«не рассчитывайте на меня. Я учиться не буду, да и жить не собираюсь»
«Ты сама во всем виновата»
-- Оля никогда не жаловалась, что в школе ее обижают, -- рассказывает мама девочки Анна Андреевна. -- Однажды мне позвонила мама Олиной одноклассницы и сказала, что дети над моей дочкой издеваются. Когда она идет отвечать к доске, мальчишки ставят подножки. На перемене ее вещи забрасывают на шкаф, а один раз Оле в портфель положили чей-то пенал, чтобы выставить воришкой. Я тогда сказала дочке, что это ее вина, раз дети к ней так относятся. А спустя месяц случайно в Олином столе нашла письма, адресованные мне, бабушке и подругам. «В этом мире я лишняя, -- писала дочка. -- Меня не понимают и не поймут. Жизнь жестокая, а я слабая. Я не выдержу. Я уйду. » Как я корила себя за сказанные слова.
Тогда мама решила перевести ребенка в другую школу. Но Оля полгода отказывалась ходить на занятия. С девочкой работали психологи и психотерапевты. Сейчас ей приходится заниматься с двойной нагрузкой, чтобы догнать сверстников в учебе. На письменном столе Оли стопки книг.
-- Мне нужно успеть сделать задание по химии до начала «Большой стирки», -- говорит Оля. -- Эту передачу я никогда не пропускаю. Если же не успеваю выучить какой-то урок, утром встаю на час раньше.
С мамой и бабушкой Оли мы идем в другую комнату, чтобы не мешать девочке.
-- Я до сих пор не решаюсь говорить с дочкой о случившемся, -- признается Анна Андреевна. -- Все наладилось, и я боюсь, что, напомнив ей о том времени, могу все разрушить. Проблемы у Оли начались в шестом классе, когда она поступила в лицей с углубленным изучением иностранных языков. В конце первой четверти дочка принесла табель с низкими оценками по всем предметам. Я решила, что в лицее более высокие требования, и Оля еще не втянулась, ведь прежде она училась очень хорошо. После каникул дочка каждое утро стала что-то придумывать, чтобы не идти в школу: то у нее болит живот, то кружится голова. Я настаивала: нечего прогуливать занятия, исправляй оценки! Вникать в то, почему Оля не хочет ходить в школу, мне было некогда. Я тружусь на двух работах, чтобы обеспечить себя и дочку. Времени на общение не остается. Утром и поздно вечером успеваешь лишь рассказать ребенку, что надо сделать.
Диагноз -- расстройство настроения
-- С мужем я разошлась, когда Оля была еще маленькая, -- вспоминает Анна Андреевна. -- Воспитывать дочку мне помогали мои родители. На Олины представления о мире очень повлиял дедушка. Это человек прямой, у него все делится на белое и черное, полутонов он не признает. Вот и учил Олю, что человек должен быть порядочным, честным, благородным. Оля от природы очень деликатная, к примеру, никогда не зайдет в ванную, если я там руки мою. Не позволяет себе вторгаться в чужое пространство и ждет этого от других. Поэтому я не призналась дочке, что читала ее письма.
Когда Анна Андреевна пошла с Олей в поликлинику, невропатолог успокоила ее, сказав, что с дочкой все в порядке, назначила успокоительные таблетки.
-- Я поговорила с учителями в школе, -- продолжает мама девочки. -- Они рассказали, что у доски Оля краснеет, заикается, ничего вразумительного не отвечает, вся сжимается. Учебный год дочка окончила в лицее, а летом мы подыскали другую школу. Но после каникул Оля отказалась идти на учебу. 1 сентября написала мне в записке: «Я больше говорить не буду». И осталась дома. Я вечером пришла с работы, а она бродит по квартире, шатаясь от стены к стене. Обнаружив в мусорном ведре две пустые бутылочки из-под корвалола, я поняла, что дочка хотела уйти из жизни. Пришлось попросить мою маму пожить с нами, чтобы присматривать за Олей, пока я на работе.
-- Внучка лежала целыми днями в постели, глядя в стену, -- вспоминает бабушка. -- Я причитала, мол нехорошо прогуливать учебу. Она же писала в ответ на бумаге: «Не рассчитывайте на меня, я учиться не буду и вообще жить не собираюсь».
-- После этого мы с Олей пошли к районному психотерапевту, -- продолжает мама. -- Он направил дочку на консультацию в больницу им. Павлова, где ее обследовали. В Олиной карточке написали: «расстройство настроения, трудности во взаимоотношениях с домочадцами, гиперопека родителей».
Неделя молчания
-- У Оли переходный возраст -- период, когда ребенок стремится быть независимым, но понимает, что живет за счет родителей и вынужден подчиняться им. Такое положение его оскорбляет, -- говорит заведующая детским отделением восстановительной терапии N 13 Киевской клинической психоневрологической больницы N 1 Наталья Прокопенко. -- Оля пыталась сама решить проблему, возникшую в школе, но это оказалось для нее непосильной задачей, в чем она не хотела себе признаться. Когда девочку привели к нам, она была колючая, как ежик. Сутулая, голова втянута в плечи. У меня на столе лежал календарь с репродукциями картин художников эпохи Возрождения. Олино сходство с героиней Ботичелли на картине «Весна» сразу бросилось в глаза: у девочки тонкие черты лица, задумчивый взгляд, длинные волосы. Я сказала ей об этом, но в ответ Ольга только хмыкнула. Ведь сверстники убедили ее в том, что она уродина. Оля приходила ко мне несколько раз в неделю, мы разбирали сложившуюся ситуацию в школе и дома. Девочка согласилась ходить в школу, но назло бабушке стала прогуливать уроки. Для Оли было унизительно, что бабушка ходила следом, когда она та собиралась в школу. Я говорила с бабушкой о том, что нужно строить отношения на доверии. Проблема Оли -- это проблема всей семьи, поэтому в ее решении должны участвовать все.
-- Психотерапевт беседовал с нами тремя, а затем с каждой индивидуально, -- рассказывает мама. -- Был в лечении такой момент, когда нам всем дали домашнее задание: в течение недели не разговаривать друг с другом. Оля обращалась ко мне: то просила помочь ей с уроками, то спрашивала, что надеть, а я отворачивалась, делала вид, что не слышу. Поразительно, но после недели молчания у нас изменились темы разговоров, отношение друг к другу. Когда я прихожу с работы, Оля спрашивает, не устала ли я, как дела на работе. До этого дочка обращалась ко мне только в том случае, когда ей что-то было нужно.
-- Это был провокационный маневр, способ заставить Олю, маму и бабушку посмотреть на сложившуюся в семье ситуацию со стороны, -- объясняет Наталья Прокопенко. -- Ведь в повседневном разговоре не обращаешь внимание на тон, а то и на смысл сказанного. Сперва наговоришь, а потом подумаешь. За неделю молчания у каждого менялся мысленный диалог. Оля думала: ну и прекрасно, пусть мама не разговаривает со мной. Мама размышляла: вот узнаешь, как было мне, когда ты отказывалась со мной говорить. За неделю каждый побывал на месте другого. К примеру, Оля узнала, что чувствовали мама и бабушка, когда она отказывалась с ними разговаривать.
Мама -- «мягкая игрушка»
-- Вообще психотерапия должна быть семейной, -- продолжает руководитель отделения медико-социальной реабилитации детей и подростков с психическими и поведенческими расстройствами УНИИ социальной и судебной психиатрии кандидат медицинских наук Анатолий Марценковский. -- Мы заметили, что раньше, когда лечение проходили только дети, эффект был ниже. Ведь ребенок после сеансов менялся, иначе видел мир, но его близкие оставались прежними. Кроме того, родители перекладывали ответственность за проблемы сына или дочери на врачей, а лечение воспринимали как наказание для ребенка. Когда же родители участвуют в терапии, то нередко обнаруживают, что и сами не идеальны, часто неправильно ведут себя по отношению к ребенку. На тренингах психотерапевт создает ситуации, в которых взрослые оказываются на месте ребенка. Осознавая, что сын или дочь чувствует, родители понимают, как детям трудно.
Наши психологи и психотерапевты проходят стажировку в Германии и Польше. У своих зарубежных коллег мы переняли новую методику -- игротерапию. Например, на сеансах родители и дети выбирают мягкие игрушки, которые будут выступать в роли близких. Участники игры неосознанно проецируют на героев свои ощущения. 12-летняя девочка на тренинге рассказывала сказку о принцессе-несмеяне, роль которой поручила озвучивать своей маме. Пытаясь рассмешить принцессу, дочка искала способы, как ей улучшить отношения с излишне строгой мамой. Мы стараемся научить родителей быть психотерапевтами для детей. На моих глазах однажды разыгралась картина: семилетний сосед по даче подрался, и бабушка, вычитывая его, сказала: «Дети бьют тебя потому, что у тебя нет отца». Соседка тем самым вложила внуку программу неполноценности. Сегодня как никогда семья перестала быть для человека надежным тылом. И больше всех незащищенность ощущают дети. Оля рассказывала, что многие ее сверстники говорят о смерти. Для детей уход из жизни -- это способ обратить на себя внимание. Они говорят, что хотят умереть, но не осознают, что «проснуться» уже нельзя. Оля хотела напугать маму, чтобы та, узнав, что может потерять дочь, стала дорожить ею. После терапии она поняла, что жизнь нельзя использовать для шантажа.
… На зимних каникулах Оля сама изучала тот материал, который дети прошли в первом полугодии. Оля радуется своим маленьким, но таким значимым для нее победам в школе -- десяткам, одиннадцаткам.
-- Недавно дочка с одноклассниками ходила в театр. Рассказывая мне о представлении, она расплакалась, -- говорит Анна Андреевна. -- Дети во время спектакля разговаривали, ели конфеты, и ей было обидно за актеров. Олечка такая ранимая, я боюсь, что ей трудно придется в жизни.
Читайте нас в Facebook
