«вздумал хлопнуть себе пулю, только, к сожалению, не в лоб, а в грудь, что и было ошибкой», --
На днях исполнилось 100 лет со дня рождения классика советской литературы автора знаменитого романа «Как закалялась сталь» Николая Островского. В жизни писателя был короткий период (с 9 августа по 15 сентября 1922 года), когда он, 18-летний юноша, лечился на Бердянском курорте после тяжелой контузии. Этот факт известен исследователям давно. Но только сам факт, а больше, практически, ничего. Между тем в местном краеведческом музее хранятся оригиналы четырех писем, написанных Николаем Островским жительнице курортного городка Людмиле Беренфус, с которой он подружился во время отдыха. Они никогда не обнародовались. Возможно, потому, что писавший их человек так мало похож на несгибаемого Павку Корчагина -- героя романа, считающегося полностью автобиографическим…
«Я быстро понял, что душить кого-то -- не значит защищать свободу»
Первооткрывателем писем стал Иван Марченко, уроженец Бердянска, преподаватель русского языка Харьковского политехнического института. Он более 30 лет собирал материалы о жизни и деятельности Островского, о чем и рассказал в своей книге «Через годы». Марченко удалось побеседовать даже с извозчиком бердянской клиники, который возил Островского на курорт и с курорта. Старик помнил, что лечение благотворно повлияло на здоровье юноши. Уезжал Островский уже без палочки, а на прощанье сказал: «Теперь мои ноги будут носить меня очень долго и не отстанут от головы».
А бердянский художник Яков Хаст показал Марченко портрет красивой молодой девушки -- Людмилы (Люси, как называли ее друзья), младшей дочери профессора Владимира Беренфуса, который лечил Островского. После войны Марченко разыскал Людмилу Владимировну Беренфус в Ленинграде. Женщина сообщила, при каких обстоятельствах произошло ее знакомство с Островским. Как-то Люсин отец, главный врач бердянского курорта, за семейным ужином поведал о тяжелобольном, но сильном духом юноше, и его удивительной судьбе. Шестнадцатилетнюю девушку поразил этот рассказ, и она попросила отца познакомить ее с Колей. Сначала Островский стеснялся, разговор не клеился, но со временем молодые люди подружились. Людмила Беренфус была серьезной начитанной девушкой, любила петь, отлично играла на фортепиано. Николай тоже пел, хорошо играл на гармошке, много читал. Он умел вдохновенно рассказывать о том, что знал, а девушка была благодарной слушательницей. Оказалось, Людмила сохранила адресованные ей письма Николая Островского. Она согласилась передать их в бердянский музей. Читая их, можно попытаться проследить, из каких чувств и мыслей недавнего красного кавалериста, «старого комсомольца» Коли Островского вызрел будущий несгибаемый борец за идеалы революции Павка Корчагин, чей пример указывал путь не одному поколению советской молодежи.
Первое письмо датировано 3 октября 1922 года. Письмо большое (на 10-ти с «хвостиком» страницах), сумбурное, с обилием грамматических ошибок. «Мадемуазель Люси! Прощаясь в Бердянске, я говорил, что напишу вам, когда буду чувствовать приближение конца… » Островский сообщает, что болен «не так физически, как душевно», что уже три года периодически испытывает приступы полного упадка энергии «и желания уйти куда-нибудь совсем». В длинных путаных предложениях без знаков препинания одна мысль неожиданно сменяется другой. «Люси, не считайте меня, мой друг, за мальчика, который сидя, ничего не делая, вздумал разочароваться и мечтает о воздушных замках, идеальной свободе и равенстве и братстве. Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 г. , но я быстро понял, что душить кого-то -- не значит защищать свободу, да и многое другое. Потом ревтрибунал и два месяца заключения, а потом ничего, кроме тоски, словно по дорогом, хорошем, потерянном безвозвратно, точно так же, как и теперь, с тех пор, как уехал от Вас». И тут же: «Люси, я вам не пишу о своих чувствах к вам, потому что они и так не ясны». 18-летний юноша говорит о разочарованиях в жизни, о животных, «что зовутся людьми», о том, что живет «как старик», и даже «девушка с черными глазами, на несколько дней завладевшая моей душой» не принесла ничего кроме сожаления, «потому что мало осталось жить». Письмо проникнуто пессимизмом и предчувствием близкой смерти. Можно представить, как тягостно было его читать здоровой, полной энергии, красивой девушке. В конце письма строки: «Я теперь один сижу здесь, в Шепетовке Волынской губернии, в пяти верстах от польской границы, в местечке захолустном, грязном до непроходимости, населенном кротами, знающими только мотаться, да еще многими теми, с которыми я прожил 5--6 лет. Никто из них не заглядывает ко мне, живу отдельно, почти на хуторе, около своей мамуси, которая сейчас ушла к сестре за 130 верст пешком и вернется, может, лишь через недели две… Люси, я жду от вас письма, может быть, последнего… Жду так сильно, что вы не можете себе представить. Н. Островский».
«Я много раз разбивался так больно, как может лишь одинокий человек… »
Второе письмо отправлено из Шепетовки спустя почти шесть месяцев, 20 марта 1923 года. Послание тоже пространное, но помарок гораздо меньше, и тональность письма заметно оптимистичнее. Островский уже обращается к Люсе на «ты», называет «далеким другом». «Жизнь еще не совсем задавила меня, и если споткнулся я сильно, то все-таки поднялся… Страшно живучее это животное, человек, Люси, и нужно хорошо ударить, чтобы добить сразу». Спокойно сообщает, что за это время совершил «предприятие», после которого три месяца прожил в борьбе со смертью. «… Вздумал хлопнуть себе пулю, только, к сожалению, не в лоб, а в грудь, что и было ошибкой, потому что прострелил верхушку легкого… Я немного ошибся, Люси, на несколько миллиметров. И эта ошибка стоила мне не один день адской, невыносимой физической боли. И цепляясь за каждый шанс возможности спасения, эгоистичный организм выиграл победу, добился того, что я теперь могу порассуждать о том, для чего я жив и что думаю делать дальше». Далее он пишет, что для всех сумбурно разбегающихся мыслей и чувств понадобилась бы целая папка бумаги. Что боится, выкарабкавшись, потерять последние капли здравого рассудка, а его воскрешение начинается старым кошмаром, старой болью, «одно воспоминание о которой заставляет меня дрожать». «Теперь я бледный, как только может быть бледен человек, прибавившиеся пару поперечных морщин делают меня каким-то мрачным, и страшное малокровие от перенесенных мук… » Сообщает, что водянка колен прогрессирует, просит Люси расспросить отца, как лечить болезнь. И вдруг такое признание: «Когда я делал неудачную попытку кончить все, то я делал это, не испытав даже всех прелестей нашей жизни, которые захлебывают массу других, представляя им наивысшие плотские наслаждения. Как ни странно, но в развратном Киеве, где мальчик обладает женщиной уже в 10 лет, я даже не целовал ни одной женщины, кроме… и никогда не испытывал влечения к женщине. Только раз, когда узнал тебя, Люси… Ведь ты мне сестра, чистая славная сестричка». И подпись: Коля Островский.
Некоторые из высказанных в письме идей, преломившись, найдут потом совсем иное, «правильное», отражение в романе «Как закалялась сталь». В трудную для себя минуту Павел Корчагин вспомнит о браунинге, но, отогнав мысль о самоубийстве, сам себе скажет: «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной».
«Если бы кто-нибудь из моих товарищей узнал, что я мог бы писать девушке то, что я пишу… »
Третье письмо Людмиле Островский отправил 8 августа 1924 года. В нем он снова обращается к Люсе на «вы», упрекает, что пишет она о себе редко и малоподробно. И -- монолог о своем внутреннем одиночестве. «Я пишу вам одной, что нет и минуты в жизни моей после того лета, где бы была ласка девушки (такая редкая гостья в моей жизни)… Я спотыкался много раз и был один, никто не знал о том, что я много раз разбивался так больно, как может лишь одинокий без друзей человек». Далее -- размышления (из них позже вызреют убеждения Павла Корчагина): «Много есть нас, выросли из мусора, но желающие лучшего, как для себя, так и для других своих собратьев, которые входят в борьбу активно, отдаются ей или погибают (в большинстве), или ведут других и сами идут к цели. Спросите меня, который когда-то, мальчишка, хлопнул себе пулю в грудь, не так давно, 2 года тому назад, что у меня осталось сейчас родного, дорогого, -- только одна партия и те, которых ведет она. … Это то, что двигает нами сильнее, могучее, чему мы преданы всей душой, и что нам остается любить». И с поразительной откровенностью: «Знаете, если бы кто-нибудь здесь, из тех моих товарищей, которые считают меня своим товарищем, руководителем, узнал, что я, такой бледный и суровый для своих лет, а мне лишь 20 лет, мог бы писать кому-то, какой-то далекой девушке, может быть из чужого лагеря, то, что я пишу. Да, я пишу вам потому, что вы одна из моей личной жизни, пришедшая с лаской девушки. Теперь далекая и чужая, и я не пишу Вам здесь о любви и т. д. , оно мне теперь чуждо… Я теперь работаю в городе Изяславле Шепетовского округа, секретарь райкома ЛКСМУ, скоро меня посылают на юг, может быть увидимся с Вами. Н. Островский».
Они не увиделись. Последнее письмо отправлено Люсе Беренфус 2 декабря 1935 года из Сочи. Островский уже парализован и слеп, знаменитый писатель (»Как закалялась сталь» вышла в 1932 году), у него есть личный секретарь. Письмо совсем короткое и напечатано на машинке. «Люси! Из вороха писем мой секретарь извлек ваше. И память мгновенно восстановила все. Тринадцать лет! Это много, а кажется, что было вчера. Это была хорошая, чистая юношеская дружба. Я вспомнил прощание с юной девушкой на вокзале. На один миг стало грустно. Я не знаю вашего жизненного пути потом. Вы о моей жизни знаете теперь все. В ближайшие дни почта должна принести мне Вашу повесть. Николай».
Жить Островскому оставалось совсем мало. Он умер 22 декабря 1936 года. Медицинское заключение гласило: «Н. Островский страдал хроническим неизлечимым полиартритом… У него был туберкулез обоих легких. Непосредственной причиной смерти стала болезнь почек».
Отразил ли в романе «Как закалялась сталь» Островский свое пребывание на Бердянском курорте? В рукописи есть упоминание о летнем отдыхе Павки Корчагина на юге Украины. «… А когда пришла осень, полили дожди и в жаркой летом Приазовщине загуляли ветры, холодные и неприветливые. Тело, набравшееся за лето сил, напомнило о страшной болезни… » Но этот отрывок в книгу не вошел: он мог вызвать у читателя сочувствие к физическим страданиям Павки, да и летний отдых не был характерным явлением в то время.
На образе Павла Корчагина с его исключительной силой воли, мужеством и целеустремленностью воспитывались миллионы людей. Романы Островского «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей» (остался недописанным) издавались (по данным 1989 года) 766 раз на 75 языках!
В преддверии 100-летнего юбилея писателя учитель запорожской общеобразовательной школы N 37 Галина Соловьева провела опрос учеников 9--11 классов. Выяснилось, что почти у половины детей в домашней библиотеке есть книга «Как закалялась сталь», но они ее не читали, треть опрошенных о Николае Островском и Павле Корчагине «что-то слышали». Остальные не знают ничего ни о писателе, ни о его книгах.
Любопытно, что когда в 1993 году в Китае попытались узнать, экранизацию какого литературного произведения мировой классики люди хотели бы увидеть, то 73 процента опрошенных высказались за «Как закалялась сталь». И китайские режиссеры, с помощью нашей киностудии им. Довженко, сняли многосерийный телефильм. В Пекине замирало движение транспорта, когда по телевизору показывали очередную серию. Картина получила семь наград «Золотая фея» и была признана лучшим телефильмом десятилетия.
P. S. 19 февраля нынешнего года Верховная Рада Украины приняла постановление «О праздновании 100-летия со дня рождения выдающегося писателя-гуманиста Николая Алексеевича Островского». Постановление предусматривало выделение средств на ремонт музея писателя в Шепетовке, а также на документальный фильм о Николае Островском. Музей, как сообщили «ФАКТАМ» его сотрудники, отремонтирован. О фильме пока ничего не известно. Вернется ли в школы легендарное произведение, сказать сложно…
1435Читайте нас в Facebook
