На глазах испуганных горожан уличные газовые фонари превращались в гигантские факелы, полыхавшие всю ночь
Городская дума предоставила строителю газопровода огромные привилегии
По предписанию Киевского губернского управления была создана специальная комиссия для изучения этого вопроса, которая в конце концов высказала то, что все давно уже знали и без нее: «Единственное средство улучшения освещения города — введение в нем по примеру других городов освещения текучим газом».
Неизвестно, как долго продолжалось бы топтание думы вокруг осветительных проектов, если бы дело не взял в руки инженер-полковник Аманд Струве, построивший железнодорожный мост через Днепр. Используя свой авторитет и имя, он быстро заключил предварительный договор с городом. Его соглашение с думой напоминало хитро обставленную интригу. Город давал инженеру-полковнику огромные привилегии. Струве получал монополию на газовое освещение на 50 лет. Земля под строительство предоставлялась ему бесплатно. Первый из двух заводов Струве был построен у реки Лыбедь, на Заводской улице (нынешней Боженко). Второй — на Оболони. Дума обязалась платить за каждый газовый фонарь по 19 рублей, а вся осветительная система должна была работать 1800 часов в год.
Освещение включалось не каждый вечер. В график не входили два самых светлых летних месяца — июнь и июль. Кроме того, фонари не работали в «ночи, в которые по календарю должна светить луна» (дни полнолуния). «Если эти ночи светлы, — писалось в договоре, — то фонари не освещаются, если же будет облачно, или вообще не довольно светло, то гг. предприниматели обязаны освещать за свой счет фонари без особой платы, сверх 1800 часов в год. Указывать, требует ли состояние погоды освещение фонарей в ночи, показанные по календарю лунными, предоставляется городской думе или одному из ее членов, которому будет сие поручено».
Яркость газового пламени сравнивалась с силой лунного света на глазок, при помощи четырех зажженных разом спермацетовых (из жира китовой головы) свечей, «лучших по качеству, приобретенных в лучшем заводе или магазине и хранимых в городской думе в достаточном количестве». Если луна светила ярче, то фонарщикам объявлялся выходной.
Хитроумные манипуляции с ночным светилом были прибыльны и для уполномоченных думы, и для газовой компании. В убытке оставались лишь горожане — плательщики налогов. Каждый год дума выкладывала по нескольку тысяч за так называемые «несгораемые часы», т. е. за некое «условное освещение», которое должно быть оплачено в числе договоренных 1800 часов. При этом фонари или вовсе не зажигались или еле-еле теплились, поскольку некие деятели из думы считали, что ночь и без того достаточно светла. Так, однажды город заплатил за чрезмерное сияние луны три тысячи рублей.
«В настоящем году, — сетовала газета «Киевлянин», — городская управа столько сделала сбережения на освещение улиц в пользу газового общества, что городу опять придется заплатить на несгораемые часы около 2000 рублей совершенно напрасно. Следовало бы городской управе более умело хозяйничать и не бросать на ветер общественных денег». Впрочем, дума бросала деньги не на ветер, а в карман компании Струве. Разумеется, не безвозмездно.
Газовый договор со Струве обрекал город на жизнь в вечерних сумерках. Фонари светили вполсилы. Нормальное яркое освещение именовалось у Струве режимом «чрезвычайного освещения». В этих случаях напор в трубах поднимался, и улицы заливал сказочно прекрасный свет. Он был немного зеленоватый и напоминал лунный. Настоящее газовое освещение киевляне впервые увидели во время визита в Киев итальянского наследного принца Гумберта. Изумлению и радости горожан не было предела, но после отъезда почетного гостя газовые рожки стали светить тускло и угрюмо. Подобное освещение никому не нравилось, но дума упорно твердила, что на лучшую жизнь у города денег нет.
Со своей стороны Струве тоже проявлял необыкновенную щедрость. Он обещал установить «бесплатно» сразу 1000 чугунных фонарей и каждый год ставить еще по 200 новых. При этом обязался оборудовать их специальными горелками, проложить по всему городу керамические трубы, установить в частных домах счетчики (числители). Все это исключительно «за свой счет»! Более того, из тех 19 рублей, которые город платил ему с фонаря, он обещал каждое десятилетие убавлять по рублю. «Благодеяния» Струве импонировали доверчивым горожанам. В те времена люди были такие же наивные, как и ныне. Многие не понимали, что деньги сами собой из воздуха не возникают. И услуги коммерческих структур бесплатными не бывают…
Фонарщики таскали на спине лестницу, с помощью которой забирались на столб, и зажигали спичкой газовую горелку
Строительство киевского газопровода началось летом 1871 года одновременно с сооружением линии водопровода, возводившейся тем же энергичным инженером-полковником Амандом Струве. Обе линии проходили по одному маршруту (Большая Васильковская — Крещатик). Но кладку газовых труб начали от Васильковской улицы (от усадьбы газового завода), а водопроводную трассу тянули в обратном направлении — от водокачки на Днепре.
Светильный газ получали в основном прокаливанием дерева или угля. Струве выбрал совершенно новый метод добывания его из бакинской нефти и древесины, разработанный любекским инженером Стольтенбергом, создав вместе с ним «Киевское газовое общество». К маю 1872 года он закончил строительство газового завода неподалеку от реки Лыбедь (угол Кузнечной и Деловой улиц, где до недавнего времени находилось трамвайное депо). «Завод, — писали газеты, — состоит из каменного здания с тремя реторными печами, из которых каждая в состоянии доставить газа для 10 тысяч рожков, т. е. до 500 тысяч кубических футов газа в 5 часов горения». (В то время газ считали не в кубометрах, а в кубических футах. Один фут равен 0,3 метра. )
Первое пробное освещение Крещатика светильным газом киевского производства состоялось вечером
6 сентября 1872 года. Система работала исправно, но ночь была лунная, и никто не мог понять, насколько ярко светят рожки Струве. На следующую ночь повторилось то же самое. Наконец, 8 сентября луна скрылась за облаками, и комиссия экспертов признала свет газовых фонарей «удовлетворительным». А со 2 ноября улицы начали регулярно освещаться. Эту дату указывает первый управляющий газовым заводом Семен Гулак-Артемовский, он же автор оперы «Запорожец за Дунаем» и составитель статистического справочника.
Зажигали фонари, как пишет мемуарист, «специально приставленные к этому делу фонарщики. Они таскали на спине лестницу, с помощью которой взбирались на верх столба и зажигали спичкой газовую горелку». Спустя год обнаружились недостатки и просчеты в работе газовой компании Струве. Киевляне снова стали жаловаться на позднее и недостаточное освещение города, обвиняя в этом газопроводное общество и городское управление.
Большое количество драгоценного газа по пути к потребителю уходило в землю
Струве понимал, что дела газовой компании пошатнулись и она стоит на пороге краха. Причина лежала в рискованных расчетах, положенных им в основу договора. Подкупленная его уступками дума позволила инженеру ввести необычайно высокие тарифы для частных потребителей. За каждую тысячу кубических футов газа городские и общественные заведения должны были платить Струве 3 рубля, а частные лица — 3 рубля 50 копеек. Для сравнения: врач получал тогда не более 200 рублей в год, пожарный — 100, обед в хорошем ресторане стоил от 25 копеек до рубля, пара цыплят на жаркое или килограмм говядины — 20 копеек, сдобная булка из белой муки лучшего помола — 5 копеек.
Приступая к делу, Струве взял кредит в 1 миллион 200 тысяч рублей с выплатой по процентам в 220 тысяч рублей ежегодно. Он надеялся, что драконовские тарифы дадут ему возможность быстро проветрить карманы доверчивых киевлян, выйти на уровень пяти процентов прибыли на затраченный капитал, расплатиться с долгами и произвести выплаты вкладчикам по акциям. Но его планы могли осуществиться лишь при одном условии: если бы, несмотря на высоченные тарифы, киевляне выстроились в очередь на газификацию своих квартир и учреждений и к 1877 году составили 15-тысячную армию потребителей его драгоценного газа. Но инженер-полковник просчитался. Город не потянул его тяжелой тарифной лямки. Страна готовилась к войне, благосостояние горожан не улучшалось. В 1877 году в Киеве насчитывалось всего 5 тысяч частных газовых рожков (в три раза меньше, чем ожидалось).
Струве пришлось открыть свои карты и в деловой записке, поданной в думу, признать, что его газовая компания вследствие «ошибочности» (читай — авантюризма) сделанных им расчетов и «неразвившейся еще потребности киевлян в газовом освещении» (читай — непосильности введенных тарифов) «доведена до крайнего разорения». Он просил у думы долгосрочную ссуду в размере 250 тысяч в залог под 5 тысяч своих собственных газовых акций стоимостью в полмиллиона рублей. В ответ на его мольбу о спасении дума направила на завод экспертов — профессоров химии. Вникнув в дела компании, они обнаружили, что значительная часть убытков Струве происходит не от «неразвившейся потребности» киевлян, но от грубых технических просчетов самой фирмы и вопиющей бесхозяйственности. Профессоров поразило то обстоятельство, что большое количество газа по пути к потребителю просто-напросто уходит в почву. И происходит это от того, что «давление, поддерживаемое в трубах газовой сети, слишком велико». Эксперты предлагали, как снизить давление в трубах.
В результате проверки выявилось такое количество «скрытых резервов», что вопрос о 250-тысячной ссуде отпал сам собою. Струве лишь позволили не ставить на улицах по 200 новых фонарей ежегодно. Это была ощутимая подмога, но, расширяя круг «привилегий» инженера, дума вновь делала это в ущерб интересам горожан. Годы шли, а Киев прозябал в сумерках. При этом пресса обвиняла во всех газовых бедах самих горожан. Упрекала их в нежелании платить и утверждала, что если бы критики газовой компании перешли от слов к делу и увеличили свои расходы на освещение, Струве залил бы весь город ярким светом.
Новое освещение нравилось киевлянам только в первые дни. Одной из неприятных особенностей рожков Струве было их свойство ни с того ни с сего выбрасывать огромные языки пламени. Однажды это случилось на сцене городского театра во время представления оперы «Фауст», и испуганная публика поспешила к выходу.
Порой извержение огня длилось часами. На глазах испуганных горожан уличные фонари превращались в гигантские факелы, полыхавшие целые ночи. Особого вреда от них не было, но переполох они вызывали немалый. «В ночь на 21 января, — писал газета, — в одном из фонарей на Жилянской улице испортилась горелка, вследствие чего над фонарным столбом образовалось громадное пламя. Постовые бросились тушить огонь мокрыми мешками, но это не помогло, уже опасались взрыва газа, но в это время кому-то пришла мысль потушить огонь жидкой глиной, смешанной с песком. Едва начали забрасывать огонь этим составом, трубка в фонаре залепилась им, и горение газа прекратилось».
Газ не стал символом благополучия и процветания города. Скорее в нем видели источник разных бытовых неудобств и неприятных уличных происшествий. «Когда на Малой Подвальной лопнула подземная газовая труба, — писал мемуарист, — улица наполнилась едким запахом. Чтобы исправить повреждение, пришлось рыть длинную траншею: требовалось установить, где именно случилась авария. Два дня шли поиски, два дня дежурила пожарная команда, наблюдая, чтобы кто-нибудь не вздумал чиркнуть спичку. Несколько подобных случаев в разных концах города, иногда со взрывами и убитыми, заставили гласных городской думы принять решение, — заменить газовое освещение электрическим».
В эпоху газового освещения в наших краях случился и первый энергетический кризис. С началом русско-турецкой войны железнодорожные пути под Киевом оказались забиты эшелонами с войсками и армейским снаряжением. Движение поездов замедлялось, а иногда и вовсе замирало. Бакинская нефть для киевского газового завода поступала с большими перебоями. «В течение последней недели, — писала киевская пресса в ноябре 1876 года, — на киевском рынке произошло необыкновенно быстрое вздорожание керосина. Цена его с 10 копеек поднялась до 12 копеек за фунт. Причина — недостаток керосина вследствие приостановки товарного движения. А что будет с нашим освещением, если газовое общество не запаслось нефтью?»
Сначала выручали старые запасы Струве. Но насколько их хватит, никто не знал. В разгар войны уличные фонари потухли. Город погрузился во мрак. Оказалось, цивилизация имеет свои уязвимые места. Достаточно вспыхнуть войне в одном конце Земли, как на другом ее конце у людей начинаются трудности. Газ многому научил киевлян. Но, как показали события последнего времени, это не избавило нас от привычки наступать на одни и те же грабли. История с газовой компанией Струве слишком уж напоминает то, что происходит с нашими газовиками сегодня…
1890Читайте нас в Facebook
