«о взрыве на «новороссийске» нам было приказано молчать», -- говорит участник спасения команды затонувшего корабля
29 октября 1955 года в Севастополе, в бухте Северная, взорвался и затонул линейный корабль Черноморского флота «Новороссийск». С той трагической ночи минуло 47 лет. Но к разгадке гибели линкора они не приблизили.
Полтавчанин Борис Яремко был в числе первых, кто пришел на помощь экипажу пострадавшего от взрыва корабля. Накануне трагической даты мы попросили его поделиться воспоминаниями.
«По голосу замполита мы поняли: случилось что-то чрезвычайное»
О море Борис Яремко мечтал с детства. Еще до войны в село Великая Багачка, где жили его дед и бабка, приезжал на побывку матрос Балтийского флота, от которого мальчик не отходил ни на шаг. Когда же в 1952 году призывнику Яремко предложили продолжить учебу в Полтавском железнодорожном техникуме, он отказался: уже знал, что пойдет служить на флот.
Свою службу Борис начал в Пинске, в первом учебном отряде Военно-Морского Флота имени Сталина. Тем, кто заканчивал учебку на «отлично», предоставлялось право выбирать место службы. Молодой специалист-электрик флота широкого профиля Борис Яремко выбрал Черноморский флот.
-- Я сразу же попал служить на крейсер «Фрунзе», в электро-технический дивизион боевой части, -- вспоминает Борис Алексеевич. -- 29 октября -- день рождения комсомола. Этот праздник мы всегда отмечали на базе. Еще в походе подготовили стенгазету. Я, как комсорг дивизиона, отвечал за ее выпуск. Накануне «Фрунзе» зашел на базу, стал на десятой бочке. Когда мы швартовались, «Новороссийск» уже стоял напротив нас, и мы обратили внимание, что на линкор приходит пополнение -- молодые матросы в белых парусиновых робах и сапогах. Позже мы узнали, что это были ребята, которых перевели из Германии, когда Хрущев начал сокращать армию.
Как обычно, перед праздником на корабле объявили стирку-глажку. Офицеры, у которых были семьи, сошли на берег. А оставшиеся на корабле после ужина посмотрели кинофильм и отправились отдыхать. В половине второго ночи корпус нашего корабля содрогнулся и завибрировал. Буквально сразу же по корабельной радиосети прозвучала команда вахтенного офицера, замполита лейтенанта Иванова: «Боевая аварийная тревога! Аварийной команде и коммунистам построиться на верхней палубе!»
На тот момент я, старшина второй статьи, был кандидатом в члены КПСС и, естественно, поспешил выполнить приказ. Тем более, что по голосу замполита мы поняли: случилось что-то чрезвычайное. В считанные минуты к левому борту подали два баркаса, которыми командовал старпом, капитан второго ранга Георгий Амбокадзе. Кстати, еще во время похода мы знали о том, что Георгий Амвросиевич назначен командиром крейсера «Молотов», но пока оставался на «Фрунзе», ни при каких обстоятельствах не должен был покидать его. Тем не менее, когда подняли тревогу, кавторанг Амбокадзе бросился на выручку терпящему бедствие кораблю. Этот поступок стоил ему служебного продвижения -- командование крейсером он так и не принял. Таким образом, он был наказан за свою смелость, решительность и человечность.
«Из двенадцати человек, которые несколько часов провели в подводном заточении, шестеро поседели, а двое сошли с ума»
-- Мы первыми прибыли к «Новороссийску», -- продолжает свой рассказ Борис Яремко. -- После взрыва прошло не более пятнадцати минут. По палубе линкора растекалась вода, но паники среди личного состава не было. Перед нами стояла задача -- задраить люки, через которые хлынула вода. Мы поставили первый, так называемый специальный пластырь, но его смыло буквально в считанные секунды. Второй постигла та же участь. Стало понятно, что остановить потоки воды не удастся.
Я хорошо запомнил, что в носовой части, где, как выяснилось впоследствии, и произошел взрыв, заклинило правый брашпиль, на который наматывалась якорная цепь. Обрезать ее спасателям не удалось, поэтому линкор начал давать крен на правый борт. Мы это заметили, когда прозвучала команда вернуться на баркасы, а верхней команде «Новороссийска» -- покинуть корабль. Люди начали прыгать за борт. Подходили еще баркасы, на которые спасатели стали вылавливать людей. Крен линкора все больше увеличивался, оголились винты корабля. Несколько человек, прыгнувших в воду, упали прямо на них. Те, на ком были бушлаты или шинели, очень быстро шли ко дну, а кто был налегке, в робах, какое-то время держались на плаву, и их успевали подобрать. Баркасы отвозили людей на «Фрунзе», «Дзержинский», «Нахимов» и на другие корабли, стоявшие в бухте.
Около трех часов ночи «Новороссийск» перевернулся. Его мачта в момент опрокидывания накрыла баркас крейсера «Дзержинский» -- люди погибли буквально на наших глазах. Мы пережили сильный шок, эта картина до сих пор сохранилась в моей памяти.
Утром из опрокинувшегося корабля спасатели извлекли еще двенадцать членов экипажа. Половина из них были совершенно седые, двое сошли с ума. Они спаслись благодаря старшине первой статьи, старослужащему, который не растерялся, собрал людей и гаечным ключом начал выстукивать сигналы SOS по корпусу «Новороссийска». Этот стук был услышан снаружи. Спасатели автогеном вырезали отверстие и освободили пленников. К сожалению, я не помню фамилию старшины -- этого отважного и мужественного человека. После пережитого ему предложили досрочно демобилизоваться, но он отказался и дослужил весь положенный срок.
«После гибели «Новороссийска» в бухте плавали морские мины времен Великой Отечественной войны»
-- О том, что произошло с линкором «Новороссийск», было приказано не распространяться -- не писать в письмах, не рассказывать знакомым, -- вспоминает Борис Яремко. -- На политзанятиях нам объявили, что назначена государственная комиссия, которая «во всем разберется».
Существует несколько версий о том, что же произошло с «Новороссийском». Говорили, что в линкор была заложена мина с часовым механизмом, якобы в бухту прорвались диверсанты, и неизвестная подводная лодка с погибшим экипажем была найдена позже в Черном море. Ходили слухи и о том, что в момент взрыва на линкоре «Новороссийск» не было никого из опытных офицеров -- командир ушел на берег, оставив вместо себя старпома, но тот тоже отлучился, возложив свои обязанности на помощника, который, в свою очередь, передал командование вахтенному офицеру. После взрыва молодые офицеры собрались на «посту живучести», развернули схему коммуникаций корабля и решили выровнять крен. Но вместо того, чтобы корабль качнуть влево и заполнить левые трюмы, качнули воду на правый борт, что ускорило опрокидывание.
-- Очевидным остается одно, -- считает Борис Алексеевич. -- Взрыв был огромной разрушительной силы, 407-миллиметровую броню в носовой части буквально вывернуло наизнанку. Именно там и находился кубрик, куда накануне поселили новобранцев, прибывших из Германии. В большинстве своем это были парни, призванные из Грузии. Практически все они погибли.
События той трагической ночи матрос Борис Яремко зафиксировал до мельчайших подробностей, записав в свой блокнот специально разработанным и одному ему понятным шифром.
-- Интересная деталь, -- говорит Борис Алексеевич. -- Уже через десять минут после взрыва западные радиостанции передали сообщение о том, что в Севастополе взорвался линкор «Новороссийск». Так что возможность спланированной диверсии полностью исключить нельзя.
Утро 29 октября моему собеседнику запомнилось необычайной тишиной.
-- Солнце взошло огненно-красное, я такого в жизни не видел, -- рассказывает Борис Яремко. -- И вода, и небо были красными. Штиль стоял полнейший. Природа будто прощалась с погибшими моряками.
Трупы тех, для кого линейный корабль «Новороссийск» стал последним пристанищем, всплывали еще месяца четыре. По разным источникам, тогда погибли 650--700 человек -- половина личного состава линкора. Какого-либо официального сообщения о причинах трагедии в Северной бухте так и не последовало.
Борис Яремко склонен считать, что линкор подорвался на мине времен Великой Отечественной войны:
-- Через десять дней после взрыва «Новороссийска» в Южной бухте стали на ремонт корабли китобойной флотилии «Слава». Утром возле кормы корабля-матки всплыла мина. После войны Северную и Южную бухту протралили, что называется, вдоль и поперек. Но, вероятно, мины все же оставались, потому что еще через неделю возле борта крейсера «Ворошилов» тоже всплыла мина-рогатина. Возможно, их не зацепили тралы. А после взрыва «Новороссийска» произошел сдвиг ила, и мины, сидевшие в нем, пришли в движение.
Но это лишь одна из версий. Не исключено, что истинные причины гибели линкора «Новороссийск» так и останутся неразгаданной тайной в истории советского морского флота.
Читайте нас в Facebook
