Савва кулиш: «мне запрещали снимать евгения евтушенко, потому что он женился на англичанке»
«Мой фильм «Трагедия в стиле рок» выпустили на экраны благодаря Горбачеву»
- Савва Яковлевич, ваш «Мертвый сезон» имеет феноменальный рекорд: за две недели проката его посмотрело сто(!) миллионов зрителей. И это 1968 год! Голливуду такое даже не снилось!
- У каждой картины своя судьба. Если фильм точно попадает во время и пространство, он удачный. Моему «Мертвому сезону», снятому в 1968 году, повезло: он попал в свое время и свое пространство. Появись эта картина раньше, не знаю, какова была бы ее судьба. Но, действительно, фильм за две недели посмотрели сто миллионов человек! «Комитет девятнадцати», с моей точки зрения, очень сильная, мощная картина, которая опередила время лет на десять. У нее была другая судьба, и истерзана она была больше: борьба за ее выпуск длилась 11 месяцев. Вообще, почти все мои картины, кроме последней — «Железного занавеса», — порезаны.
- Ваш фильм «Трагедия в стиле рок» вызвал огромный резонанс. Его называли первой в СССР картиной о наркомании…
- Так и есть. С этим фильмом произошла почти фантастическая история. Когда «Трагедия в стиле рок» была закончена, Нина Андреева (никому не известная вузовская преподавательница, ставшая одиозной личностью в годы перестройки. — Авт. ) написала свою знаменитую статью «Не могу поступиться принципами», и в стране готовился переворот. Лигачев, отвечавший за идеологию, разослал письма во все отделы ТАСС. Должно было выйти постановление Компартии и правительства о закрытии картины. Все уже было готово. Я еще ничего не знал об этом, мне дали список поправок к картине, и я приехал в Госкино. Армен Медведев, бывший тогда главным редактором, пригласил меня в свой кабинет, закрыл дверь на ключ и сказал: «Савва, я должен тебя огорчить. Сделаешь ты поправки или нет, все равно фильм закроют». Я никаких поправок, естественно, не делал. Мысленно попрощался с картиной, уяснив для себя, что она залегла на полке.
В то время из какой-то загранпоездки вернулся Горбачев. Готовящийся тихий переворот не удался, и поскольку должно было выйти постановление, где главным примером аморальности, несоветского подхода и так далее была «Трагедия в стиле рок», Михаил Сергеевич, который не видел ни одной моей картины (вернее, видел, но они его не интересовали), посмотрел «Трагедию». Вместе со своей супругой Раисой Максимовной и помощником. После этого они полтора часа не выходили из зала. А потом помощник Горбачева позвонил директору студии Досталю. Тот разыскал меня и сказал, что картина получила право на жизнь. Ведь, как выразился наш Генсек, «вот как мы болтаем, а молодежь нашу проигрываем». Главе государства фильм понравился, произвел сильное впечатление, и его мгновенно выпустили.
- Это правда, что вам не разрешали снимать Евгения Евтушенко в картине «Взлет»?
- Категорически запрещали! Впрочем, как и Донатаса Баниониса, ставшего известным на весь Союз после выхода «Мертвого сезона». ЦК Компартии запретил снимать Евтушенко, потому что он только что женился на англичанке и, как сказал один чиновник, стал совсем неуправляемым. Просили никаких интервью не давать, чтобы все было шито-крыто. Но Женя боец опытный, он на съемках, проходивших в городе Малоярославце, дал интервью местной газете, эту статью перепечатала «Советская культура». Вскоре все информагентства написали, что он снимается в фильме в роли Циолковского, и все, поезд ушел! Чиновники меня вызывали, орали, топали ногами, называли бандитом, грозились воздать за этот инцидент…
Потом был худсовет, на который явились все маститые режиссеры. Пробрались туда и двое, не являющиеся членами худсовета: Эльдар Рязанов и Никита Михалков. Они голосовали за нас с Женей. В результате весь худсовет был за Евтушенко, кроме одного человека, который воздержался, и то по личным соображениям: не любил он Женю. Картину гробили страшно! Не давали ни денег, ни возможности работать. Напившись, директор мне сказал: «Знаешь, ты очень хороший парень, я к тебе хорошо отношусь, но мне приказали тебя убить, и я убью».
Замечательно! А что значит убьет? Ничего не будет делать, тем самым не давая хода картине. Например, нам надо снять телеграфные столбы вокруг дома Циолковского, их не снимают, говорят, что невозможно. Тогда замечательный художник Володя Аронин ставит три по пол-литра, и ночью эти столбы вырывают, а я снимаю. Или, например, не привозят пиломатериалы, декорацию закончить не можем, а снять ее надо. Ставится энное количество водки, на соседнем складе покупается лес и достраивается декорация. Много было всего.
«Сергей Бондарчук трижды выступал в защиту моего фильма»
- Готовый фильм тоже пытались зарезать?
- Устроили еще один худсовет. Погода была очень хорошая, ветерок, я ехал в прекрасном настроении. На студии сидели мои старшие товарищи. Один выступал, нормальные слова говорил, другой тоже. А потом начали выступать другие — те, кто разносил снятый материал в пух и прах. Причем известные режиссеры! Фамилий называть не буду, противно это. Мало того что меня окрестили врагом народа, так еще сказали, что все, что я сделал, антихудожественно. Абсолютно все! И среди этого шума поднимается Наумов, говорит в защиту материала, Юрий Озеров говорит, что материал замечательный. Сидит вернувшийся из экспедиции Василий Ордынский, который вообще ничего не знал о происходящем, и время от времени произносит: «Я ничего не понимаю! Мне кажется, это сон, мне все это снится! Материал ведь прекрасный! Чего же спорить? Что происходит? Вы можете мне объяснить?»
Сергей Бондарчук, который трижды выступал в защиту материала, во время третьего выступления побледнел. Я не понял, в чем дело. Он был человеком разным, довольно жестким, вовсе не сентиментальным. Когда мы выходили из худсовета, я спросил, что с ним. Он ответил: «У меня ужасно болит сердце!»
- И чем все завершилось?
- Я поблагодарил всех и сказал: «Уверен, что картина будет очень хорошая». И вышел. Ко мне подошел один из моих главных хулителей и, пытаясь похлопать меня по плечу (я его руку сбросил), сказал: «Старик, ну не сердись, что я против тебя выступал, меня же попросили. Главное, что Евтушенко оставят. Чего тебе еще надо?» А утром меня вызвали к директору студии Сизову, у него сидел главный редактор Леонид Николаевич Нехорошев, бывший мой друг, 25 лет мы дружили. Мне предложили оставить картину. Я сказал: «Не понимаю. В каком смысле оставить?» Они: «Ну, возьми другой сценарий, что угодно снимай, но над этой картиной ты работать не будешь». Я спросил: «Почему, собственно говоря?» — «А потому, что автор против». «Тут один нюанс, — сказал я, улыбаясь. — Я ведь тоже автор сценария». И тогда побледневший Сизов повернулся к Нехорошеву и сказал: «Леонид! Что ж ты мне не сказал?!» Дальше был явный матерный подтекст, и главред ответил: «Я запамятовал… » После этого — сразу, безо всякого перехода — Сизов сказал мне: «Значит, так. Завтра ты выезжаешь обратно в экспедицию».
Когда я вернулся, меня встречала вся съемочная группа. Мы поехали на берег Оки и устроили большое и мощное выпивание. Ко мне подошел бригадир осветителей и сказал: «Савва, мы не хотели тебя огорчать, но они, чтобы разрушить возможность съемки, последние три недели не платят суточных. Но мы ведь не за эти копейки работаем! Мы здоровые ребята, заработать всегда сумеем! Нам хотелось, чтобы ты выстоял!» Это самое дорогое, что остается после картины!
- Савва Яковлевич, я знаю, вы еще и преподаете…
- Да, и уже довольно долго, почти 15 лет. Начинал с того, что у меня в Союзе кинематографистов был семинар. Раз в месяц мы с молодыми режиссерами собирались, закрывали двери и смотрели самые лучшие картины. А потом обсуждали. Родственников и близких не приводили, потому что говорили друг другу только правду. В этом семинаре были хорошие люди: Володя Алейников, Карен Шахназаров, Валерий Фокин и многие другие.
571Читайте нас в Facebook
