ПОИСК
Культура и искусство

«крестный отец» украинской версии «гарри поттера», поэт и издатель иван малкович: «кто-то прозвал меня маньяком… Это так»

0:00 12 марта 2004
Ольга УНГУРЯН «ФАКТЫ»
Двадцать лет назад у известного писателя вышел первый поэтический сборник

20 лет назад ангелов в СССР не было. Поэтому название первой книги поэта Ивана Малковича «Ангел в яферах» (»Ангел в чернике») забраковали. Но книга вышла. Ее рецензировала Лина Костенко. Малкович стал самым молодым членом Союза писателей СССР. А потом… «впал в детство». Основал первое в Украине частное детское издательство «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА». Недавно за свои труды он удостоился звания «Посол украинской культуры». Когда ему в МИДе вручали диплом, дети и взрослые уже дочитывали пятый том «Гарри Поттера» на украинском языке -- издательство Малковича выпустило книжку первым в Европе. В разгар «поттеромании» тираж размели молниеносно. Околдовал нас, что ли, мальчик-волшебник?..

«Приятно, что двое земляков не подрались, как воробьи из сказки»

-- Иван, а твои дети читают «Гарри Поттера»?

-- В том-то и дело: я видел, как Тарас с Гордием ждут каждый новый том. А они у меня привыкли читать хорошие книги. Так что причина «поттеромании», кого-то, может, и раздражающей, простая: талант автора -- Джоан Роулинг. Не знаю, какой будет судьба книжки лет через 50. Но то, что ее успех -- не результат «раскрутки», я абсолютно уверен. Ну согласись: дай ребенку специально «раскрученную» книгу, навешай ему лапши на уши -- и что? Очень послушные дети осилят 50 страниц. Не очень примерные -- 20. А совсем не послушные -- 5 и больше в книжку не заглянут. А тут появляется книга никому не известного автора, и дети начинают ее передавать и пересказывать друг другу. В век Интернета создать книжный бум! (Большим тиражом в мире издавали только Мао Цзедуна. Ну, и Библию, конечно). За это Джоан Роулинг, думаю, еще воздадут особые почести.

-- Раньше все детские книжки до выхода в свет ты проверял на сыновьях, читал им вслух…

РЕКЛАМА

-- И сейчас так делаю. Они прослушали всего «Гарри Поттера», оценивали и редактировали украинский перевод. Но был момент, когда я решил бросить украинского «Гаррика»: донимали звонки от «доброжелателей-верующих». Книгу они не читали, но знали, что она «безбожная» и «противная». Работа остановилась… И тут мне приходит сердитое письмо от одного мальчика: «Вы хотите, чтобы я перечитывал три тома «Гарри Поттера» в четвертый раз? Имейте совесть!» А буквально на следующий день я увидел, кстати, в «ФАКТАХ», сообщение: пресс-служба Ватикана от имени Папы Римского уведомляла, что в книге нет ничего «вредного», «антихристианского». Ведь все мы в детстве читали сказки про ангелов, про добро и зло… Для меня, греко-католика, это было как индульгенция.

-- А какую сказку ты сам больше всего любил в детстве?

РЕКЛАМА

-- «Бiда навчить» Леси Украинки. Про двух приятелей-воробушков, которые что-то не поделили и подрались, а этим воспользовался третий.

-- Очень поучительная история…

РЕКЛАМА

-- Да, я запомнил ее на всю жизнь. И старался не конфликтовать зря… Был такой случай. Нам с художником Владиславом Ерко рассказали, что в Москве, на Пятницкой, в сети модных ресторанов украинской кухни «Тарас Бульба» будто бы используют портрет с обложки выпущенной нами книги. И вот приезжаем в Москву на книжную ярмарку. А вечером заходим в украинскую корчму. И… Боже, один к одному наш Бульба -- на вывеске, на каждой страничке меню, на обертках шоколадок…

Я решил устроить скандал владельцу ресторанов. А в итоге… мы с ним очень подружились. Оказалось, он родом из Киева. Сейчас живет в центре Москвы (у него ванная с видом на Кремль), дружит с Евгением Кафельниковым и другими знаменитостями. Но сколько же он воевал за то, чтобы стена в корчме была не ровная, а настоящая «криворивня»! Как бился за вкусное тесто, за каждый вареник! Он кормит украинскими деликатесами 15 тысяч москвичей в день. Он профессионал. И мы нашли общий язык. Теперь в каждом ресторане есть миниатюрные отделения «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГИ» -- тут дарят детям наши лучшие украинские книги. Приятно было, что два украинца не подрались, как те воробьи из сказки.

-- В сказках еще встречается Царевна-Лягушка. А вот в жизни -- ЖАБА, которая «давит». Часто с ней сталкиваешься?

-- Ох, про этих украинских «жаб» не хочу говорить… Помнишь, у Шевченко: «не так тiї ворiженьки, як добрiї люди».

-- Ходили разговоры среди твоих коллег-литераторов, что Малкович уже совсем «обизнесменился»…

-- К сожалению, для среднестатистического украинского литератора сегодня и 300 гривень -- неслыханное богатство… Будь я бизнесменом, издавал бы книги на русском языке, и это увеличило бы наши обороты минимум в три раза. Но я сознательно выпускаю их на украинском.

-- С маниакальным упорством…

-- Да, какой-то журнал прозвал меня маньяком, «поведенном» на издании особо качественной украинской книжки. Это так. «Мы тебя вынесем вперед ногами», -- угрожали, помню, на книжной фабрике, когда останавливал печатную машину, чтобы не допустить брака… А вообще память у меня неважная, быстро все забываю, особенно плохое -- жена Ярына об этом знает.

-- Кажется, вы с Ярыной познакомились необычно?

-- Тогда не обошлось без красной шапочки. В «Поэзии» (этот книжный магазинчик в середине 80-х стоял на нынешнем майдане Незалежности и был очень популярным) проходил вечер Оксаны Забужко. Народу, как обычно, собралось много -- поэты, почитатели, критики. И вдруг я увидел ослепительной красоты девушку в высокой красной шапочке с футляром со скрипкой в руках. Она стояла на цыпочках и кого-то высматривала в толпе.

Мое смятение заметил стоявший рядом Петр Осадчук. Посоветовал подписать и подарить незнакомке книжку (у меня как раз вышел первый поэтический сборник «Бiлий камiнь»). И сам отнес ее девушке. Но поскольку почерк у меня страшно неразборчивый, она не смогла прочитать посвящения. Вызвались помочь Вячеслав Брюховецкий и Григорий Штонь. Они как офицеры запаса были на переподготовке и только вернулись со стрельб. Брюховецкий вынул из кармана несколько гильз и протянул мне: «Иди скажи, что ее красота пробила твое сердце!» Но я не рискнул. Тогда Штонь просто взял меня за руку, подвел к девушке и познакомил.

Мне было без малого 24 года, вроде и не юноша, но от смущения не мог сказать ни слова. Очнулся, только когда услышал ее речь. «Так вы говорите по-украински?!» -- «Меня еще и зовут Ярына… » Это было невероятно: Киев, «Поэзия», юная девушка-скрипачка фантастической красоты, ее украинская речь, ее имя… Ярыне было 17 с «хвостиком», она заканчивала музыкальную одиннадцатилетку. А в тот вечер они с подругами собрались в филармонию на концерт знаменитой виолончелистки и зашли в «Поэзию» погреться. Конечно, я отправился с ними в филармонию. (Тем более, что до университета закончил музучилище по классу скрипки. ) Одна беда: они вели себя со мной, как с пожилым дяденькой. Все-таки разница в возрасте у нас была шесть лет…

С тех пор мы с Ярыной время от времени встречались. Я даже не мог бы назвать это романом. Она приносила портреты Леонардо да Винчи и говорила, что я напоминаю ей его. Но однажды на рассвете меня разбудил звонок. Открыл двери -- на пороге стояла Ярына. Она встречала Новый год со своими одноклассниками недалеко от моего дома. И по дороге в метро решила зайти ко мне -- пощедровать. С тех пор мы с ней не расстаемся…

«Покойный дед велел мне никому не открывать секрета»

-- Это правда, что на обложке «Снежной королевы», которую Пауло Коэльо назвал самой удивительной из виденных им детских книг, художник изобразил твою жену с младшим сыном?

-- Скорее, это чья-то красивая выдумка. Вот Иван Марчук действительно рисовал Ярыну, когда она была маленькой. Художник часто бывал в доме ее родителей, написал портрет ее мамы. А Ярынка была очень непоседливой, не могла позировать, и дописать портрет не удалось. Но в подарок от художника -- «на Миколайчика» -- она получила картину с Котиком из сказки. Сейчас это талисман издательства.

-- «Чукча не писатель, чукча -- читатель», -- наверное, так можно перефразировать старый анекдот применительно к твоему нынешнему занятию? Не жаль стихов, которые мог написать за это время?

-- Возможно, еще напишу. Правда, за два года в тесной компании с Гарри Поттером проработал столько текстов, что наполовину потерял зрение. Очки стесняюсь носить… Но -- не Гарри единым. Уже потихоньку перечитываю своих любимых писателей и русских поэтов. Мне близок Мандельштам. У него нет «тумана» и пафоса: вот, дескать, какой я Поэт Поэтович Поэтофф! Он -- настоящий.

-- «Мы живем, под собою не чуя страны… »

-- «Наши речи за десять шагов не слышны. А где хватит на полразговорца -- там припомнят кремлевского горца… » Его же в тюрьме заставили переписать это стихотворение от руки -- чтобы уличить в авторстве. И он детски-наивно пытался изменить почерк. По-человечески Мандельштам мог бояться. Но как поэт он бесстрашен. Осмелиться так писать о Сталине! Его судьба сродни судьбе многих украинских поэтов и писателей. Только его сразу не расстреляли, а уморили в лагере. «Ленинград, я еще не хочу умирать!… » Мне трудно читать это спокойно. Может быть, еще и потому, что к Ленинграду, ленинградцам у меня особое отношение.

-- И с чем это связано?

-- Так получилось, что 27 лет подряд в нашем сельском доме летом останавливалась семья ленинградцев: профессор Головачев (он был членом-корреспондентом Академии наук СССР), его сын с невесткой и внучка Ирина, моя ровесница. Они все влюбились в Карпаты, в наш Нижний Березив. Профессор привозил из Ленинграда семена, рассаду, и они с моим дедом, слывшим лучшим садоводом на всю округу, проводили опыты. Мы были как родственники. Ленинградцы общались с разными людьми, бывавшими в нашем доме. Приезжал диссидент Валентин Мороз. Он дружил с моим дядей, Петром Арсеничем, историком и археологом, которого позже отстранили от преподавания в университете. В нашем доме хранилась запрещенная литература и рукописи -- в трех тайниках.

-- Где, если не секрет?

-- Секрет. Покойный дед велел, чтобы я никому не говорил. Мало ли что… Эти книги я, конечно, читал с детства. И Грушевского, и Лепкого… А спустя годы был свидетелем раскопок могил, мест захоронения воинов УПА, с которых заживо снимали скальпы, в тела вбивали гвозди. В соседнем Яблунове очевидцы рассказывали, как энкаведисты выставили посреди села обнаженные тела мертвых парней и девушек -- чтобы их опознали. Девушку убили за то, что она носила еду своему хлопцу. И мать не смогла подойти к своей мертвой дочери, потому что хотела сохранить жизнь другим детям.

Но об этом, повторю, я узнал позже. Родители старались не вести при мне опасных разговоров. И представь мое удивление, когда на уборке сена я вдруг слышу краем уха, как отец рассказывает гостям из Ленинграда про наших хлопцев из УПА. Родные мои полностью им доверяли, ведь профессор Головачев тоже в свое время имел проблемы с властью. Это были особые люди -- ленинградцы.

Мы долго переписывались. Как-то, узнав, что я еду в Москву на Всесоюзное совещание молодых литераторов, ленинградка Ирина передала через свою знакомую москвичку самиздатовскую книгу любимого мной и запрещенного тогда Иосифа Бродского. На ночь я дал почитать этот томик своему киевскому приятелю-литератору. Рано утром автобус со всей делегацией отъезжает от гостиницы, и приятель впопыхах вручает мне книжку. А у меня в руках нет ни пакета, ни сумки. И едем мы, оказывается, возлагать цветы к Мавзолею. «Веселенькая» была сценка! Конечно, незамеченной она не прошла, и мое вступление в Союз писателей растянулось на два года. Но это ничего. Могли ведь из университета исключить -- стоял 1984-й год. Вот только потом, когда Бродского уже «разрешили», очень больно было читать его антиукраинское стихотворение…

«Сейчас сочиняю сказочную историю «Иван и Кентавр»

-- Кто-то заметил: когда российских школьников просят вспомнить на вскидку что-то из классики, они говорят «Мороз и солнце, день чудесный… » А нашим детишкам вспоминается: «Як умру, то поховайте… »

-- Никуда не денешься -- это факт. Но все-таки кто-то припомнит и веселые строки из детства «Падав снiг на порiг». Нация не может жить без побед, пусть и маленьких. Очень долго я, как заклинание, повторял: наша украинская книжка для детей должна быть такой хорошей, чтобы ребенок выбрал ее среди всех остальных -- американских, русских, немецких. И вот теперь это у нас, пусть и потихоньку, начинает сбываться.

-- Интересно, ты уже свыкся с ролью посла?

-- Мы получали дипломы вместе со Святославом Вакарчуком. Церемония в МИДе была очень торжественная -- перед сотнями дипломатов. Пока только семь человек в Украине имеют такие регалии. Вакарчук признался, что даже перед концертом во Дворце «Украина» волновался меньше. Что уж обо мне говорить… Но когда мы осмелели, то стали требовать, чтобы нам выдали и посольские удостоверения. В шутку, конечно… За границей, кстати, я не люблю бывать, по натуре домосед. Пусть лучше книжки ездят. Они уже есть во многих странах мира. Мечтаю, чтобы в будущем наша книжка, изданная ТАМ, «кормила» книгу ЗДЕСЬ.

-- Как-то ты сказал, что мы все еще кентавры: думаем о высоком, нюхаем фиалки, хотим подняться в небеса, но… у нас очень большой желудок, тяжелый зад, и потому мы не можем летать…

-- Кентавров придумало человечество, глядя на себя. Большинство людей хотят положить себе что-то в желудок, потому что этого требует физиология. И если они видят, что их маленькому кентавренку нечего есть, готовы на все.

Хотя, представь, что человек западной цивилизации оказался в нашем положении. Что бы началось! Так что наши люди еще очень терпеливые, добрые. Божьи кентаврики… Знаешь, я сейчас сочиняю сказочную историю «Иван и Кентавр». Кентаврик попадает к людям, в небольшой городок. И получается так, что его запрягают, как простого коня.

-- А как же счастливый финал?

-- На этом история не заканчивается. Но хэппи-энд в ней вряд ли будет…

489

Читайте нас в Facebook

РЕКЛАМА
Заметили ошибку? Выделите её и нажмите CTRL+Enter
    Введите вашу жалобу
Следующий материал
Новости партнеров