В течение 58 часов, проведенных в каменном мешке глубоко под землей, горловский шахтер геннадий энкин слышал стук отбойных молотков своих товарищей, спешивших ему на помощь
Смена подходила к концу. Лесогоны растащили вдоль лавы бревна, которыми следующая бригада будет крепить угольный пласт. Собирались уходить, когда заметили, что образовалась угольная пробка. Ее нужно было столкнуть вниз, чтобы она не мешала завтрашней работе. Двое горняков еще не успели добраться до места, откуда сделать это было бы удобно и безопасно, когда угольная масса неожиданно и резко сдвинулась с места и пошла вниз, прямо на них…
«Нишу, где я спрятался, «запечатало» наглухо»
Недаром горняку шахты «Александр-Запад» производственного объединения «Артемуголь» 35-летнему Геннадию Энкину не хотелось идти на работу в воскресенье! Праздник Благовещения, трудиться грех, вся Горловка гуляет. Но делать нечего, работа есть работа… И вот пожалуйста -- обвал.
-- Краем глаза я увидел, что напарник успел прыгнуть в спасательный куток -- так мы называем нишу, которую забойщики специально вырубают для таких случаев, -- рассказал корреспондентам «ФАКТОВ» Геннадий Энкин спустя несколько дней. -- А я не успел: прямо на меня пошел «костер» -- сложенные колодцем бревна, предназначенные для сооружения креплений. Я попытался бежать, но ноги увязли в сырой угольной массе. Бревна прижали меня вплотную к угольному пласту. Нельзя было терять ни секунды. Я быстро разбросал лес, начал вытягивать ноги. Левую освободил, а правую -- ну никак! Вдруг слышу сверху шум -- опять уголь движется, сейчас накроет меня с головой. Я собрал все силы и резко дернулся еще раз. Внутри что-то хрустнуло, но ногу освободил. Только успел забраться в нишу, как мимо прошел уголь. Потом я услышал шум обвала -- пошла порода. Лава «загуляла», нишу размером метр на два, где я сидел, запечатало наглухо.
-- Испугались?
-- Конечно. Грохот продолжался с полчаса, потом внезапно прекратился. Видимо там, наверху, перекрыло еще какие-то проходы, и движение породы приостановилось. Только когда все стихло, стало понятно, что я в безопасности.
Однако ничего этого люди, оставшиеся по эту сторону завала, еще не знали…
Шахта «Александр-Запад» по сравнению с другими горловскими предприятиями по добыче угля считается неопасной. Максимальная глубина выработок составляет лишь 450 метров, температура в забое не поднимается выше 20 градусов. В других шахтах горняки работают, как в аду: на глубине больше километра температура держится на отметке 40оС, и изнуренные жарой забойщики скидывают с себя всю одежду, чтобы получить хоть малейшее облегчение. Но самое главное -- на «Александр-Западе» не бывает выбросов метана, а соответственно, и взрывов угольной взвеси.
Однако и на этой благополучной шахте случаются трагедии. Одна из них наделала шуму на весь мир. Как рассказал председатель профкома шахты «Александр-Запад» Виталий Грибчатов, это произошло в 1989 году. Во время смены (впрочем, шахта работает практически непрерывно) сквозь трещины в толще породы в угольную выработку попали ядовитые выбросы соседствующего с шахтой химкомбината. Почуяв запах хлорбензола, горняки покинули лаву. Спустя пару часов начальник смены и горный мастер хватились, что один из забойщиков не поднялся на поверхность. Вдвоем они отправились на его поиски и тоже не вернулись. За ними в шахту спустились спасатели. В конце концов им удалось найти и вынести на поверхность тело горняка, умершего в лаве с молотком в руке. А тела тех двоих так и остались в шахте -- из-за ядовитых паров к месту их гибели невозможно было подступиться. Во время спасательной операции более 200 человек получили тяжелейшие отравления, из здоровых мужчин превратились в инвалидов. Вход в смертоносную лаву намертво заколотили, решив больше никогда не возвращаться к залегающим там угольным пластам. А в шахтерском поселке поставили памятники из черного мрамора -- на том месте, где, по расчетам топографов, на глубине 400 метров покоятся два горняка.
Второй трагический случай произошел пять лет назад, когда в забое завалило породой начальника участка. Виталий Грибчатов вспоминает, что заживо погребенного человека откапывали… 70 дней. Когда нашли, он уже умер. По всему было видно, что несчастный скончался от голода и жажды. Его напарник указал спасателям неверное направление, куда они и стали пробиваться. Лишь найдя в завале каску с фонарем, поняли, что двигаются не туда. Оказалось, что бедняга находился совсем недалеко от выхода…
«В угольной массе не оказалось тела горняка -- значит, он жив»
В 20. 30 в кабинете главного инженера шахты «Александр-Запад» раздался телефонный звонок внутренней связи. С 450-метрового уровня сообщили об обвале и о том, что один из горнорабочих оказался в каменном мешке. Жив ли шахтер, сколько тонн угля и породы отрезало его от внешнего мира, было неизвестно. Уже через пять минут в направлении шахты мчались поднятые по тревоге два отделения горноспасателей. Еще через десять минут в административное здание влетели вызванные из дому директор и его заместители.
-- Совместно с командиром горноспасателей мы развернули толстый том топографических карт, которые делаются для каждого участка шахтных выработок, -- рассказывает главный инженер шахты Руслан Верховод, возглавивший штаб по спасению оказавшегося в завале горняка. -- Изучив схемы, составили детальный план работ. Первым делом из лавы выбрали весь нарубленный за день уголь, около 120 тонн. Тела горняка в угольной массе не оказалось -- верный признак того, что ему удалось спрятаться от обвала и он, по всей вероятности, жив. Следом за углем пошла порода. Это означало, что где-то наверху произошел обвал. Выбирать породу не имело смысла -- сколько ее обвалилось, было неясно, а мы не могли рисковать временем. Поэтому к тому месту, где предположительно находился Энкин, решено было прорубать тоннель по «целику» -- цельному пласту угля. Пройти предстояло около 30 метров.
-- В понедельник утром к нам прибежал узнавший о беде отец Геннадия, -- рассказывает директор шахты Александр Деуленко. -- Я не был с ним знаком, но, едва взглянув на его руки, понял, что передо мной старый горняк. Мы показали ему эскиз выработок, объяснили, где именно, по нашим предположениям, находится его сын. Он согласился, что в этом случае девять шансов против одного за то, что Геннадий жив.
-- Директор посоветовал мне не оставаться на ночь на шахте, -- вспоминает 70-летний отец Геннадия Николай Тихонович Энкин. -- И правда: зачем над душой у людей стоять? Я и так знаю, что те, кто его откапывают, не жалеют сил. Сам когда-то товарищей откапывал… Поэтому я вернулся домой, к жене. Стали ждать известий. У горняков есть правило: если шахтер погибает, директор шахты лично едет к нему домой со страшной вестью. Ночью мы не смыкали глаз, вздрагивали при любом шорохе на улице. Утром я снова поехал на шахту, но ничего не узнал. Вернулся домой, включил телевизор посмотреть местные новости. Вдруг слышу: на горловской шахте «Александр-Запад» смертельно травмирован горняк. Мать, как услышала, так молча и упала. Тут же во двор вбежали соседи, плачут. Слух помчался по поселку. Стали приходить люди, спрашивать, когда похороны…
-- Отец Геннадия позвонил нам в слезах, -- вздыхая, продолжает рассказ Александр Деуленко. -- Кричит: «Вы что-то скрываете, мне правды не говорите». А о смерти горняка уж и по радио объявляют… Кто и по какому праву мог дать в СМИ заведомо ложную информацию -- не представляю. У нас, шахтеров, есть неписаное правило: пока не найдено тело, о гибели речь не идет. А тут такое…
«Чтобы не замерзнуть, я обмотал портянками грудь и плечи»
Тем временем Геннадий, ничего не зная о том, что творится наверху, сидел в своей темнице.
-- Насколько смог, я себя подстраховал: забил в породу две стойки, сел на них, -- вспоминает он. -- И вскоре услышал стук молотков. Со мной были фонарь и самоспасатель. Фонарь я экономил: аккумулятора в нем обычно хватает на одну смену, на шесть часов. Поэтому сидел в кромешной темноте. Самоспасатель мне вообще не понадобился -- воздуха в нише оказалось достаточно для одного человека.
-- Что же вы делали?
-- Чтобы развлечься, пел песни. «Прости меня мама, прости, дорогая». И «Джимми-Джимми». Потом прилег, пытался спать. Было довольно холодно, а на мне из одежды -- только спортивные штаны. Пока работаешь -- нормально, а сидеть неподвижно -- замерзнешь. Я не выдержал, стянул портянки -- правый сапог едва снял, так нога распухла, -- обмотал ими грудь и плечи. Стало чуть теплее. То и дело принимался стучать молотком по углю и по деревянным креплениям. По три стука подряд -- это условный сигнал, что я нахожусь в третьем «кутке». Заодно и согревался.
-- У вас с собой была еда, фляжка с водой?
-- Нет, обычно я завтрак с собой не беру. Да мне и есть-то не хотелось, только пить. Передумал за это время многое. Вспоминал Майбороду, которого пять лет назад не успели живым откопать. Думал о детях. Всего не перескажешь. Главное, что я почти все время слышал стук отбойных молотков и знал, что меня откапывают. Лишь иногда звук как будто удалялся и затихал. И тогда становилось не по себе. Но вообще-то я верил, что меня найдут.
«Геннадий вошел в кабинет врача самостоятельно, и лишь потом выяснилось, что у него сломана нога»
Работа в спасательной выработке не замирала ни на минуту. Двое забойщиков врубались в угольный пласт, а еще трое следом за ними убирали уголь и ставили крепеж. Забойщики менялись каждые четыре часа. Но шли первые сутки, вторые, третьи, а спасатели не слышали из забоя никаких встречных звуков. Только когда на 58 часу работ молоток внезапно провалился в пустоту, послышался бодрый голос Энкина. «Эй! Ну сколько вас еще ждать?» -- закричал узник. Дождаться, пока освободители расширят отверстие, у него не хватило терпения. Исхудавший пленник головой вперед протиснулся в узкий лаз, и тут же был подхвачен крепкими руками товарищей.
-- В шесть утра в среду Энкина откопали, -- вспоминает директор шахты. -- Едва снизу зазвонил телефон и мне сообщили радостную новость, как я увидел родственниц Геннадия. Женщины, сестра и тетка, шли грустные, понурые. Не выдержав, я закричал им прямо в форточку: «Живой, живой! Сейчас поднимут!» Просияв, они побежали к клети.
-- Я просил ребят, сгрудившихся возле подъемника, расступиться, -- говорит заместитель директора шахты по производству Сергей Кузьмин. -- Опасался, что Гена, находившийся так долго под землей один, может испугаться открытого пространства, шума, яркого света. Но увиденное превзошло все мои ожидания -- Геннадий вышел веселый. Улыбнулся, всем помахал рукой. Его напоили водой, бегло осмотрели в медпункте и тут же отправили в больницу.
-- Геннадий держался молодцом, -- рассказывает принимавший пациента врач травматологического отделения городской больницы N2 Виктор Рыбак. -- Он вошел в кабинет самостоятельно, и лишь после рентгена выяснилось, что у него сломана нога. Придется Геннадию погулять в гипсе. А обследовавший его на днях психоневролог даже удивился: никаких следов стресса. Вот уж правда, человек в рубашке родился! На следующей неделе домой его отпустим, пускай на свободе свою ногу долечивает…
Семья Энкиных не собирается выяснять, кто именно пустил гулять по СМИ злую весть о смерти Геннадия. Хотя, возьмись Энкины за судебное преследование дезинформаторов, они имели бы все шансы выиграть дело. Но Бог им судья, считают родители Геннадия. Сын жив -- и это главное.
458Читайте нас в Facebook
