Олег стриженов: «в марселе на показе фильма «сорок первый» присутствовало много белоэмигрантов. Они завалили нас цветами, кричали вдогонку: «целуйте родину, целуйте нашу землю»
Первый большой успех пришел к Олегу Стриженову после выхода на экраны фильма «Овод» -- его Артур сразу завоевал симпатии и сочувствие зрителей. Затем были Ривера в «Мексиканце», Говоруха-Отрок в «Сорок первом», принесший молодому актеру небывалую популярность. Фильм был отмечен многочисленными дипломами и наградами Каннского кинофестиваля. В 50-е--60-е годы Олег Стриженов был одним из самых снимаемых актеров советского кино. За границей, где фильмы с Олегом Стриженовым имели небывалый успех, его часто называли «русским Жераром Филипом», что вызывало откровенное раздражение самого актера Большие симпатии зрителей вызвали роли Германна в «Пиковой даме», Мечтателя в «Белых ночах»,
Недавно в Москве, в издательстве «Эксмо-пресс» вышла книга знаменитого актера «Исповедь» -- об актерской судьбе и большой любви. С любезного разрешения автора «ФАКТЫ» предлагают читателям отрывки из этой книги.
На Каннском кинофестивале советская делегация жила в фешенебельном отеле «Карлтон»
Канны, или Канн, -- французский город на побережье Средиземного моря, место проведения самого престижного международного кинофестиваля. В мае пятьдесят седьмого года на очередной кинофестиваль приехала довольно большая советская группа. «Сорок первый» шел как конкурсная картина, и с ней послали меня, Изольду (Извицкую, исполнительницу главной женской роли. -- Ред. ) и Чухрая. Николай Константинович Черкасов с Григорием Михайловичем Козинцевым привезли вне конкурса «Дон Кихота», Роман Кармен -- документальный фильм. Главой делегации был заместитель министра культуры по кинематографии Сурин.
Что мне запомнилось? В Париже делегацию очень мило приняли в советском посольстве. Ужин, беседы. Нам с Изольдой, наверное, как самым молодым, очень симпатизировал посол СССР во Франции Сергей Александрович Виноградов. Зная наш пустой карман, он присылал к нам в гостиницу машину, и посыльный объявлял: «Вас Сергей Александрович ждет». Он нас ждал, чтобы покормить.
Когда прибыли в Канны, нас поселили в большом фешенебельном отеле «Карлтон» на набережной Круазетт. Здесь жили делегации лишь четырех стран -- Советского Союза, Англии, Франции и США. Этим как бы оказывали особое почтение к четырем самым мощным государствам, их развитому кинематографу.
Капиталисты приезжали -- не глядя разбрасывали деньги в ресторанах, казино. Мы ничего подобного себе позволить не могли, зато ощущали себя внутренне богаче, гордились привезенной картиной. И Виноградов нас не забывал, заботился о нашем престиже как представителей Страны Советов. Подгонит, к примеру, прямо к «Карлтону» великолепную яхту, и мы прямо из отеля поднимаемся на нее, будто миллионеры-толстосумы.
Нам дойти от отеля до фестивального дворца всего несколько шагов. Но существовал обычай -- делегации обязательно подъезжали. Когда настал день премьеры «Сорок первого», Сергей Александрович подогнал к отелю шикарную машину. Помню, в нее тотчас захотел влезть Сурин. Но Виноградов взял его за плечо и говорит: «Вы подождите. Пусть сядут Олег, Изольда и Гриша. А мы с вами пойдем пешочком -- это у них премьера, а не у нас».
И вот шофер открывает дверцу лимузина, мы выходим на красную дорожку, под стрекотанье кинокамер и под взглядами сотен пар глаз профессиональных киноработников поднимаемся по лестнице на балкон, где в ложе бельэтажа по обычаю сидят виновники торжества. В другие же дни каждая делегация имела свои пронумерованные места в партере.
Нам аплодировали и во время просмотра, и по его окончании. Мы даже посчитали, что получим «Пальмовую ветвь». Но ее взяли себе устроители кинофестиваля -- французы. Не остались мы и без наград, получив несколько престижных дипломов и восторженные отзывы прессы. И все же чувствовали, что по справедливости первый приз должен был достаться нам.
В Каннах побывать очень интересно -- побродить по побережью, посетить Ниццу, Монте-Карло, Марсель. В Марселе наш фильм показывали в большом кинозале, присутствовало много белоэмигрантов. Они завалили нас цветами, кричали вдогонку: «Целуйте родину, целуйте нашу землю».
А в Монако нас повезли в Южный телецентр, работавший и на Францию, и на Италию. Там мы оказались втроем с Чухраем и с переводчиком мосье Монпером, французским коммунистом. Не знаю, куда пропала Изольда, кажется, ее увез Сурин в Париж.
Николая Черкасова не пустили без галстука на просмотр фильмов
На телецентре, пока не подошла наша очередь выступать, нам предложили пройти в ресторан, обещая позвать, когда понадобимся. Сели за столик с Чухраем и, как все советские люди, ничего не спрашиваем, глотаем слюнки -- денег-то нет. Хорошо, мосье Монпер, поняв, отчего мы столь скромны, подсказал: «Заказывайте, здесь для вас все бесплатно». После таких слов мы само собой приободрились и вдоволь полакомились французской кухней.
Наконец повели в павильон, усадили за столик с шампанским, и потекла непринужденная беседа, прерываемая только глотком настоящего французского шипучего вина. Но -- стоп, передача закончилась, и яркий свет в помещении поблек. Тут к нам подходит светленькая молоденькая девушка и на русском языке, правда, с легким акцентом, представляется как дочь генерала, уехавшего из России после революции, знакомит со своими друзьями -- итальянским режиссером, оператором из русских эмигрантов, еще двумя-тремя молодыми людьми. «Мы так редко видим русских, -- продолжает она, -- и просим вас подарить нам сегодняшний вечер» Я повернулся к Чухраю и говорю немножко с иронией, ведь он член КПСС: «Гриш, как ты? Я -- за. Что твоя партия говорит по этому поводу?» «При чем здесь партия. Видно же -- хорошие люди. Я не против», -- согласился он. «Ну и прекрасно! Мы же не родину продавать едем».
В Каннах всегда существовала культура фестиваля, которую мы, к сожалению, до сих пор не переняли. К примеру, собираются наши современные киноработники в Сочи. Конечно, жарко. Но в Каннах тоже прохлады нет. Там, однако, для всех существует единая униформа. А на Сочинском кинофестивале кто-то оделся как положено -- в смокинг и бабочку, а другой, сидящий рядом, плюет на правила хорошего тона и восседает чуть ли не в майке. Получается, глядя со стороны, что один из них дурак. Чтобы не было подобного неуважения друг к другу, на официальных мероприятиях разрабатываются особые правила, которым обязаны подчиняться все до единого приглашенные. Когда в Каннах мы пришли с Черкасовым на какой-то просмотр и он оказался в галстуке, его не пустили в зал. «Я -- Иван Грозный, Иван Четыре», -- возмутился было Николай Константинович. «Знаем, -- отвечают, -- товарищ Грозный. Артист вы замечательный. И все же -- магазин отсюда в двух шагах, сходите и купите черную бабочку». Пришлось выбирать, какая подешевле. Только тогда пропустили. В этом чувствуется культура, уважение к тем, кто пришел даже в жару в том костюме, который установлен многолетней традицией.
И мы, советские, умели и в Каннах, и в Париже, и в любой иной чужой земле показать себя, умели одеться не только мужчины, которым всегда легче в выборе наряда, но и женщины. Шили сами, напрокат брали платья у знакомых, но выглядели не хуже зарубежных звезд.
Мы не боялись вопросов, которые задавали репортеры явно с издевкой: «Сколько вы получаете?» Отвечали: «Вам столько и не снилось». Меня раз спросили: «Сколько у вас костюмов?» «Не помню», -- отвечаю. После этого писали, что я, должно быть, очень богат, если не мог сосчитать своих костюмов. А мне лишь смешно от их мелочности и преклонения перед богатством.
469Читайте нас в Facebook