При эвакуации в 1941 году из киева звезду театра имени и. Франко полину нятко с тремя детьми взяли в отходящий эшелон рабочие сцены
Полина Моисеевна Нятко пользовалась у зрителей невероятной популярностью: ее не просто любили -- ее боготворили. В Театре имени И. Франко она, будучи председателем месткома, двадцать лет «выбивала» для всех звания и квартиры. Сама же получила звание только благодаря… Сталину. Перед войной театр Франко был на гастролях в Москве. Иосиф Виссарионович, увидев Нятко на сцене, ткнул в нее пальцем и сказал: «Это, наверное, народная артистка?» Срочно стали готовить документы на заслуженную артистку. Но в связи с войной они потерялись, и Полина Нятко получила свое первое звание только много лет спустя…
На допросе у белых Полина разыгрывала из себя… панночку
Рассказывает младшая дочь актрисы Светлана Исаевна Табачникова.
-- В молодости мама совершенно не собиралась «идти в актрисы». В 16 лет закончила коммерческое училище и пошла работать бухгалтером. Когда она впервые принесла домой зарплату, ее отец, всю жизнь проработавший сторожем, расплакался: после стольких лет добросовестной службы его зарплата была на 3 рубля меньше, чем у дочери в первый же месяц работы. Однажды подруга привела ее в компанию, где играли в фанты. Проиграв, мама должна была что-нибудь исполнить, и она прочла басню и стихотворение. После этого к ней подошел незнакомый молодой человек и сказал: «Полина, вы -- чудо! Вам надо учиться! Вы обязательно должны поступать в музыкально-драматическую школу Лысенко, потому что у вас талант актрисы». Когда она пришла домой и рассказала о происшедшем, ее мама всплеснула руками и воскликнула: «Господи, та що ж це таке -- артисткою!? У нас ще в родинi не було непутящих!»
Слова об актерском таланте запали в душу и сердце -- она потихонечку готовилась, учила стихи. А когда наступила осень -- время экзаменов -- тайком от мамы выпросила у своего отца разрешение поступать взамен на обещание учиться по вечерам, а днем продолжать работать и помогать семье. «Тiльки щоб мати не знала!» -- сказал ей дедушка.
… В приемной комиссии было три человека: дочь знаменитого драматурга писательница Мария Старицкая, театральный художник Бурачек и актер Иван Марьяненко. Старицкая улыбнулась маме: «Ну, что ты, синеокая, можешь нам рассказать?» Она прочитала басню Глебова и отрывок из поэмы Шевченко «Сон». И тогда Бурачек предложил: «Разыграй нам сценку, будто бы ты дома, читаешь книжку, и вдруг видишь, что в квартире напротив пожар. Там маленькая девочка, она просит о помощи. Что ты будешь делать?» Мама подумала и попросила: «Дайте книжку!» Все рассмеялись, а Бурачек спросил: «Может, тебе еще и пожар устроить?» Тогда она бросилась к окну и истошно закричала: «Рятуйте! Рятуйте! Пожар!» И кричала так достоверно, что кто-то из хозяев дома напротив вызвал пожарную команду. А маму приняли без дальнейших экзаменов, но проучилась она в школе Лысенко недолго. Когда Курбас организовывал свой театр, несколько человек с первого курса ушли к нему, в том числе мама и ее подруги -- Вера и Люба Мануйловичи.
В Молодом театре Курбаса у Полины Омельченко и появился псевдоним -- Нятко. Поскольку она была самой юной среди курбасовских артистов, ее называли ласково -- Поленятко. Когда началась гражданская война, власть менялась ежедневно, и вечером нельзя было ходить без документов, администратор театра выписал удостоверение на имя… Полины Нятко. Он решил, что «Поленятко» -- ее имя и фамилия. Недоразумение выяснилось, а приобретенная таким образом фамилия стала сценическим псевдонимом. Он оказался счастливым, хоть поначалу мама пролила по этому поводу много слез. «Я мечтала о красивом псевдониме, как у других, -- говорила она, -- например, Зiрка. А тут -- Нятко! Ну что такое Нятко?» Однако именно с этой фамилией она вошла в историю украинского театра.
-- Она вспоминала свой дебют на сцене?
-- Ее актерский дебют не на сцене, а в жизни состоялся в 1917 году. Власть в то время менялась чуть ли не каждый день -- то белые, то красные. Мама с Любой и Верой Мануйловичами решила уехать в провинцию, чтобы спастись от голода в далеком селе, где дядя Веры и Любы был священником. Добираясь туда, они оказывались то на территории красных, то на территории белых. И вот осталось последнее препятствие, отделяющее их от заветной цели, -- река, которую тайком от властей, в данном случае -- белых, надо было переплыть на лодке. Из лодки они попали прямо… в руки белых. На допросе Вера и Люба Мануйловичи от страха не могли произнести ни слова, а мама выступила вперед и начала… разыгрывать из себя панночку. «Мы, -- сказала она, -- оделись в лохмотья, потому что были в Киеве в гостях, и вдруг -- красные!» Она на ходу создавала легенду о том, как барышни из хорошей семьи не захотели оставаться в «красном» Киеве, поэтому они едут к дяде. И настолько убедительно она эту роль сыграла, так достоверны были и уверенность в себе, и манеры, и жесты, что белые ей безусловно поверили. Их отпустили. Они выходят и… попадают к красным. Тут все разыгрывается с точностью до наоборот. Красные их тоже отпустили и даже дали провожатого -- чтобы с девушками по дороге ничего не случилось.
Когда Полину Нятко знакомили с ее будущим вторым мужем, оба почувствовали электрический разряд неимоверной силы
-- Знакомство со вторым мужем, вашим папой, -- очень романтическая история.
-- Мама была замужем два раза. С папой, Исаем Табачниковым, она познакомилась уже будучи замужем. Сирота с трех лет, он воспитывался в Иркутске дедом-каторжанином, а после смерти жил с бабушкой в Одессе. В детстве работал грузчиком в порту, а с двенадцати лет -- рабочим на заводе, в семнадцать закончил юридический факультет Высшей партийной школы. Он был эрудированным и энергичным красавцем, обладал блестящими ораторскими способностями. Поскольку по партийной линии его выдвинули заведующим культпросветработой в Одессе и области, он имел непосредственное отношение к театру. Увидев маму на сцене, он влюбился в нее сразу и навсегда. И первое, что он сделал на новой должности, -- это организовал гастроли театра, в котором играла мама.
Папа открывал гастроли вступительным словом, и позже мама вспоминала: он так пламенно говорил, и был в этот момент таким красивым, что сердце у нее екнуло и она подумала: «Боже мой, какой мужчина!» На спектакле он сидел в первом ряду, и мама, когда выходила на сцену, чувствовала кожей, как ее прожигают два горячих луча -- его глаза. А в антракте папа попросил директора театра познакомить его с актрисой. Его провели в гримерку. И в тот момент, когда их представляли друг другу, будто бы молния вспыхнула, и оба почувствовали электрический разряд неимоверной силы. Мама вся запылала, и, когда папа вышел, пожилая гримерша сказала: «Поленяточко, по-моему, вы влюблены». «Глупости!» -- смущенно ответила мама. После спектакля папа проводил маму в гостиницу. На второй день он снова пришел на спектакль, а на третий сказал: «Я не могу без вас жить!» и предложил выйти за него замуж. Мама вынуждена была признаться, что испытывает такие же чувства, но ведь у них обоих были семьи. И тогда папа сказал: «Я позову свою жену, вы -- мужа. Мы во всем им признаемся, а детей (у него в той семье был сын, у нее -- дочь) возьмем себе». Когда мама уезжала в Одессу, она подарила любимому фотографию, на которой была запечатлена вместе с дочерью -- моей сестрой Лилей -- и написала на ней: «Вiзьми нас обох!»
В Одессе им пришлось пережить тяжелый разговор с семьями, и если мамин муж воспринял все внешне спокойно, то папина жена не собиралась сдаваться так просто. «Ты с ума сошел! -- кричала она. -- Посмотри, у нее же вся Одесса -- поклонники. Актриса -- это мотылек, ты ей не нужен -- она посмеется и выплюнет тебя! Неужели ты надеешься, что она всерьез будет с тобой жить? Одумайся!» «Но я без нее не могу!» -- ответил папа. «Тогда забирай сына!» -- сказала ему жена. Он забрал сына, мама -- дочь, в 1935 году у них родилась общая дочь -- я. И когда произошла трагедия, самая страшная в их семье, у мамы было трое детей…
Когда Полина Нятко играла Катерину в «Грозе» Островского, со зрителями случались обмороки
-- Какая трагедия?
-- Ее истоки следует искать в 1934 году, когда арестовали Эпика -- мужа тети Веры, маминой сестры. Женившись на маме, папа, по законам того времени, должен был сообщить в свою низовую партийную организацию о репрессированных родственниках, а он этого не сделал -- не по злому умыслу, просто не придал этому должного значения.
В то время молодожены ждали, когда им дадут наконец собственную квартиру -- до этого они жилье снимали. И вот, когда мама была на очередных гастролях, папа позвонил ей и радостно сообщил: «Я уже видел нашу квартиру, я делаю в ней ремонт! К твоему приезду все будет готово, и ты войдешь в наш дом!» Но войти в новый и, главное, свой дом им так и не пришлось. Для начала папу отправили на низовую работу в Херсонскую область, назначив директором лесопильного техникума. Больше всего он боялся, что мама не поедет с ним: что делать актрисе, к тому же весьма знаменитой, в забытом людьми и Богом селе? Но она сказала: «Я поеду туда, куда едешь ты!» На самом пике своей славы она бросила театр и уехала за мужем.
В херсонском селе она пошла работать учительницей, а папе удалось не только возродить для нормальной жизни доставшийся ему техникум, но и сделать его богатым. Но тут папу арестовали… И только то, что в тот период он был на низовой работе, спасло его от расстрела. Он шел по делу о «разветвленной контрреволюционной организации», участников которой обвиняли в шпионаже в пользу Англии и Германии. Дело в том, что однажды, будучи в командировке в Харькове, папа останавливался в доме маминой сестры -- самого Эпика на то время дома не было.
После ареста мужа мама долгое время ничего не знала о его судьбе. Жене врага народа запрещено было жить в больших городах, и она осталась без работы. С детьми она жила в селе и, разыскивая мужа, писала письма Сталину. Письма мама опускала в почтовый ящик, и они тут же оказывались на столе у местного следователя. Ежедневно она приходила к нему на прием и спрашивала, где ее муж. И так случилось, что только чудом ей самой удалось избежать ареста. «Ты -- враг народа! -- кричал ей следователь, когда она в очередной раз пришла к нему. -- Партия не ошибается! Мы и тебя посадим, а твоих детей разметем по стране!» А в перерывах между криками он шептал ей: «Немедленно уезжайте отсюда, в областной прокуратуре уже есть ордер на ваш арест! Чтобы завтра же вас здесь не было, спасайте себя и детей!» На следующий же день мама собрала пожитки, продала корову, на эти деньги наняла две подводы и уехала в Киев.
Мама хотела работать, но жену врага народа никто не хотел брать. Однажды совершенно случайно ей удалось прорваться на прием к министру, и он сказал, что жена врага народа не может работать в таких городах, как Киев, Харьков, Одесса… Тогда она горько спросила: «Вы лучше скажите, где я могу работать?» И маму направили в Донецкий театр имени Артема. Там она сыграла Катерину в «Грозе» А. Н. Островского, во время этого спектакля со зрителями случались обмороки. Когда она читала монолог, обращаясь к любимому: «Где ты?!», она думала о папе. И каждый раз этот зов был обращен именно к нему -- она продолжала ждать и искать его.
-- Очень хочется услышать, что она все-таки нашла его, хотя для тех времен такой сюжет был бы нетипичным.
-- Папа так бы и погиб в сталинских лагерях, если бы, как принято говорить, не вмешался случай. Когда на посту министра внутренних дел Ягоду заменили на Ежова, нужно было провести несколько показательных судебных процессов. А так как папа выдержал 254 допроса, пытки и карцер, но не подписал ни одного свидетельства против себя, его дело пошло в суд. Суд длился три дня, и папу полностью оправдали. Когда мама забирала его, он весил 37 килограммов -- из тюрьмы папу просто вынесли на руках…
-- Испытания вашей семьи на этом закончились?
-- Нет, ведь впереди была война. Перед самой войной мы переехали в Киев, и маму пригласили на работу в Театр имени И. Франко. Папа в первый же день ушел на фронт добровольцем, а франковцев эвакуировали в Ташкент. Когда мама собирала чемодан, папа все из него выбрасывал -- не дал даже зимние вещи взять. «Я даю тебе деньги, -- кричал он, -- на первой же станции ты все купишь!» На вокзал она приехала с нами и маленьким чемоданчиком. Все вагоны были уже заняты, нас никто не брал, и мама бросилась к Гнату Петровичу Юре. Сам он занимал полвагона (много было вещей, да и семья большая -- три Юры работало в театре), а маме сказал: «Куди я вас вiзьму? На голову? Нема мiсця у мене!» Когда поезд тронулся, маму и нас втащили в теплушку рабочие сцены -- они ее очень любили. Там было очень мало места, так мы всю дорогу и ехали стоя.
В Ташкенте, в эвакуации, однажды после окончания спектакля в гримерную к маме вошли мужчина и женщина. Мужчина упал перед мамой на колени, а женщина всплескивает руками и говорит: «Боже мой, моя Нятко!» А мужчина поправляет: «Наша Нятко! Если она жива и если она играет, мы победим в этой войне! И Одесса будет нашей!»
Читайте нас в Facebook
