«задумавшись, академик сахаров вместо носового платка пытался засунуть в карман длиннющее кухонное полотенце, которое моя жена молча пыталась у него отобрать»
14 декабря 1989 года в своей московской квартире умер великий физик и правозащитник ХХ века Андрей Дмитриевич Сахаров. Как показало вскрытие, его сердце было полностью изношено. Можно не сомневаться: останься он жив, история стран, входивших когда-то в СССР, могла бы сложиться по-иному.
«При виде задумчивого Сахарова телеоператоры отводили от его лица камеры»
-- Мы познакомились в 1968 году в Тбилиси на конференции по гравитации, -- рассказывает Марк Перельман, который с 1997 года живет в Иерусалиме. -- Я заведовал отделом теоретической физики Института кибернетики АН Грузии, и Андрея Дмитриевича заинтересовали некоторые мои теоретические работы. Через два года мы встретились в Киеве на конференции по высоким энергиям -- жили рядом в гостинице в Феофании и постоянно общались. В 1971-м он с детьми приехал к нам на дачу под Сухуми. Ну а затем я бывал у него в Москве, он приезжал в Тбилиси, последней раз посетил Тбилиси в 1989-м. Более 20 лет я имел счастье общаться с ним, обсуждать с Сахаровым научные проблемы, прислушивался к его советам.
Думающий АДС (физики с молодых лет называли его так, позже -- АД), глубоко погруженный в размышления -- это было особое зрелище. В это время он как бы отключался от внешнего мира. Не мoгу забыть, как он стоит, задумавшись, и пытается засунуть в карман вместо платка длиннющее кухонное полотенце, которое моя жена тщетно пытается у него отобрать. Казалось, Сахаров думал медленно: как бы укладывал в голове всю картину физического явления или политической проблемы, но ответы его были точны, немногословны и прямо просились на бумагу. Таким вы могли видеть его на трибуне, таким он был и в науке. Однако при конкретной постановке проблемы, АД думал очень быстро.
Кто-то писал, что у Нильса Бора в состоянии глубокой задумчивости как бы распрямлялись все мышцы лица, отвисала нижняя челюсть и «становилось лицо клинического идиота». Такой вид иногда бывал и у АД во время трансляций по телевидению со Съезда народных депутатов. Как рассказывали операторы, они, не понимая в чем дело, старались в такие моменты отвести камеру: зрелище слишком интимное, словно подсматриваешь в щелку.
-- Были ли Сахарову свойственны обычные мужские слабости: табак, алкоголь? Интересовался ли он женщинами?
-- АД не курил, но ему абсолютно не мешал табачный дым в помещении. В своих воспоминаниях он пишет, что только один раз был почти пьян и что напоили его в Тбилиси в 1968-м Вахтанг Чавчанидзе (однокашник по аспирантуре) и я. По-моему, тут какая-то аберрация памяти: мы втроем обедали в ресторане, втроем и выпили чуть более бутылки «Киндзмараули», которое так АД понравилось (он даже взял недопитую бутылку с собой). В гостинице после этого он еще беседовал с известным американским физиком Джорджем Уилером, первым, кажется, в своей жизни иностранным ученым. Естественное волнение, невозможность полностью обдумать мысли да еще весьма слабое знание языков (говорили на смеси немецкого и английского с русским) привели к тому, что АД потом написал Уилеру письмо с пояснениями. Вот он и решил, что все это из-за пары бокалов вина.
С женщинами Сахаров всегда вел себя как джентльмен, при встрече окидывая их быстрым, но внимательным взглядом. Ухаживать, по-видимому, не умел, даже предложение своей первой жене Клаве (она скончалась в 1969 г. ) сделал письменно, передав ей записку в руки. Ну а после женитьбы на Елене Георгиевне Боннэр в 1971 году он уже явно ни на кого не смотрел. Удивительной и необычайно гармоничной выглядела эта уже немолодая пара: полные единомышленники в своей борьбе, они поддерживали друг друга, хоть нередко не соглашались в оценке тех или иных людей и их поступков. Даже лет через пятнадцать после свадьбы они вели себя, как пара молодоженов. Дружески почтительным было и отношение АД к теще, Руфи Григорьевне, прошедшей ГУЛАГ, но не утратившей вкуса к жизни. Великолепные отношения сложились у него и с детьми Елены Георгиевны, особенно с дочерью Татьяной Янкелевич, много лет координировавшей в США и Европе кампанию по возвращению Сахарова и Боннэр из ссылки, а сейчас руководящей архивом Сахарова в Бостоне, в Университете Брандейса. Труднее, правда, было со своими детьми…
«Гениальные идеи Сахарова кажутся простыми только на первый взгляд»
-- Сахаров, в первую очередь, крупный ученый. Но эта его ипостась почти полностью скрыта от широкой публики. И его соотечественники знают о нем скорее как об общественном деятеле и правозащитнике. Расскажите о научных достижениях Андрея Дмитриевича.
-- АД не был вундеркиндом, но его отец, известный преподаватель-методист и автор учебников, рано определил способности сына и сумел правильно развить их. После университета Андрей был распределен на военный завод, где занимался метрологией, сделал несколько изобретений, которыми очень гордился — инженерская жилка всегда была его сильным местом и особенно ярко проявилась в работе на «объекте» -- над бомбой. Позже он был принят в Физический институт им. Лебедева Академии наук СССР (ФИАН), где прослужил всю жизнь, кроме лет, проведенных на закрытом объекте. В 1950-м, работая на «объекте», Сахаров разработал метод удержания плазмы.
-- Расскажите упрощенно, в чем состоит суть метода?
-- Имеется газ, точнее смесь ионов и электронов с температурой, скажем, в миллион градусов (а может, и в сто миллионов). В какой сосуд поместить этот газ, чтобы он не разлетелся, если нет, и не может быть, вещества с температурой плавления выше 5000 градусов? (Напомню, что температура поверхности Солнца -- около 6000 градусов. ) Ответ АД был гениально прост: сосуд из вещества не нужен вообще -- задача ведь заключается в том, чтобы удержать быстрые заряженные частицы, а для этого достаточно окружить их такими магнитными полями, которые будут заворачивать назад все заряды, пытающиеся выпрыгнуть -- это и будет «магнитная бутылка». Сразу замечу, что все поистине гениальное кажется предельно простым тогда, когда оно уже осуществлено, и кажется странным, что до этого не додумался первый встречный. Гораздо позже выяснилось, что к такой же идее пришел и знаменитый уже тогда американский теоретик Эдвард Теллер, прозванный отцом американской водородной бомбы. Но Теллер был на тринадцать лет старше Сахарова, работал с Эйнштейном, Бором, Ферми, был признанным авторитетом, а АД фактически новичок в науке! Именно по пути, предложенному Сахаровым и Теллером, идут и сегодня работы по управляемому термоядерному синтезу, единственному и практически безграничному источнику энергии будущего.
Следующее принципиальное достижение Сахарова -- многослойная конструкция расщепляющих материалов. Именно эта конструкция привела к тому, что водородную бомбу создали в СССР раньше, чем в США. Сам принцип такой слойки долго неофициально назывался сахаризацией…
-- Простите, не эта ли «сахаризация» породила легенду о том, что настоящая фамилия Сахарова -- Цукерман?
-- Легендотворчеству способствовало то, что огромную роль в экспериментальной проверке идей, выдвинутых Сахаровым при создании ядерной бомбы, сыграл замечательный физик В. А. Цукерман. Полностью ослепнув, он продолжал, благодаря неустанной помощи жены, руководить сложнейшими экспериментами, а фамилии его и АД этимологически совпадают. Вот и возникли разговоры, что настоящая фамилия Сахарова -- Цукерман. В какой-то момент эти разговоры, видимо, подхватили на всякий случай и в КГБ.
Но еще до начала работ по «горячему» термоядерному синтезу АД выдвинул ошеломляюще остроумную идею: чтобы началась термоядерная реакция, такая, которая идет в звездах, нужно нагреть вещество до многих миллионов градусов. Нужно, чтобы ядра сблизились, а они ведь одноименно заряжены и отталкиваются, поэтому их и нагревают, увеличивают их скорость. При столкновениях же нейтральных атомов ядра, диаметры которых в десять тысяч раз меньше диаметра атома, находятся слишком далеко друг от друга и поэтому не взаимодействуют. А что если взять и заменить электрон в атоме на более тяжелую частицу -- на мю-мезон: он в 207 раз тяжелее, значит, радиус атома во столько же раз уменьшится, и ядра столкнувшихся атомов смогут взаимодействовать -- и все это без нагрева! Вот из таких соображений (когда они высказаны, то кажутся очень простыми) возникла новая и перспективная область исследований — мю-мезонный ядерный катализ (надо добавить только, что схожая идея, менее обоснованная, ранее выдвигалась в Штатах).
Во время пребывания на объекте он был слишком занят повседневной и очень трудоемкой работой прикладного, то есть оружейного характера. Сахаров верил тогда, что необходим ядерный паритет и что только создание атомного оружия спасет мир от третьей мировой войны -- и в этом он, несомненно, прав!
Многие недоброжелатели АД говорили, что он, растратив себя, пошел в диссиденты. Когда Сахаров слышал такое, лишь усмехался. Уже став диссидентом, он предложил принципиально новую теорию гравитации, в которой тяготение не есть изначально присущее свойство материи, а связано с упругостью пространства. Тут уже АД вступает в самые сложные, наиболее фундаментальные области исследований. За теорией гравитации последовали теория барионной асимметрии Вселенной и многие другие. Последние три статьи он написал в Горьком, в ссылке, в одиночестве (точнее с Еленой Боннэр, но она не физик, а врач-педиатр) -- это подвиг не только мысли, но и подвиг воли. Ведь обдумывались они во время голодовок, насильственного кормления, угроз. Андрей Дмитриевич был гениальным физиком, основоположником нескольких новых научных направлений, развитие которых продолжается уже десятилетия.
«Учеников у АД никогда не было, подражать ему было невозможно»
-- Марк Ефимович, а каким образом ученый-физик Сахаров пришел к официальному инакомыслию, стал во главе движения диссидентов?
-- Сам я никогда не участвовал в правозащитной деятельности, будучи убежден в непоколебимости КГБ и советской власти. Мне казалось, что и общественная деятельность АД -- это растрата возможностей одного из самых блистательных интеллектов эпохи. Отношения у нас, смею думать, были очень доверительными, раза два я попытался это высказать Андрею Дмитриевичу. Он не обиделся, более того, как бы даже оправдывался: власть не так уж сильна, как кажется, должен же кто-то начать бороться. И потом, считал Сахаров, его положение и регалии могут в какой-то степени защитить других, тех, кто рискует жизнью. Что же касается физики, то ему общественная деятельность думать не мешала, стоящие идеи не так часто приходят в голову.
Сахаров в начале своей общественной деятельности считал: главное -- выявить негативные явления, понять их особенности и корни. Тогда можно будет убедить власть провести необходимые реформы, даже кардинальные. Свои первые обращения он адресовал только правительству и не как диссидент, а как ученый: анализировал состояние государства, подсчитывал возможности и объяснял, прибегая к цифрам, что и как надо менять и что неизбежно произойдет, если этого не делать. Помню, в 1968 году мы с ним несколько часов просидели на аэродроме из-за нелетной погоды и обсуждали методики расчетов. АД еще верил в действенность своих обращений. Прислушались ведь, вопреки мнениям военных, к его соображениям о том, что нельзя больше проводить испытания ядерного оружия на поверхности Земли и в атмосфере, был ведь заключен такой международный договор. Следовательно, можно и дальше пытаться воздействовать на политиков. И только полная неудача этих попыток вовлекла его в диссидентское движение, показала нереформируемость советского строя. Хотя Сахаров до конца оставался сторонником постепенного, эволюционного его изменения, с сохранением традиционных социальных гарантий.
-- Кажется, Сахаров имел свою точку зрения и на чернобыльскую трагедию?
-- После Чернобыля АД послал в правительственную комиссию свои соображения о причинах аварии и о возможностях минимизации дальнейшей утечки радиации. Ему просто не ответили. Комиссия вообще не рассматривала ничьи предложения, знаю это потому, что посылал свои соображения, а потом расспрашивал приятеля, члена той комиссии. Ну ладно, мои идеи, но ведь Сахаров -- крупнейший в мире специалист по радиации, по атомным проблемам! В связи с Чернобылем и другими, предшествующими, но не столь известными событиями, АД предлагал строить атомные электростанции под землей, по возможности в соляных пластах, наличие которых говорит о том, что через них давно не проходит вода и поэтому нет опасности выноса радиоактивных веществ наружу при аварии или диверсии. Некоторое удорожание строительства оправдало бы себя в долговременной перспективе, учитывая необходимость консервации АЭС после выработки ее ресурса.
-- Почему не говорят о «школе Сахарова» в теоретической физике? Вы, например, считаете себя учеником АД?
-- Я не имею формальных оснований считать себя учеником Сахарова -- когда я с ним встретился, мне было 36 лет, я уже опубликовал пару десятков статей и продолжал работать в тех же направлениях, что и прежде. Но я, пожалуй, все же стал несколько иначе смотреть и на науку, и на жизнь, стал чувствовать себя уверенней. И в этом смысле я очень хотел бы не только ощущать, но и считать себя учеником Андрея Дмитриевича Сахарова. Мне трудно анализировать причины его хорошего ко мне отношения: так по жизни получилось, что я всегда шел в науке против течения, зарабатывая при этом немало шишек. А вот АД мои идеи нравились, работы он поддерживал и даже четыре из них представил для публикации в «Доклады Академии наук СССР», что делал крайне редко, а уж одного автора, по-видимому, никогда.
Прямых учеников у АД никогда не было -- его ход мыслей был настолько своеобразен, что подражать ему было невозможно. Сахаров был слишком яркой индивидуальностью, слишком занят своими размышлениями и, я бы сказал, слишком застенчив для того, чтобы иметь близких друзей, даже физиков. При этом он мог неограниченно долго и доброжелательно выслушивать собеседника, никогда из деликатности его не перебивая. Резок он бывал лишь иногда на научных семинарах да, вероятно, в политических дискуссиях, но я их не слышал. Он был фактически одинок в науке, всего несколько статей написаны им в соавторстве и то, в основном, с Зельдовичем (Яков Зельдович, физик-теоретик, академик, трижды Герой Соцтруда. -- Авт. ), с которым много общался на работе и дома.
-- Вы не написали своих воспоминаний о Сахарове?
-- Через несколько дней после его кончины, кляня себя, что не вел дневник, я сел записывать некоторые события, подробности наших разговоров. Елена Георгиевна просила вспомнить все, что возможно, для коллективной биографии великого ученого и гуманиста. Мои записки вышли на русском и английском языках в журнале «Наука в СССР» в 1991 году, в английском издании воспоминаний физиков «Andrei Sakharov. Facets of a Life», в еще каких-то журналах, которые к нам в Тбилиси и не поступали, и, наконец, в большом сборнике воспоминаний физиков «Он между нами жил», изданном в Москве в 1996-м. Но в интервью «ФАКТАМ» я старался не повторяться.
348Читайте нас в Facebook
