малыша растет, а клапан нет, поэтому его надо будет менять». Можете себе представить мое состояние: резать ребенка через каждые два-три года. Уже теперь, пройдя через это, я знаю, что такое выход после операции, какие могут быть осложнения. Это же не неделя и не две. А тогда меня охватил ужас — как такое можно пережить! Некоторые врачи, чтобы хоть как-то успокоить меня, советовали: попробуйте дожить до 16 лет. Ребенок вырастет, и тогда ему сделают всего одну операцию. Но как дожить, не говорили!
Вернувшись в Крым, Наталья стала спрашивать у местных врачей, где еще есть хорошие кардиохирурги.
- Ответ был один: надо ехать в Москву или Ереван, — вспоминает женщина. — Естественно, там не то, что операция, даже консультации были платными. Не говорю уже о том, что среднестатистическому гражданину Украины (Наталья по профессии режиссер. — Авт. ) даже выехать в Россию или Армению накладно.
Когда человек доходит до определенной черты отчаяния, он, как правило, начинает делиться своим горем не только с близкими, но и посторонними людьми.
- Я как человек эмоциональный так и поступила, — признается Наталья. — И это спасло моего сына! Однажды знакомая девочка, зная о моем горе, принесла одну из крымских газет, где была опубликована маленькая заметка. Она случайно перелистывала стопку старых номеров и обратила внимание на сообщение о том, что в отделении кардиохирургии Львовской областной клинической больницы уже не один год украинским детям делают операции французские хирурги. Там работает благотворительный центр «Кардио», куда кроме французских врачей приезжают и американские. Все операции маленьким украинцам делают бесплатно.
«Во Львове мне показалось, что я попала в другую цивилизацию»
Наталья до сих пор хранит эту публикацию. Нашла даже ее автора — Ирину Иванченко и рассказала, что произошло с ее сыном.
- Самое главное, что в этой заметке был указан адрес и телефон больницы, — говорит женщина. — Я, наверное, месяц набиралась храбрости, чтобы позвонить во Львов. Очень боялась еще раз услышать приговор моему ребенку. У меня все еще теплилась надежда. Как всякая мать, я верила до последнего: вдруг все врачи ошиблись и мой малыш здоров! Лишь спустя два месяца я позвонила во Львов по указанному телефону. Рассказала, какой у ее Алеши диагноз, и попросилась на консультацию. На другом конце провода услышала очень благожелательный ответ. Нас с сыном приглашали на консультацию. А если нет возможности приехать, то можно результаты медицинского обследования ребенка прислать. Я решила ехать. Все-таки бумаги писали люди, а вдруг они все ошибались?! Эта капелька надежды и спасла сына.
- Мне многие говорили: куда тебя несет, да еще с ребенком?! Никто там тебе не поможет! — улыбается Наташа. — Настращали как могли. Но я поехала. С вокзала такси доставило нас прямо к крыльцу областной больницы (улица Черниговская, 7). Поднялись с Алешей на второй этаж… Теперь я найду эту дорогу даже с закрытыми глазами. Во Львове у меня было ощущение, что попала в другую цивилизацию. Думала: дождемся консультации (хирурги были на операции), потом вернемся с сыном на вокзал, переночуем там, поскольку денег на гостиницу у меня не было, а утром домой. «Чого це ви махте ночувати на вокзалч!» — у сотрудницы приемного отделения были во-от такие глаза, когда она узнала о моих планах. Ночевать нас с сыном оставили в больнице. Второй вопрос, который буквально поверг меня в шок, задала нянечка: «Чи махте ви горщика для дитини?» Фантастика! Мы же не привыкли, что в наших больницах кто-то тебе какую-то помощь предлагает. Пока сам не спросишь, а иной раз кому-то не заплатишь, сами понимаете… Я пыталась во Львове говорить по-украински. Немного помнила украинский язык со школы, а мне сказали: не мучайся, мы и по-русски понимаем, и по-французски, и по-английски. А еще местные врачи очень удивились: «О, перша ластчвка з теплощ кращни!» Как оказалось, я первая из Крыма приехала к ним на консультацию.
Но еще больше «ошарашили» крымскую маму львовские и французские кардиохирурги, когда после обследования Алешеньки сообщили, что малышу можно сделать всего одну (!) операцию, и он будет абсолютно здоров. Правда, операцию эту придется делать во Франции, поскольку в Украине нет клиник с необходимым оборудованием.
- Можете представить мое состояние, — вытирает слезы Наташа. — Я узнаю, что моего сына можно спасти, но в то же время четко понимаю, что нельзя. 120 тысяч евро на операцию во Франции у меня нет. Надежда появилась и тут же исчезла. Увидев мое почти предобморочное состояние, заведующий кардиологическим отделением львовской больницы Николай Коник и кардиолог Юрий Иванив стали меня успокаивать. «С 1992 года мы совместно с зарубежными коллегами работаем по программе Люксембургского Красного Креста. Эта организация оплатит вам перелет, проживание, питание и саму операцию. Ваша задача — оформить визу и добраться до Киева», — сказали они мне. В то, что говорили эти уникальные специалисты и добрейшие люди, очень хотелось верить. Но в то же время все было похоже на сказку покруче рождественской!
Оформить в короткие сроки документы, необходимые для вылета за границу, Наталье Меньшиковой помогли друзья. Но все равно поверить в то, что спасти ее сына можно, женщина не могла.
- Я даже надеяться перестала, потому что знаю нашу бюрократию — пока поставят на очередь, пока то да се… — вспоминает Наташа. — А французские врачи ждать не стали. В середине декабря 2003 года мне позвонили со Львова: вам пришел вызов на операцию. А 19 января 2004 года (кстати, 8 января мы покрестили сына) я и Алеша уже вылетели в Люксембург.
Кроме Наташиного сына, французские кардиохирурги отобрали еще троих украинских детей.
- Когда ожидали в Борисполе свой рейс, одна из мамочек вдруг спросила, сколько денег я с собой взяла в поездку, — говорит Наташа, и глаза ее снова наполняются слезами. — Честно ответила ей, что на мелкие расходы у меня всего 120 евро. И те дали друзья. Женщина же призналась, что взяла с собой 600 евро на случай, если вдруг операция будет неудачной и понадобится… везти домой урну с прахом ребенка. После этих слов у меня перед глазами все поплыло. Ноги стали «ватными», не помню, как зашла в салон самолета, как летели во Францию. Это теперь я понимаю: благо, что с нами был Николай Владимирович Коник. Ведь сердечко каждого из четырех украинских детишек могло не выдержать уже в самолете… К этому моменту мой Алеша уже начинал синеть, задыхаться.
«Из-за болезни сердца Алеша плохо говорил, а тут вдруг четко сказал: «Мама, я тигр!»
- В Люксембурге нас встретили представители Красного Креста и на машине отвезли в Страсбург, — рассказывает Наталья. — За три недели мы побывали в четырех клиниках, где украинских детей сначала обследовали и оперировали, затем была реабилитация.
Первого ребенка прооперировали 24 января, а на 25-е назначили операцию Алеше Меньшикову. Накануне под наркозом еще раз провели полное обследование сердца малыша с помощью специального зонда с камерой на конце, который вводится через сосуд.
- Там никто операции вслепую не делает, — рассказывает Наталья. — По результатам обследования четверых детишек установили очередность. Самый сложный мальчик — Костик, у которого риск составлял 98 процентов, был последним в списке. Французские врачи все предусмотрели. Если бы этого ребенка оперировали первым, и, не дай Бог, исход оказался бы печальным, представляете состояние остальных мам и детей! К счастью, и для этого мальчика с пятью(!) пороками сердца все сложилось удачно. Хотя, если бы сердце мальчика не заработало самостоятельно, хирургам пришлось решать вопрос об… эвтаназии.
- Что вам снилось накануне операции? — спрашиваю у Натальи.
- Так я вообще не спала! — признается женщина. — Хотя кардиолог Бернард де Житер и кардиохирург Бернард Айземан через переводчицу объяснили, что будут делать моему ребенку, нарисовали даже на бумаге (Наташа до сих пор хранит этот рисунок. — Авт. ). И Алеша сюрприз преподнес. Из-за болезни сердца сын в два года плохо разговаривал (мышка — это «пи-пи», курочка — «ко-ко», коровка — «му-му»). Мой старший сын в этом возрасте уже вовсю «балакал». И вдруг, буквально перед самой операцией, Алеша мне четко говорит: «Мама, я тигр!» Откуда это слово у него взялось?! Даже когда ему сделали успокоительный укол и везли в операционный зал, он все время повторял: «Мама, я тигр!» А все вокруг показывали ему: «Во! Молодец!» и тоже повторяли: «Тигр!», мол, все будет хорошо. На французском тигр звучит так же.
Вспоминать часы, пока Алеша был на операции, Наташа до сих пор не может без слез.
- У меня, наверное, от волнения поднялась температура до 40 градусов, я лежала на кровати и не могла подняться, — говорит мама мальчика. — В глазах какие-то мурашки прыгали, но закрыть их я не могла. В голове была одна мысль: ни в коем случае мне нельзя заснуть! Я все время разговаривала с сыном: «Ты мой тигр, ты сильный, ты выдержишь. Мы с тобой еще свадьбу будем играть, и я твоей невесте кольцо подарю». Может, это со стороны показалось бы бредом. Хорошо, что рядом со мной были такие же женщины, как и я. Мы теперь как сестры, а мужья наши как братья. Тому, кто там не был, сколько ни рассказывай, невозможно объяснить, что это такое. Прооперировали одного из наших детей — все мамы радуются, повезли на операцию другого — все переживают как за своего ребенка. Напряжение у всех было жуткое! Знаете, что самое страшное было там? Смотреть в глаза такой же, как и ты, матери, когда твой ребенок уже выжил, а у нее еще неизвестно, как пройдет операция. 13-летний Костик, о котором я упоминала, был самый старший из деток. Он знал о своих шансах на выживание. Накануне операции с ним случилась истерика: он не мог даже проглотить успокоительную таблетку, которую всем детям давали. Костик ее туда, а она обратно. Несчастный ребенок полчаса с ней стоял, крестился, молился. И в результате выпил эту таблетку позже, чем надо было.
«Увидев сына живым, я опустилась на колени и не могла подняться.
В палату поползла на четвереньках»
- Наташа, а вы молились во время операции сына?
- Конечно. Причем я себя поймала на том, что молиться стала по-украински, потому что во Франции разговаривала на украинском языке, так как переводчица русского не знала. Но Бог, наверное, молитву понимает на всех языках. Я так боялась, что сейчас придут французы и скажут: «Сердце Алеши не заработало!» И что я буду делать?! Конец! Но зашел врач и сказал, что все хорошо. А около 6 часов вечера мне уже разрешили зайти к сыну в реанимацию. Алешенька был без сознания, но, главное, я его видела, он был живой, мой тигр! Когда спустилась к нему во второй раз, он уже пришел в себя и несмотря на послеоперационную температуру стал проситься на руки. Вот тогда я поняла выражение «когда руки не подложишь». Правда, попробовала подложить руки под шею и попку Алеши, но поднять его даже на полсантиметра нельзя было — к нему куча аппаратуры подключена, 7 табло, на которых постоянно высвечивались по 4 показателя. А сын плачет и просится на руки, и я чувствую, что сейчас упаду в обморок.
Вышла из реанимации, буквально содрала с себя белый халат, опустилась на корточки и поняла, что подняться уже не смогу. Так на четвереньках и поползла в свою палату, на верхний этаж. По пути меня встретила женщина, у которой уже один раз оперировали ребенка. Она спросила: «Тебя не предупредили, что может случиться?» Оказывается, когда мамы видят своего ребенка после операции живого, с ними всякое бывает — нервы ведь на пределе. Некоторые в такой момент и сознание теряют, и истерики с ними случаются. Я полежала минуты две-три на кровати и вдруг осознала: мне плохо, а сыночку после операции хорошо?! «А ну-ка вставай и в реанимацию!» — приказала себе.
Возвращаюсь назад и глазам своим не верю: врач водит моего Алешеньку за руку по коридору! Подбегаю, начинаю что-то на ломаном французском объяснять: мол, месье, мальчику сделали операцию на сердце и прошло еще очень мало времени. А врач отвечает: «Мадам, я все понимаю, но малышу надо много ходить, чтобы организм работал. Ему следует пить много воды, чтобы не было отека легких, чтобы включились в работу все системы организма, которые были отключены во время операции. Для меня это оказалось еще одним потрясением. У нас даже после удаления аппендицита так быстро не встают на ноги. Медицина во Франции достигла фантастического уровня! Кстати, Алешка после операции снова, извините за слово, талдычил, что он тигр. И по сей день себя так называет, хотя родился в год Лошади.
Алешу Меньшикова прооперировали во вторник, а уже в четверг перевели из реанимации в обычную палату. Радостная Наташа побежала звонить в Крым, сообщить родным, что операция прошла благополучно.
Два Бернарда — Айземан и де Житер — сделали Алеше операцию Росса (замену сердечного клапана). Его родной легочный клапан поставили вместо артериального, а на место легочного имплантировали клапан, сформированный из мышечной ткани. И теперь он растет вместе с ребенком.
«Французы покупали нам фрукты и сладости за свои деньги»
- И Алеше больше не потребуется операций?
- Мне сказали так: «За 20 лет не было ни одного случая, когда пришлось бы делать повторную операцию. Хотя мы не боги». Насколько я знаю, в Крыму всего двое или трое детей, которым сделали такую же операцию, как Алеше. Но они все постарше сына. Поэтому мы очень счастливы, что такая чудесная история произошла именно с нами. Вы себе не представляете, как тепло нас принимали, какие чуткие и отзывчивые люди там живут. Переводчики, которые приходили к нам, приносили каждый день бананы, яблоки, соки. Причем покупали все это сами. Нам даже неудобно было, не привыкли к такому. Узнав, что у меня день рождения, в больничной столовой испекли торт, спели мне песню. А наших детей так и вовсе забаловали: игрушки, вещи, конфеты, шоколадки. До операции Алеше нельзя было есть сладости, а после его буквально пичкали шоколадным кремом и конфетами. Я не успевала ему губы вытирать. Часть игрушек и вещей мы даже домой привезли. Украинская диаспора Страсбурга специально для нас организовала праздничный обед, состоящий только из украинских блюд. Французская кухня хоть и хорошая, но нам ведь хочется чего-то своего — борщика, вареничков, картошечки, сальца. Католический священник даже благословил нас перед операцией, хотя мы православные. Впрочем, какая разница, кто какой веры, Бог взял и пронес нас с сыном на руках.
В подтверждение своих слов Наташа рассказала притчу, которую услышала во Франции.
- Я теперь многим ее рассказываю, — улыбается женщина. — Человек и Бог идут по побережью и разговаривают. Человек при этом все время оглядывается назад, а там на полоске песка видны только две дорожки следов. Бог спрашивает: «Почему ты все время оглядываешься?» Человек отвечает: «У меня есть к тебе один вопрос, но я не решаюсь его задать». «Спрашивай, и будем общаться дальше». «Скажи, почему, когда все хорошо, ты всегда рядом со мной, а когда мне трудно, я остаюсь один?» «С чего ты это взял?» «Когда мне трудно, я оглядываюсь назад и вижу только одну дорожку следов». Бог посмотрел на него, улыбнулся и сказал: «Когда тебе трудно, я беру тебя на руки и несу. Следы, которые ты в этот момент видишь, не твои, а мои».
Эта притча полностью передает мое ощущение от поездки во Францию. Нас с сыном Бог точно пронес на руках. Наверное, не случайно даже люди, не знающие эту притчу, говорят: «Господи, пронеси!» Не представляю, что они имеют в виду, но я теперь точно знаю, что значит «пронеси», и понимаю, как нам фантастически повезло! Поэтому всю свою жизнь буду благодарна львовским кардиологам Николаю Конику и Юрию Иваниву, которые первыми откликнулись на мою беду. И, конечно же, их французским коллегам Бернарду де Житеру и профессору Бернарду Айземану. Кстати, Алешеньку французские специалисты будут патронировать постоянно.
Наташа показала две пластиковые карточки, на которых — личный штрих-код ее сына, телефоны всех клиник Страсбурга, а также профессорский личный номер. Указано даже, где и когда делали мальчику операцию, и кто из врачей на ней присутствовал. Такие же документы имеются у всех украинских детей, прооперированных французскими медиками.
1599Читайте нас в Facebook
