Народная артистка украины мальвина швидлер: «когда все вышли из «эмки», ко мне в машину запрыгнул евгений вучетич, захлопнул дверь и сказал: «поехали! »

Мальвина Швидлер, актриса Театра русской драмы имени Леси Украинки, сводила с ума многих сильных мира сего. И всю жизнь она мечтала познакомиться со Сталиным. Не довелось. Зато от нее без ума были Каганович, Хрущев, Менакер, Толстой, Лавров. А со знаменитым советским скульптором, автором берлинского памятника «Воин с девочкой спасенной на руках» Евгением Вучетичем у Мальвины Зиновьевны был потрясающий роман! Устоять перед обаянием талантливой актрисы, до сих пор отличающейся потрясающим чувством юмора и блестящим умом, удавалось немногим. Впрочем, никто из поклонников Мали о своей страсти никогда не пожалел…

«Муж любил меня до безумия, и до безумия… изменял»

-- Не поверю, что такое количество мужчин вы покорили, не пользуясь каким-нибудь женским секретом…

-- Да никаких секретов! Честное слово! Правда, в молодости, если хотела понравиться мужчине, начинала играть в скромность. Это на них ТАК действовало! Гораздо больше, чем зовущий взгляд. Уж поверьте мне. Я жила на окраине Одессы и никогда не разрешала мальчикам себя провожать -- слишком большими были интервалы между трамваями. Зато у меня был свой вагоновожатый, который останавливал трамвай прямо у моего дома. До сих пор помню номер его трамвая -- 31. Водитель был очень красивым мужчиной. Он ждал, пока я открою калитку своего дома и войду внутрь. Помню, как-то возвращалась домой, вошла в трамвай и увидела, что моего водителя нет. Стала искать, нет ли среди пассажиров кого-нибудь из слободских. Никого! Правда, тут же заметила красивого молодого человека. Села, чтобы быть в его поле зрения. Опустила голову на руки, вроде мне очень плохо. А сама смотрю -- производит это на него впечатление или нет. Он занервничал. Доехали до Молдаванки, последней остановки перед нашей слободкой, -- не выходит. Все, думаю, сработало. Выхожу на своей остановке -- он за мной. Спрашивает: «Почему у вас такое настроение?» А я ему откровенно: «Боюсь идти домой». Он засмеялся и проводил меня. Мы разговорились, и оказалось, что он -- главный инженер золотых приисков в Якутии. Через три дня к нам в дом пришли свататься его папа и мама. Мама плакала, говорила, что он не может без меня жить… Но, увы. Мое сердце молчало.

-- Значит, можно удержать мужчину возле себя скромностью?

-- Неизвестно. Видите, как странно -- муж меня любил до безумия. И так же до безумия изменял. Как это сочеталось? Когда у меня обнаружили рак груди, Борис бился головой о стенку. Врачи его еле успокоили. Последние годы муж был директором телефильмов, работал на Киностудии имени Довженко. Погиб в автокатастрофе. Мне тогда было пятьдесят лет.

-- Вы снова вышли замуж?

-- Через четыре года. Хотя первое время даже слышать о замужестве не могла. Приятельница познакомила меня с армянином из Львова. Юра был очень богатый и любвеобильный. Мы встретились через три с половиной года после смерти мужа. Я первый раз серьезно посмотрела на него, когда он мне сказал: «Малечка, если тебе нужно будет подать пальто, ты только позвони. Я прилечу первым же рейсом из Львова, подам пальто и улечу». На меня это подействовало, как на идиотку! Он был старше меня на 10 лет. У нас начался бурный роман! Все было очень красиво. Он переехал ко мне в Киев с мамой и сыном от первого брака. Но однажды к нам домой пришел рабочий сцены, гомосексуалист. Я поцеловалась с ним, и это увидела мама моего мужа. Был такой скандал! Она убедила сына, что приходил мой любовник. Муж ревновал меня безумно. Я не могла этого терпеть, и мы расстались. Юра уехал в Армению, не писал мне, не звонил. Я поняла, что он меня бросил. И тогда я вновь вышла замуж. Правда, счастье наше длилось недолго. Вскоре муж заболел -- сначала один инсульт, потом второй. 16 лет я прожила с парализованным, психически больным человеком.

-- Где силы-то взяли?

-- Я сильная женщина. Муж был мне предан. Хотя… Вокруг столько грязи было… Мне говорили: «Отдай его в интернат». Разве я могла так поступить? Ведь он спас меня от прошлой любви.

-- Жалеете о каком-нибудь из своих увлечений?

-- Нет, никогда! У меня не было плохих мужчин. Да и потом… Не так уж много у меня было романов. Пальцев на двух руках хватит… Ну еще плюс два ваших.

-- Мужчины баловали вас?

-- Помню, пришла как-то соседка и принесла теплый стеганый модный халат. Юра только спросил: «Сколько?» -- «150 рублей». Он тут же вынул деньги. С тех пор в каждый свой приезд он мне что-то покупал на эту сумму. Как-то мне понравился в универмаге костюмчик за сто рублей. Говорю, Юра, такой красивый костюмчик, давай купим. Он отрезал: «Мне не нравится». Через четыре дня говорит: «Идем купим вентилятор, миксер, термос небьющийся». Я робко так: «И костюм». Он как заревет: «И рояль!» В общем, рояль не купили, зато он подарил мне туфли за 180 рублей. Больше мужчины НИЧЕГО мне не покупали! Однажды Вучетич подарил мне коробку конфет с портретом Богдана Хмельницкого. По-моему, ее и изготовили во времена Богдана Хмельницкого. Хотя московский писатель, наш друг, Вася Сухаревич рассказывал, что однажды видел, как Вучетич какой-то каменщице, с которой у него был короткий роман, купил кольцо с бриллиантом за десять тысяч рублей! А мне… Увы.

-- Что, так скуп был?

-- Когда стало ясно, что он мне тоже нравится, Вучетич уехал в Сочи, оттуда прислал телеграмму в стихах. Потом приехал в Москву. Позвонил мне и сказал: «А деньги тебе можно будет высылать на тот же адрес, что письма и телеграммы?» Я страшно возмутилась: «Зачем мне ваши деньги?» Ему это понравилось. И он больше никогда о деньгах со мной не заговаривал. И о подарках тоже.

«Маленков вызвал к себе Вучетича и сказал: «Сдавайте партбилет и оружие»

-- Сколько вам было лет, когда вы встретились?

-- Я вышла замуж в двадцать лет. Роман с Вучетичем начался в 33. Он был меня старше на одиннадцать лет. Хотя мы познакомились, когда мне было 28 лет. Просто пять лет от него не было ни слуху ни духу…

-- ???

-- Это были не самые лучшие времена в его жизни. Тогда Вучетича обвинили в том, что он как художник не является представителем соцреализма. Его вызвал к себе в кабинет Маленков и сказал: «Евгений Викторович, сдавайте партбилет и оружие. Погоны снимите сами. Вы не можете работать в военно-художественном училище». Это был удар для Вучетича. Он перестал мне звонить, писать. Я же обливала слезами Прорезную (улица, где жила Мальвина Швидлер. -- Авт. ), но никому не говорила о своих чувствах. Очень гордая была. Пять с половиной лет я не звонила Вучетичу. А в 1953 году раздался звонок. «Это Вучетич. Я приехал, чтобы повидать вас. Немедленно выходите!» Муж сказал, если я уйду, он переломает мне ноги. Но я как-то ухитрилась, выскочила из дома, добежала до театра. Вучетич стоял напротив театра. Он схватил меня за руки, как мальчишка. Так мы и простояли под огромным вековым деревом. На следующее утро мы встретились вновь. Поехали в Голосеевский лес. Евгений Викторович сказал, что туда его возил Максим Рыльский, и он был потрясен этой нетронутой красотой. Мы поехали, стали среди деревьев. Вдруг Вучетич вынул из кармана кусок ватмана, карандаш и сказал: «Пишите». И продиктовал мне стихи, которые я записывала у него на плече «Это вышло случайно… »

Это вышло случайно,

И глупо, пожалуй,

Но связано с тайной,

Быть может, не малой.

Не дело в поездке,

Сложившейся странно,

А в чувстве возникшем

И в радости пьяной.

Но кончится встреча,

А с ней наша сказка --

Вы влево, я -- вправо,

Тосклива развязка…

Вы влево, я -- вправо,

Никто не теряет,

А если бы вместе?

Кто знает…

Кто знает…

Вскоре он уехал. И стал регулярно приезжать в Киев и другие города, где я бывала на гастролях. Помню, он как раз работал над панно «Люди Советского Союза». Три на два метра. Я в это время была на гастролях в Ленинграде. Он звонил мне в гостиницу каждую ночь. Я умоляла: «Евгений Викторович, я спать хочу». А он: «Ты ничего не говори, только молчи и дыши в трубку». Один раз не выдержала и сказала: «Все. С меня хватит. Я сейчас усну». И вдруг в трубке раздался гневный голос телефонистки: «Как вам не стыдно! Мы не спим всей сменой, слушаем, что вам говорит сам Вучетич! А вы спать собрались!» Он умел говорить прекрасные слова… Как-то приехал ко мне в гостиницу в Москве. Сказал, что будет ждать меня в вестибюле. Спускаюсь, Вучетич меня увидел, встрепенулся и вдруг отвернулся. Я к нему: «По-моему, мы с вами знакомы». -- «Боже, это ты! Я не узнал тебя! Думаю, какая красивая женщина идет, отвернись, подлец!» Да… Он умел говорить.

-- Правда, что Вучетич не совсем достойно вел себя при первой вашей встрече?

-- Не то что недостойно. Немного неожиданно. Это было в Киеве, в 1948 году. Как-то вечером к нам домой пришел наш друг, московский писатель Василий Сухаревич. Он нежно ко мне относился, и по правде говоря, был безнадежно в меня влюблен. Тогда он привел с собой голубоглазого красавца, в полковничьей форме, статного и как две капли воды похожего на Рокоссовского. Говорит: «Познакомьтесь, это скульптор Вучетич». Тут я просто упала в обморок! Конечно, его все знали. В то время в Киеве он сдавал памятник генералу Ватутину. Вечером у меня был спектакль «Каменный властелин», где я играла крошечную рольку. Вучетич спросил: «Вы надолго?» Я ответила, что через час освобожусь. Вася заторопил, мол, возвращайтесь побыстрее, у Вучетича осталось много талонов, пойдем в ресторан, кутнем. Я обрадовалась, как Эллочка Людоедка. Вучетич вдруг говорит: «Я тоже пойду в театр». Они посмотрели первый акт. Потом мы все вместе с моим мужем пошли в ресторан «Театральный». Вела я себя скромнее скромного, хотя была дикой кокеткой! Видимо, это подействовало. После ресторана Вучетич попросил: «Проводите меня на вокзал». Мы вышли, сели в закрепленную за ним «эмку». Доехали до угла Крещатика и улицы Ленина -- в гостинице «Первомайская» жил Сухаревич. Из машины вышли Сухаревич, мой муж, и вдруг Вучетич запрыгнул ко мне, захлопнул дверь и сказал шоферу: «Поехали!» Ситуация совершенно нелепая. Ну не выпрыгивать же мне на ходу? Доехали по Институтской до банка, Евгений Викторович сходил за чемоданчиком. Пришел и смотрит на меня. Я спрашиваю: «Что вы наделали? Вы понимаете, что на вокзал я уже не поеду». А он совершенно спокойно отвечает: «Ничего, приедете ко мне в Москву». Я ему: «Или!» Это по-одесски. Вучетич удивился и спросил, что это значит. Я как отрезала: «Никогда в жизни!» Разве я могла тогда предположить, что у нас будет бурный роман?..

«Как мужчина он был велик! Просто велик!»

-- Вучетич предлагал вам развестись с мужем?

-- Много раз! Он иначе не мог себе представить нашу дальнейшую жизнь. Часто говорил: «Вот если у нас будет ребенок». Он очень хотел от меня детей. Даже ходил к моему папе просить руки, и тот согласился. Я папу спрашивала: «Как ты мог? Ведь я же замужем?» Папа был наивным, милым евреем, он мне ответил: «Малечка, разве можно отказать такому человеку?»

-- Почему же вы ему все-таки отказали?

-- Причин было много. Я все время представляла себе, как мой муж, узнав о разводе, будет стоять у окна и нервно рвать кожу на руке. Я не могла во «дворец» к Вучетичу привести своего отца, который после смерти матери женился на нашей домработнице -- дебелой жлобихе. Потом, я безумно ревнива, и моя жизнь с Вучетичем была бы сплошной драмой. Я ревновала бы его к скульптуре, ученикам…

-- Свекрови…

-- Может быть. Они с матерью были очень близки. Я была знакома с этой гранд-дамой в пенсне, прекрасно говорившей по-французски. Я была принята в доме Вучетича. Это был огромный трехэтажный особняк в Тимирязевском районе Москвы. Половина дома -- квартира, половина -- мастерская. Помню, от центра мы всегда брали такси, и Вучетич платил шоферу 25 рублей до своего дома. В первые годы нашего знакомства обстановка его квартиры была далеко не шикарной. Потом -- все лучше и лучше. Он любил повторять: «Это все для тебя». На третьем этаже дома жила его мама, на втором -- спальные комнаты. На первом -- огромная гостиная с настоящими мраморными скульптурами и огромный кабинет. Его мама мне всегда говорила: «Ешьте, Мальвина, вам поправиться надо!» Я была тоненькой, как тростинка.

-- Вучетичу это нравилось?

-- Он никогда ни на кого не смотрел. НИКОГДА! И не говорил, что любит во мне больше всего. Ему все нравилось! Помню, гуляли по улице Горького -- я в пиджаке и юбке. Вдруг на юбке лопнула молния. Я в ужасе -- все, надо переодеваться. Евгений Викторович: «Зачем? Переверни просто юбку назад. Увидишь, завтра вся Москва так будет ходить».

-- Он был франтом?

-- По крайней мере, выглядел всегда прекрасно! У него были очень красивые шейные платки. Особенно он следил за своим видом, когда предстояло какие-то важное событие в его жизни. Нервничал тогда страшно! Так было и тогда, когда в Ленинграде принимали его панно «Люди Советского Союза». Ужаснее я ничего не видела! Два шахтера, трое рабочих… Тогда Маленков его вызвал и сказал: «Вот оружие, ваш партбилет, идите и работайте». По дороге домой он заехал на телеграф и позвонил мне. До этого три месяца не звонил -- писал гениальное произведение.

-- Вы высказывали ему свое мнение о его работах?

-- Наверное, я дура была. Говорила, что памятник Ватутину неинтересный. Шутила, что затылок ему, наверное, свой сделал. Во всяком случае, самые лучшие работы Вучетич создал, когда мы были вместе, -- «Перекуем мечи на орала», «Степан Разин». Я все это видела в мастерской. А меня он никогда не лепил. Не хотел. Но всегда повторял: «Знаю, что мы будем вместе».

-- Что же случилось?

-- Наверное, наша любовь изжила себя. Как-то я приехала в Москву на запись телевизионной передачи. Позвонила Вучетичу. Его импресарио сказал мне, что Евгений Викторович в Риге. Будет только завтра. Вдруг через пару часов звонок: «Я «пешком пришел» из Риги. Бери такси. Мы с Альмой будем тебя встречать». Альма -- потрясающий сеттер, сучка. Наверное, лесбиянка -- от меня не отходила ни на шаг. Был октябрь. Мы проходили мимо садика перед его домом, Вучетич говорит: «Ты посмотри, какая роза! Большая, красная. Завтра утром я тебе ее срежу». А утром, провожая меня, прошел мимо этой розы.

-- Может, просто забыл?

-- То ли пожалел срезать. Мы сели в машину, я говорю: «Боже, я забыла фотографии, которые вы мне надписали».

-- Вы были на «вы»?

-- Я -- да. Он всегда называл меня Малечкой и на «ты». Так вот я ему: «Забыла фото и журнал «Огонек». » Вучетич говорит: «Вечером возьмешь». -- «Вечера не будет. И завтра тоже. Ничего не будет». Пауза… Он молча открыл дверь и вышел, опустив голову, тяжело, похоронно ступая. Принес фото. За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова… А спустя месяцев восемь он приехал в Киев, позвонил, сказал, что хочет меня видеть. Я поехала, но между нами уже ничего пикантного не было. Потом я провожала Вучетича на вокзал, он говорил, что такого чувства у него не было никогда и уже не будет. Я и радость его, и трагедия… Но я была непреклонна.

-- Как мужчина он был…

-- Велик! Просто велик!

«Лавров-старший затащил меня к себе в номер -- мы целовались до безумия!»

-- Вы еще кого-нибудь любили так, как Вучетича?

-- Конечно, у меня были романы. Но такого безумного -- нет! Был роман со знаменитым военным хирургом, заведующим отделом облисполкома Одессы по культуре. Я тяжело шла на пик отношений. Он просто разжалобил меня своей историей несчастной любви к девушке Клаве, погибшей во время блокады Ленинграда. Потом, правда, оказалось, что все это ложь.

-- С актерами у вас случались романы?

-- Никогда! Хотя мне безумно нравился Лавров-старший. Думаю, я ему тоже. Но самое большее, на что мы были способны, это сбежать днем в кино и там сидеть, держась за руки. Как-то в Горьком на гастролях я встретила в гостинице свою подругу, популярную эстрадную певицу Капитолину Лазаренко. Мы пригласили в ее номер Лаврова. Я предупредила: «Капа, ни одного плохого слова». -- Она: «Как? Ну уж «жопа» сказать можно?» И уже потом были и плохие слова, и все. После этого вечера Лавров затащил меня к себе в номер -- мы целовались до безумия! Утром я вышла, как королева. Лавров был необыкновенным мужчиной! А сын никакой. Помню, мы были в кино с Юрием Лавровым. Там сидела женщина в шикарном пальто с белым песцом. Лавров сказал: «Сшей пальто, песца куплю я». И все мне напоминал: «Ну что, сшила пальто?»

-- Любили красиво одеваться?

-- Конечно! Я всегда хорошо одевалась. Аккуратно носила вещи и месяца через три сдавала их в комиссионку. У меня были знакомые продавщицы. За четверть цены я опять покупала новую вещь. А вот украшения не любила. Зато духи -- да. Только французские. Мужья в этом плане меня избаловали. Вучетич говорил: «Я уже третий день не моюсь! Пахну тобой и не хочу смываться!» Обожала «Белый ландыш». Помню, пошла я на последний аборт. Профессор -- второго такого красавца я не видела! Неделю он меня не выпускал из больницы -- не хотел, чтобы я делала аборт. Кто знал, что он будет последний… Мама не знала, куда я пошла. Только муж. Его я попросила -- принеси мне в больницу лишь духи. Зато доктор в нашей палате задерживался дольше других.

-- Говорят, сам Каганович проявлял к вам интерес?

-- Это было на гастролях в Сочи. Я играла Марфиньку в «Обрыве». Вдруг весь театр начинает ходит ходуном: «Где Маля? Где Маля?» Что случилось? Меня нашли, взяли под руки и повели в правительственную ложу. Там сидели Каганович, его жена и дочь. Каганович глянул на меня и сказал: «Каробку! Большую!» Потом чуть приподнялся, погладил меня по голове и произнес чуть слышно: «Умница, умница!» Я была счастлива! А коробку конфет мы потом ели всей труппой.

-- Женщины вам завидовали?

-- У меня было столько в жизни плохого, не позавидуешь. Восемнадцать лет я прожила в коммуналке, где, кроме нас, было 20 человек! Но, ложась в постель, я сама себе «завидовала». Это было… У меня было много замечательных романов. Но в основном с женатыми. Они хотели только близких отношений. Ну и мне не надо было больше ничего. Я не любвеобильная -- я любвеответная.

-- Но выгоду-то можно было извлечь из своих романов.

-- Я не была материалисткой. В Ташкенте у меня были романы с наркомом КГБ, самым богатым узбеком-миллиардером и начальником оперативного отдела республиканской милиции. Это было во время войны. Нам в театре давали только по порции супа. Я улыбалась, и мне давали на полтора половника больше. И когда у нас был суп, каша, розовые карамельки, кусочек хлеба и чай без заварки, мы с мамой были счастливы! Я не вызывала у мужчин желания купить себя!

-- Во время войны в Ташкенте собрались многие великие актеры…

-- Знаменитый Менакер ходил за мной по пятам и только облизывался. Но я умела быть гордой. Потом, за ним пристально следила Мария Миронова. Тогда Андрюша был совсем маленький. Я познакомилась с Алексеем Толстым. Увидев меня, первое, что он произнес: «Не девушка, а газель». Это был огромный, шумный мужчина, любитель компаний и гулянок. Были в Ташкенте и Райкины. Но Аркадий Исаакович всегда интересовался только искусством. Правда, в последние годы жизни стал изменять жене. Это был сумасшедший артист! Уже после войны мы встретились в гостинице в Ялте. Его распорядок дня я выучила наизусть. До девяти он пил кофе, потом час говорил с директором театра. Затем репетиция до трех часов дня. В пять он отправлялся на концерт. Работоспособный был до безумия!

-- Говорят, даже Никита Хрущев, не очень большой поклонник театра, не пропускал ваших спектаклей.

-- Я хорошо знала его жену Нину Петровну. Она просила сидеть с ней во время спектакля или на просмотрах. Чаще я сталкивалась не с самим Хрущевым, а с его охраной. Они мне всегда говорили: «Ой, как вы, Мальвина, нравитесь нашему хозяину! Приезжал как-то академик Александров, и когда все вышли на сцену, увидев вас, он спросил у хозяина: «А кто это?» -- Хрущев ответил: «Это наша звездочка!»

-- Несмотря на это, звание заслуженной вам дали не сразу.

-- Моим большим поклонником был первый секретарь ЦК по пропаганде Иван Назаренко. Видимо, он хронометрировал, когда мой выход на сцене, и всегда приезжал на него и сидел в правительственной ложе. Когда я выходила, он аж выпадал из нее. Но между нами ничего не было. Хотя я могла получить и звание, и квартиру. Правда, когда уже решилась и позвонила, ему было не до романов. Помню, он спросил: «У вас есть звание народной?» Говорю, что у меня и «заслуженной» нет. Он: «Как? Немедленно подготовить документы!» Это было в четверг, а в понедельник его сняли с работы. Вот такое мое счастье…

332

Читайте нас в Facebook