«Будет одна большая Буча»: Евгений Дикий о том, что единственной альтернативой массовой мобилизации является оккупация россиянами всей Украины
Украинцы должны взять на себя ответственность за защиту своей страны, утверждает бывший командир роты батальона «Айдар» и военный аналитик Евгений Дикий. Он объяснил в своем Facebook, почему нужна большая мобилизация.
«Мобилизация в вопросах и ответах
Честно говоря, не думал, что придется писать этот тест. Все, что будет написано ниже, мне кажется настолько очевидным, что даже немного неловко класть это на бумагу.
Однако вопросы от журналистов и участие в публичном обсуждении показали: многие вещи, которые для украинского патриота «со стажем» и «кантуженого АТОшника» выглядят как дважды два четыре, для значительной части нашего тылового социума до сих пор являются не то, что биномом Ньютона, а целой релятивистской физикой. Это очень печально, но это факт. И с этим фактом в бэкграунде мы таки должны «взлететь», то есть мобилизоваться. Ну или не взлететь — и на этот раз уже навсегда.
Когда уже начал это все систематизировать, оказалось, что вопросов задофига, аж под два десятка. Мордокнижка не дала это запостить одним постом, пришлось разбить на две части, примерно по признаку «вопросы общие, стратегические и мировоззренческие», и «конкретика по различным группам населения, отдельных инициатив отдельных деятелей» и тому подобное. Вторую часть изложу ближе к вечеру, чтобы был хоть какой-то перерыв.
Итак, ниже мои ответы на вопросы, которые чаще всего приходится слышать, и на которые я задолбался отвечать в последние недели.
1. Почему ВСУ сейчас нужна большая мобилизация?
Для начала, она нужна не ВСУ.
Сказать, что ВСУ нужна мобилизация, это то же самое, что сказать, что ВСУ нужно воевать.
Нет, мои дорогие, это нам с вами, украинскому тылу, нужно, чтобы оккупанты не пришли к нам в дом, не убили нас, не изнасиловали и не ограбили.
А для этого нам с вами нужно, чтобы ВСУ нас защитили.
А для того чтобы нас защитить, в ВСУ должно быть достаточно бойцов.
Вот именно так выглядит правильная последовательность того, кому что нужно в этой жизни, и постановка вопроса «ВСУ нужна мобилизация», «армия требует дать людей»
Мобилизация нужна именно нам с вами, украинскому тылу, чтобы нас могли защитить и оборонять — тому самому тылу, который до сих пор инфантильно сопротивляется и не хочет принять эту реальность.
Мобилизация нужна не сейчас, она должна была бы начаться больше года назад.
Дело в том, что невозможно успешно воевать против врага, значительно более многочисленного, чем ты.
Ну то есть возможно, при условии, что у тебя просто космическое технологическое преимущество над врагом — где-то как у армии США над Талибаном. Тогда да, можно отправить против двадцати моджахедов с РПГ-7 верхом на ослах одного сержанта Джона Рэмбо, которого лет десять тренировали для этой миссии, который будет иметь онлайн инфу со спутника, и через этот же спутник в любой момент будет вызывать авиаподдержку, ракетный удар, арту, беспилотники, а если что-то пошло не так — спасательную миссию на вертолетах. Правда никто не питает иллюзий, что у нас такое технологическое превосходство над армией рф?
Мы с врагами воюем оружием одного поколения («дискотека восьмидесятых» с незначительными вкраплениями более современных технологий), используем в точности одинаковый спектр видов вооружения, часто одни и те же модели. Что-то лучше у них, что-то у нас, но в целом это одна весовая категория по технологическому уровню, и явный перевес у врага по количеству вооружений.
Из этого с неумолимостью дважды два четыре (как бы кому не мечталось получить в произведении двадцать восемь) следует, что и количество бойцов должно быть, как минимум, сопоставимым. Ну, а если хотим побеждать, то необходимо создать количественное преимущество над врагом.
Возможно, кого-то я удивлю, но мы все время воюем меньшим количеством бойцов, чем враг. И даже наши успехи и победы получены меньшим войском над большим.
Но всему есть предел, и предел достижений сугубо за счет большей мотивации наших воинов пройден. Теперь компенсировать вражеское количество должны нашим количеством.
Таким образом, потребность в мобилизации возникла (и стала очевидной любому, кто умеет складывать два и два) не сейчас, а в сентябре 2022 года. До объявления всеобщей мобилизации у россии был шанс одолеть тот контингент, который зашел сюда на «сво», а не на войну, силами тех, кто одел на себя пиксель весной 2022 года. Как только россия начала большой «мобилизец», стало ясно, что и нам этого никак не избежать.
Однако вместо того, чтобы озвучить и осознать это еще тогда, и имея запас времени спокойно проработать необходимые для этого изменения в законодательстве, в подзаконнике, в практике работы ТЦК, и в течение всего 2023 года спокойно отмобилизовывать необходимое количество бойцов, мы решили повторить нашу недавнюю шашлычную историю.
Ровно так же, как
Не пронесло и не рассосалось, потому что живем не в сказке, а чудеса если и случаются, то только если их делаем мы сами ценой сверхусилий и больших жертв — как-то чудо, которое мы все вместе сделали в 2022. И вот теперь мы наконец медленно, с сопротивлением смиряемся с тем, что на самом деле было очевидно на год раньше, и пытаемся догнать поезд, на котором должны были бы давно уже ехать.
2. А все же, можем мы ее не проводить? Ну очень же не хочется…
Да без проблем. Можем. Но единственной альтернативой массовой мобилизации является оккупация нас россиянами.
Надо понять, что люди, которые надели пиксель почти два года назад, физически не способны довоевать эту войну до победы. Они способны еще какое-то время держать фронт, и обеспечить нам в тылу еще несколько месяцев спокойной жизни в стиле «не смотри наверх» (в нашей версии — «верю в ВСУ»), но не более. А дальше они просто закончатся, и, если мы до того их не заменим, придет орда.
Еще надо понять, что никто не предлагает нам промежуточных вариантов. Нет опции «встретиться посередине», нет приемлемого, хотя может и неприятного компромисса. россия не скрывает, что не согласится ни на какой компромисс, и что намерена воевать именно до «пабєды», то есть до полной оккупации Украины и «окончатєльного рєшенія укрАінскаво вапроса», в гитлеровском понимании окончательных решений.
Стоит услышать их официальных лиц, которые прямо говорят о «врємєнно окупірованниє русскіє города Кієв, Днєпропєтровск, Запорожьє, Одєссу, Харьков і многіє другіє», чтобы понять, что орда не планирует останавливаться на «границе лднр», как некоторые до сих пор наивно артикулируют — из всех границ они планируют остановиться только на украинско-польской, да и то временно.
И надо понимать, что этот сценарий не стал навсегда невозможным только потому, что в позапрошлом году мы не дали врагам это сделать с разбегу — как только мы прекратим сопротивление, в частности из-за того, что воевать некому будет, он снова станет близкой реальностью.
Оккупация будет не как в Крыму — это будет сначала одна большая Буча, которая потом превратится в один большой Херсон. То есть сначала придут не «вежливые люди», а «боевые буряты», вытащат из подвалов уклонистов, которые там пересидят мобилизацию, на их глазах развлекутся с их женщинами и детьми. К тем, кого буряты «сгарячя» не пристрелят, чуть позже придут фээсбэшники, и каждому припомнят и малейший донат, и самых дальних родственников в ВСУ, и даже лайки в соцсетях. И только для тех, кто как-то и это переживет, наступит Крым — но не Крым-2014, а Крым-2023, с тотальной мобилизацией, и российскими военкомами, которым всякую байду не расскажешь.
Еще стоит помнить, что всплеск шоковой эмпатии к нам в Европе давно прошел, и никакой ЕС не планирует принять 32 миллиона беженцев. На этот раз границы закроют не наши пограничники, а армии европейских стран, и что-что, а сдержать поток беглецов-уклонистов они сумеют, это же не с русскими воевать.
И если на то уже пошло, в случае проигранной войны наибольшие шансы выжить будут иметь те, кто довоюет ее до конца, и в составе последних недобитых отрядов с оружием в руках выйдет интернироваться за границу, как это было и с добровольцами армии УНР, и с повстанцами УПА. В ожидании мировой войны ветеранам с опытом войны с русскими будут рады в испуганных европейских бонсай-армиях, тогда как уклонистов и пацифистов в Европе хватает своих.
Вот теперь, зная это все, мы можем сознательно решать, нужна нам мобилизация, или мы выберем альтернативу — оккупацию. Те, что в пикселе, уже этот выбор сделали. Теперь выбор за нами, украинским тылом.
3. Насколько большой должна быть наша мобилизация?
Смотрим на масштаб мобилизации у врагов, и «зеркально», если не точное количество, то по крайней мере порядок величин должен быть тем же. В течение 2023 армия рф пополнилась полумиллионом контрактников, до того осенью 2022 они набрали 450 тысяч мобиков. Набор в россии продолжается.
Поэтому озвученная публично цифра полмиллиона новобранцев для ВСУ — этого не то что не много, этого мало.
Я не вижу в этой цифре ни запаса для компенсации демобилизации тех, кто уже свое отвоевал, ни тем более резервов для создания преимущества над врагом.
Эти полмиллиона, если их набирать в течение всего года, то есть по 40−50 тысяч в месяц — это да, неплохо для оборонительной войны. Хватит чтобы крепко держать фронт, замещать потери, даже обеспечить нормальные ротации частей из нулей в тыл и обратно. Но не более.
Если же смочь набрать их одной большой волной, за три-четыре месяца, поставить в ряды ВСУ на весну, а уже дальше спокойно ежемесячно набирать еще тысяч по 40−50, тогда другая история — история о приближении нашей победы.
4. А реально ли набрать полмиллиона одной волной, за каких-то три-четыре месяца, потянет ли это наша мобилизационная система?
Крайне тяжело, но не невозможно.
Мобилизационная система государства сама такой объем новобранцев не «переварит», без нашей помощи. Но мы уже имеем соответствующий опыт.
Весной 2022 года ряды ВСУ за пару месяцев пополнили даже не полмиллиона, а 700 тысяч бойцов, и никакого коллапса системы не произошло, наоборот — произошла боеспособная армия, которая остановила орду.
Секрет в том, что тогда пополнением рядов ВСУ занимались далеко не только те, кому это положено делать по должности, и даже не только государство, а мы все вместе. Новобранцев размещали школы, садики и заводы, кормили и одевали волонтеры и местное самоуправление, помогали все гражданские вокруг. И вместе мы выгребли эту сверхзадачу, чем собственно и переломили ход того этапа войны.
Если мы способны повторить то же самое, только уже более организованно и упорядоченно, в 2024 — у нас очень неплохие перспективы окончания этой войны.
Если не хотим или не способны — смотри пункт 2.
5. Россиян все равно больше чем нас. То есть сколько бы мы ни мобилизовали, мы все равно закончимся раньше них…
Очень распространенное заблуждение.
Этот аргумент, который вроде бы выглядит логичным и непреодолимым, на самом деле выстроен на ложном предположении. Он имел бы смысл, если бы за каждого убитого врага мы теряли по одному своему бойцу.
Однако реально наши потери значительно меньше вражеских.
В начале прошлого года, в обороне Бахмута, соотношение потерь было 1:8 в нашу пользу. Затем мы перешли в наступление, и якобы должны были бы поменяться ролями, но нет: все месяцы нашего наступления мы держали соотношение потерь 1:2−3 в нашу пользу. Сейчас враги перешли в контрнаступление, и вуаля — в Авдеевке наши потери соотносятся с их в худшем для нас случае так, как это было в Бахмуте, а то и значительно лучше.
Запас живой силы у орды конечно же больше нашего, но не на порядки величин — только в 3−4 раза, пропорционально населению стран (демографические пирамиды у нас с россией похожи). Поэтому даже при сохранении нынешней динамики потерь предположение что «мы закончимся, а их еще будет валом» мягко говоря не выдерживает критики.
А над увеличением этого соотношения потерь еще больше в нашу пользу также можно и нужно работать, здесь еще очень даже есть, что улучшать и куда расти. Но работать над этим можно только тогда, когда собственно есть кому воевать, и не стоит острая необходимость просто хоть кого-то найти держать линию фронта…
Кстати, мы здесь считали людей, но людям надо чем-то воевать. А по технике соотношение потерь в течение прошлого года было от 1:5 до 1:10 по различным видам техники, поэтому еще раньше, чем ордынцы закончатся физически, у них может закончиться все, что серьезнее «калашей», и над этим также уже работают.
Подробнее о том, что у них с «железом» и оборонпромом можно почитать в моей декабрьской заметке «Третье дыхание», я там то разбирал с цифрами.
Однако это все имеет смысл также только при условии, что у нас в целом хватает защитников. Никакие успехи отдельных специализированных и высокопрофессиональных подразделений (которые собственно делают статистику этой войны настолько «украинопобедной»), к сожалению, не способны компенсировать недостаток общего количества защитников на условный километр фронта.
А вот если это общее количество нормальное — все остальное приобретает смысл, и перспективы войны вырисовываются далеко не такие пессимистические, как при механически-бездумном повторении «их там так много…»
6. Если всех заберут на войну, кто же будет работать в тылу и поддерживать экономику?
Начнем с того, что никто не планирует забрать «всех».
В стране сейчас 32 миллиона человек, то есть не менее 16 миллионов мужчин. Из них условно треть молодые, треть старые, поэтому остается где-то 5−6 миллионов военнообязанных.
Пусть даже половина из них непригодна по состоянию здоровья — все равно остается миллиона три мобилизационного резерва, из которых надо мобилизовать от полумиллиона до миллиона, то есть максимум каждого третьего, а то и каждого шестого.
То есть даже из относительно немногочисленной (относительно общего населения страны) группы физически пригодных военнообязанных мужчин мобилизовать одновременно надо далеко не всех, не большинство, и даже не половину.
В общем возможно из этой категории действительно послужить придется всем или большинству — но поочередно, заменяя друг друга, поскольку уже почти гарантированно будет установлен предельный срок службы во времени войны.
Ну, а все остальные категории кроме этой вообще не мобилизуются. И вот собственно они должны занять на время войны те рабочие места, которые освободят мобилизованные. Да, можем уменьшить безработицу среди женщин, и дать немного работы пенсионерам — чем плохо?
7. Почему я должен умирать за такое государство? (Далее идет перечень претензий индивида к государству, которое ему, индивидуально «ничего не дало», и перечень всего, что в нашем государстве по мнению индивида не так, как он бы мечтал).
Самый отвратительный аргумент уклонистов, универсальное оправдание низости и трусости. Не зря именно этот аргумент так любит «толкать» патентованный предатель и премиальный агент россии, «полковник оральных войск» дезертир Арестович.
Честно говоря, трудно объяснять то, что самому кажется очевидным как белое и черное, и поэтому не требует объяснений.
Для меня очевидно, что воюют не за «государство», даже если под государством понимать то, чем оно является, то есть набор институтов.
Тем более не за государство в том смысле, который в это слово вкладывают арестовичи и другие уроды — то есть за «власть», еще и власть персонифицированную теми, кто сейчас занимает политические и государственные должности.
Воюют за страну, за нацию. То есть за то, что от природы свое — и на что посягнули и что хотят захватить и уничтожить чужаки.
Эта разница своего и чужого, родных и врагов — основа идентификации человека, и воюют всегда за свое и своих в самом широком смысле. За то и за тех, кого и что любят, и против того и тех, кто/что угрожает тем/тому, что ты любишь.
Государство в этой схеме вещь второстепенная, вспомогательная — его институты должны помочь организовать войну за свое и своих против вражеского и чужого, и не более.
И если мы сами (а никто, кроме нас, нам в этом не виноват) пока не смогли построить это государство, то есть эти институты, таким/такими, чтобы нас удовлетворяла их эффективность, это не повод позволить врагам уничтожить эти пока несовершенные, но наши, и пригодные к дальнейшему развитию, институты, и заменить чужими — с тем, что вот на них мы уже никогда и никак повлиять не сможем, и должны будем терпеть их какими есть, то есть какими их сделала другая, отличная от нас, нация.
Это было бы точно так же, даже если бы нас пытались завоевать страны с более развитыми и эффективными институтами — все равно мы должны учиться сами, пусть и у тех же стран, но самостоятельно, пока не построим то, что нас будет удовлетворять.
Однако в реальной жизни реальные оккупанты заменяют наши непутевые государственные институты и практики своими — по меньшей мере такими же несовершенными (в частности коррумпированными, бюрократическими, бесчеловечными
Но боюсь, что для большинства уродов арестовичевого типа приведенные выше, на самом деле элементарные, аргументы — слишком сложная «высшая математика». Можем ли что-то объяснить доступно для них?
Не пробуем объяснить основы общественного договора, и такие азы Конституции, как то, что наличие прав (от которых ни один из уродов не спешит отказываться, пользуется ими, качает их где и как только может) прямо предусматривает определенные обязанности, и эти вещи неразрывно связаны. Если уродец этого сам не чувствует и не понимает, боюсь, мы уже ему это не объясним, провтыкали семья и школа много лет назад.
Выносим за скобки такие очевидные вещи, что-то «ничего», которое якобы государство ему «не дало», на самом деле включает в себя кучу всего от образования и медицины до дорожного движения по правилам (и собственно самих дорог для этого движения), что в денежном эквиваленте стоит больше, чем среднестатистический уродец, который это озвучивает, когда-то за жизнь заработал. Не поверит, потому что оно эти вещи не ценит, и одновременно искренне считает, что всеми этими функциями ему абстрактное «государство» почему-то обязано просто по факту, что он здесь родился, он же в ответ не обязан никому и ничем.
Не напоминаем, что эту самую ненавистную ему «власть» уродец сам себе выбирает, никто ее нам с Марса не присылает на голову — он настолько тупенький, что никак не видит связи между своим голосованием и качеством людей во власти.
Но есть вещи, доступные любому уродцу, и наша задача это объяснять.
Самое важное для уродца понять, какие реально варианты его ожидают — вот не в теории, а в реальном суровом мире.
Часть доступных аргументов приведены в пункте 2. И поскольку воображение уродца может быть устроено специфически, и оно может в упор не верить, что вот именно его изнасилует голодный бурят и/или зарежет разъяренный кадыровец («а его за что?!»), то вот по крайней мере объяснить ему, где сейчас все те, кто пытался откосить от мобилизации в лднр и Крыму, представляется возможным.
То есть уродец должен понять, что воевать все равно пойдет — если не за свою страну, то за россию, и вот там уже никак не отвертится.
Ну, а напоследок вообще-то стоит бороться не только с сутью этого гнилого вопросика, а еще и с формулировкой.
«Почему я должен умирать…» — уже изначально кривая постановка вопроса.
Работа солдата — не умирать, а убивать. Убить врага и самому остаться живым — именно для этого людей мобилизуют в армию, а не на смерть.
Да, на войне риск погибнуть выше, чем в тылу — но это именно о повышенных рисках, а не о верной смертушке, и сейчас тех, кто воюет уже почти два года и жив и относительно здоров пока (тьфу-тьфу!), несравненно больше, чем наших погибших героев.
Пойти на войну — это не «пойти умирать», а пойти убивать врагов, чтобы вернуться героем. И большинству это удастся.
8. Почему я должен служить, если не служит сын Порошенко (брат Ермака, родственники депутатов, дети министров — дополнить список по вкусу)?
Этот аргумент «справедливости» я с отвращением слышу еще с далекого уже 2014, и это на самом деле всего лишь вариант приведенного выше «аргумента дезертира Арестовича».
Мне было дико услышать недавно этот аргумент в исполнении одного из бывших нардепов от блока Порошенко — того самого Порошенко, отсутствие чьего сына на фронте по этой логике должно было бы помешать мне воевать за свою страну в «Айдаре». Казалось бы, ну хотя бы собственный досадный опыт должен был бы научить хотя бы политиков из этого лагеря, но нет, соблазн дешевого популизма так силен…
Так вот, не знаю, как там кто, но я не воевал за Порошенко, так же и за Турчинова (когда я взял в руки оружие, и.о. президента еще был он). Я воевал за свою страну, которая принадлежит не президенту, какой бы ни была его фамилия, а мне, моей семье, моим друзьям и миллионам других украинцев.
Собственно, воевал за этих украинцев — тех, которых я люблю, и тех, кого недолюбливаю, потому что не все они были в состоянии защитить себя сами, поэтому нуждались в защитниках.
За мою страну, в которую вторглись захватчики, и за мою нацию, которую эти захватчики хотят ликвидировать.
Так же сейчас я знаю очень много наших защитников, но не знаю ни одного, кто бы воевал за Зеленского. Они так же воюют за нашу страну, и за всех украинцев в тылу. В том числе и за меня, который, к сожалению, перешел в категорию тех, кому нужны защитники.
Если условный «сынпорошенкозеленского» готов взять в руки оружие и стать в ряды защитников — значит, его хорошо воспитали, и после возвращения с войны он будет иметь достойную жизнь гражданина. Если не готов — это стоит будет вспомнить на следующих выборах, решая продлить мандат его родителям, и давать ли старт его собственной карьере. И все. Не больше, и не меньше.
Что даст публикация списка родственников чиновников, которые служат или, наоборот, не служат в ВСУ? Сейчас — ничего полезного, только лишний аргумент для прикрытия собственной трусости уклонистов фиговым листочком «желания справедливости».
А вот после войны этот список мог бы быть полезным перед следующими выборами.
Потому что если бы даже оказалось, что из нынешних чиновников ни один не имеет родных на фронте (что, насколько я знаю, далеко не так, но даже представим худшую картину) — это бы означало лишь то, что мы не умеем выбирать во власть достойных.
Но это отнюдь не означало бы, что мы должны из-за этого нашего неумения выбирать допустить оккупацию нашей страны, и навсегда лишиться любого шанса когда-нибудь кого-нибудь куда-то избирать.
Если выиграем эту войну — будем иметь множество времени и возможности научиться выбирать лучших из нас. Проиграем — уже никогда не научимся. Вот вам и весь «сын Порошенко».
Материалы, опубликованные в рубрике «Блоги», отображают мнение автора и могут не совпадать с позицией редакции.
1391Читайте нас в Facebook
