Под предлогом наведения порчи муж отказался от следственного эксперимента, призванного установить, каким образом падчерица могла разорвать ему сонную артерию
Как заметил классик, все несчастные семьи несчастны по-своему. Схожи они только в одном: в крахе семьи, любви и иллюзий супруги или бывшие супруги винят только партнера, но никогда -- себя.
Лариса и Владимир Ивановы объявили друг другу войну (правда, она говорит, что это больше похоже на вероломное нападение Германии на СССР, где Германия, естественно, он), и, похоже, им не за что зацепиться в их прошлой жизни. Они не вспоминают минут нежности или радости от предчувствия любви. За пять лет вражды их не бросали друг к другу вспышки страсти, как это случалось, к примеру, с кинематографической семейкой Роуз. У Ивановых все «по-взрослому»: взаимная ненависть, непримиримость, раздел имущества. За их спиной -- выжженная земля, впереди -- тупик. На алтарь их ненависти уже положены и арест Ларисы Сергеевны, и три года лишения свободы, к которым ее дочь Олю приговорил Старокиевский райсуд столицы.
Версии этой войны, рассказанные Ларисой Сергеевной и Владимиром Николаевичем, -- это две разные истории. Как чеченская и российская версии происходящей сейчас войны. Как версии любого ожесточенного конфликта.
Ее версия: она вышла замуж за неудачника
Единственное, в чем совпадают их воспоминания, это факт знакомства. Много лет назад они познакомились в доме их общих приятелей. Они как будто понравились друг другу. Сблизились лишь через 10 лет, когда позади были первый брак Ларисы и отъезд сожительницы Владимира. Обоим было уже за 40.
-- Меня поразили его глаза, его мягкий взгляд и я влюбилась, -- вспоминает Лариса Ивановна. -- Я очень хотела быть с ним. Меня не смущало то, что он нигде не работал -- казалось, что если мы будем вместе, все наладится. У меня были дача, машина, квартира, хорошая работа. Вместе мы создали фирму, в которой он стал директором (муж должен быть головой), а я -- коммерческим директором при нем. В результате серии обменов из моей квартиры, квартиры моей дочери и квартиры, в которой был прописан Володя с матерью, мы получили шестикомнатную квартиру на улице Толстого и трехкомнатную -- на Владимирской. Обе квартиры были в прекрасных домах, но требовали ремонта. Спустя некоторое время Володя заговорил о том, что мы должны уехать в США, где к этому времени уже жили его мать и сестра. При этом все наши деньги (а подавляющая их часть была заработана лично мной) он предлагал перевести на счет его сестры, которую я видела до этого всего один раз.
Я долго колебалась, сумею ли приспособиться к той жизни, ведь все, что умею, может пригодиться только здесь. Я работала директором одного из столичных гастрономом с миллионным оборотом, заведовала базой промтоваров, кое-что понимала в коммерции. Но все это было возможно у нас -- в Америке же меня, как и Володю, никто не ждал, языка я не знала. В письмах к его сестре я высказывала эти сомнения, а потом решила окончательно, что там мне делать нечего. Не говоря уже о том, чтобы класть деньги на счет незнакомого мне человека. С этого моего решения все и началось. Володя заявил: «Не хочешь -- пеняй на себя! Лишишься всего». Он хитростью выгнал из квартиры меня и дочь, подал на развод, заменил замки в нашей общей квартире на Владимирской. Для этого ему пришлось добиться фальсификации первого уголовного дела, возбужденного против нас с дочерью, заявив, что мы якобы избили его. Потом будет еще много дел, с подачи Иванова возбужденных против нас. Районная милиция и прокуратура во всех случаях шли у него на поводу. Вот и в тот раз, 30 декабря, именно милиционеры вывели меня из дома в одном спортивном костюме якобы на допрос -- потом оказалось, что следователь совершенно не ждал встречи со мной. Зато за это время Иванов успел поменять замки в нашей общей квартире. Так я и осталась зимой на улице в одном этом костюме. Пришлось идти жить к Оле.
Кстати, Оля (дочь Ларисы Сергеевны. -- Авт. ) невзлюбила его с первого взгляда. Мое замужество началось со свадьбы, на которую Иванов не разрешил ее пригласить, -- мне еще тогда следовало бы задуматься. Вместе с ней, отчаявшись попасть обычным путем в квартиру на Владимирской, где хранились мои вещи и документы, мы влезли в нее через балкон (квартира находится на втором этаже). Способ, конечно, экстравагантный, но квартира-то все-таки моя, не забывайте. Иванов был внутри. Он набросился на Олю, швырнул ее на кровать в спальне, разорвал на ней блузку, стал избивать (согласно заключению экспертизы, у Ольги Ивановой были обнаружены закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, искривление спинки носа, множественные травмы. -- Авт. ).
Я пыталась его оттащить, но он очень даже не слабак -- как-никак бывший спортсмен. Он вытолкал нас из квартиры, но до этого я успела вызвать милицию. Мы с окровавленной Ольгой зашли в гастроном, чтобы смыть кровь и отдышаться. Там нас нашли милиционеры, позже, уже в РУВД, вызвавшие дочери «скорую», после этого больше месяца она провела после этого в больнице, пережила операцию -- Иванов сломал ей нос. А потом мы узнали, что против нас (!) возбуждено уголовное дело -- якобы это мы избили Иванова да еще порвали его вещи. С тех пор пор наша жизнь превратилась в ад. Подписки о невыезде, следователи, изменение нам с Олей меры пресечения на содержание в СИЗО по совершенно надуманному поводу, по ошибке, узнав о которой, суд и не подумал отменить свое решение. Почти год мы с Олей скрывались, не желая смириться с несправедливым и незаконным решением. Потом меня, на тот момент попадавшую под амнистию, арестовали (как сказал районный прокурор, за мой «плохой» характер), продержали совершенно больную, с астмой и воспалением легких в камере и выпустили. Я пошла на амнистию, потому что умирала, это оказалось единственной возможностью выйти из камеры. Но, как только вышла оттуда, сразу же стала просить прокурора города возобновить уголовное дело против меня -- ведь ни я, ни Оля ни в чем не виновны. Разве что в том, что Иванову хочется кушать. И я хотела доказать это в суде. В возобновлении дела против меня было отказано, зато Олю арестовали и осудили на 3,5 года.
Я уверена, что милиция, прокуратура и суд Старокиевского района выполняли заказ районного уровня, они заодно с Ивановым. Об этом свидетельствует и сумма, которую по приговору в возмещение ему ущерба должна выплатить дочь -- 38 тысяч гривен. Ведь нет никакой гарантии, что решение горсуда, в котором рассматривается гражданское дело по разделу наших квартир, удовлетворит Иванова, здесь же он уже имеет гарантированные 38 тысяч. Если, конечно, городской суд не отменит приговор районного.
Его версия: он женился на «черной вдове»
-- Мы познакомились у моих друзей, -- вспоминает Владимир Иванов. -- Было 8 ноября, второй день праздника, от которого все порядком устали. И вдруг раздался звонок в дверь. «Это Иванова», -- произнес кто-то, и я вышел посмотреть на однофамилицу. Баба оказалась привлекательной, она зашла ненадолго, и я, воспользовавшись этим предлогом, чтобы уйти, пошел ее провожать на речной вокзал, где она работала в буфете. Обменялись телефонами, но общались нечасто. Потом, лет через 10, когда подруга, с которой я жил в гражданском браке, уехала без меня в Израиль -- сам я никогда не хотел уезжать отсюда, -- Лариса подобрала меня и уговорила жениться на ней. Говорят, она об этом давно мечтала. Молодой преуспевающий бизнесмен -- это было то, что ей нужно. Все мои друзья и родственники были в шоке от такой внезапности. О том, что мы женимся, я сообщил им за несколько дней до свадьбы. К моменту бракосочетания я имел прекрасную работу, две машины, дачу. Устроил на работу и Ларису, которая до этого больше года нигде не задерживалась -- до первой ревизии, так сказать. Мы жили на квартире, решив повыгоднее обменять наши с ней квартиры. С падчерицей я был в прекрасных отношениях, часто выступая буфером между ней и матерью -- Оля и Ляля не находили общего языка и часто ссорились. За несколько лет мы обменяли одну Ларисину и фактически три моих квартиры на шестикомнатную в Морозовском доме и трехкомнатную на улице Владимирской. Квартиру в Морозовском доме решили отремонтировать и сдавать, а в квартире на Владимирской жить. Конечно, отремонтировав ее.
Когда все ремонты были закончены и там можно было жить, Лариса заявила: «Отдай мне обе квартиры». Друзья пытались объяснить ей, что, если она хочет развода и раздела, следует удовлетвориться одной из квартир -- и то будет слишком. Они ведь знали, что львиная доля в обеих -- моя. Я даже был согласен на такой вариант, все-таки я мужчина. Но Лариса сказала: «Смотри, как бы ты не закончил, как мой первый муж». Я знал, что он покончил с собой, и после этого я подал на развод. Лариса просила не спешить с разводом, но поскольку я настаивал, она хитростью (между прочим, как законная жена и хозяйка своей части квартиры Лариса Ивановна имела право на прописку. -- Авт. ) прописалась в квартире на Владимирской. Теперь я понимаю, что стал жертвой коварного плана. Со мной стали происходить странные вещи. То милиция пыталась арестовать меня за незаконное хранение оружия (выяснили, правда, что оно зарегистрировано -- я охотник), то кто-то накануне одной из моих поездок в Белоруссию, где у меня есть охотничий домик, отвинтил в моей машине важную деталь -- если бы не случайность, меня бы уже не было в живых. А в конце концов эти хрупкие женщины, ворвавшись ко мне в квартиру, едва не убили меня, разорвав мне сонную артерию. Да что там! Они и на милиционеров бросались, как тигрицы. А все рассказывает: «Ах, я такая больная!» Не верьте!
Порвав случайно колготки Оле Ивановой, охранник автозака, в котором ее везли из СИЗО в суд, побежал покупать новые
… Мы стоим с Владимиром Ивановым во дворе Старокиевского райсуда, наблюдая, как после заседания увозят в автозаке подсудимую Олю Иванову. Стройная фигурка, огромные глаза, элегантный наряд и высоченные тонкие каблуки. Она идет, перебирая длинными ногами, как ходят по подиуму, а не по судебным коридорам. (Рассказывают, что однажды, когда по дороге из СИЗО в суд охранник, неловко зацепив Олю, порвал ей колготки, он тут же побежал покупать новые -- даже у него не было сомнений в том, что она должна выглядеть достойно. Так достойно Ольга и держалась на протяжении всего процесса. Иванов, с нескрываемым злорадством глядя на бывшую падчерицу, говорит: «Идет, не спотыкается, а в клетке изображала, что ей трудно стоять». У Ольги Ивановой действительно болит спина, и в СИЗО ей даже пошли навстречу, разрешив спать на жесткой доске. Речь, правда, не об этом. А о том, насколько надо быть немужчиной, чтобы произнести то, что произнес Иванов. В этом пухленьком человеке действительно мало мужского, хоть он прекрасно улавливает настрой собеседника и приспосабливается мгновенно. После того как я предложила ему быть посдержанней и не злорадствовать столь уж неприлично, он, мгновенно сориентировавшись, долго рассказывал мне историю о том, как много он вытерпел от Ольги и Ларисы, неизменно оставаясь великодушным и благородным. Трогательная получилась история, в сокращенном виде представленная выше… Не менее трогательная, чем уверенность причастных к делу Ивановых представителей правоохранительных и судебных органов и даже студентов-юристов, проходивших практику на заседаниях судьи Волика, судившего Олю, в том, что Иванов -- профессор медицины, а Лариса Сергеевна -- безродная бомжиха, отнимающая у заслуженного человека крышу над головой.
Кто и с какой целью пустил этот слух, можно только догадываться, но в ответ на мою просьбу показать диплом о медицинском образовании г-н Иванов сказал: «Нет у меня никакого медицинского образования, и откуда эти слухи, я не знаю. Правда, профессором меня называют друзья -- я с детства интересовался медициной. В том же, что, возглавляя медицинскую фирму (»Эмбриотек». -- Авт. ) и не имею специального образования, я не вижу ничего особенного. Я ведь менеджер, а не врач».
Лариса Сергеевна сдержаннее бывшего супруга, гадостей о нем не говорит, хоть, похоже, и ее ничего, кроме этой борьбы, в жизни не интересует. Худющая, с какими-то больными глазами и странным кашлем, она только время от времени разводит руками: «Ну сколько все это может продолжаться?»
Следственный эксперимент был отменен, потому что на потерпевшего… пытались «навести порчу»
А продолжается все это более четырех лет. С 1996 года судьи Старокиевского райсуда столицы принимали участие в многочисленных разбирательствах по искам и заявлениям г-на Иванова, и ВСЕ они неизменно завершались в его пользу. Два раза Киевским горсудом были отменены решения о разделе квартир и имущества. Сейчас гражданское дело Ивановых уже рассматривается в горсуде, выступающем на сей раз в роли первой инстанции. Постановление судьи Старокиевского суда о направлении уголовного дела, возбужденного против матери и дочери, на доследование в связи с необходимостью усугубить их ответственность, тоже было отменено Киевским горсудом.
У нас почему-то считается, что суд является чем-то вроде священной коровы, критиковать действия которой недопустимо. А ведь именно по ошибке председателя Старокиевского суда Фадеевой была изменена мера пресечения Ольге Ивановой, которой ошибочно отправили повестка не по ее адресу. Документы, подтверждающие факт ошибки, получили, но исправлять оплошность никто не спешил -- девушка была объявлена в розыск. Адвокат Ольги Вячеслав Ухов, заметив явную предвзятость судей Старокиевского суда, причастных к этой истории, просил изменить для своей подзащитной подсудность, но в горсуде не вняли его просьбам -- ходатайство отклонили. Судье Волику ничего не оставалось, как закрыть глаза на неувязки в деле. Он, правда, пожурил пару раз представителя прокуратуры, поддерживающего обвинение: «Вот вам надзор за следствием», посмеялся вместе со всеми над показаниями Иванова. Но… удовлетворил ходатайств адвоката Ольги ни о вызове свидетелей, ни о назначении повторной экспертизы Иванову. В наше время, когда лжесвидетельство стало нормой судопроизводства, верить можно только объективным доказательствам. Таковым мог бы стать рентгеновский или полученный путем магниторезонансной томографии снимок, на котором был бы виден баллон-катетер, введенный Иванову при операции, которую ему должны были делать -- без введения такого катетера разорванная сонная артерия несовместима с жизнью. Представленная Ивановым экспертиза (кстати, эксперты, ставя под заключением свои подписи, ссылались на мнения нейрохирургов, чьих подписей как раз нет, что не очень стыкуется с законом и логикой. -- Авт. ) вызвала серьезные сомнения и у оппонентов, и у светил судебной медицины. Завкафедрой судебной медицины и основ права Киевского мединститута академик Лесовой, которому адвокат направил для консультации судебно-медицинские освидетельствования и заключение эксперта, отнесся к этим документам скептически. Он указал, что патология, наблюдаемая экспертами у Иванова, вполне могла развиться нетравматическим путем. Казалось бы, что может быть проще -- сделай снимок и выбей из рук оппонентов их основной аргумент. Нет, Иванов этого не захотел, судья -- тоже.
Похоже, что в этом суде искали вовсе не истину. Если бы дело обстояло иначе, разве мог быть удовлетворен иск о компенсации материального ущерба (Ольга, бесчинствуя, якобы разорвала рубашку и покрывало Иванова) без единого вещественного доказательства. Где эти разорванные вещи? Их нет, хоть милиция приехала на место преступления первой. В деле вообще нет вещдоков. Потому, может, и стоимость якобы испорченных вещей пропорционально растет аппетитам Иванова -- то он пишет, что покрывало стоит 150 гривен, то 700, а рубашка дорожает за годы следствия от 50 до 150 гривен. Есть в приговоре и ссылка на подписанную бухгалтером фирмы, где хозяином Иванов, справку о сумме ущерба для здоровья, нанесенного ему Ольгой. И этот документ принимается за объективный! Кстати, в свое время следователи отменили традиционную процедуру воспроизведения преступления по очень своеобразной просьбе «потерпевшего». Оказывается, пишет Иванов, с помощью экстрасенса ему удалось обнаружить в квартире какие-то клубки ниток и иголки, оставленные там Ларисой Сергеевной с целью «навести на него порчу». И что вы думаете -- следователи вняли этим дремучим доводам. Явно не имея интереса к уголовному делу, которое он рассматривал, судья Волик не пожалел времени на выяснение нюансов квартирных обменов Ивановых. Документы, касающиеся обмена и даже вовсе не имеющие к этому отношения, были приобщены к делу. Например, ордер на квартиру по улице Красноармейской, полученную Ларисой Сергеевной, ее бабушкой и Олей в 80-х годах (?!). В своем последнем слове Ольга Иванова заявила судье: «Непонятно, что я тут делаю и что делаете вы. В этом заседании рассматривалось дело о разделе квартир, а не уголовное дело, возбужденное против меня». Как мы уже знаем, это не помешало судье вынести суровый приговор.
Крепко ли вам спится, господа судьи?
Мне всегда было интересно, неужели судья, вынося приговор за приговором, всегда уверен в их справедливости? А если нет, компенсируют ли полученные за несправедливый приговор материальные блага сон только со снотворным? Ведь наказать невиновного так легко. Может быть, поэтому Конституция Украины однозначно говорит, что все сомнения следует трактовать в пользу обвиняемого. Суд над Ольгой Ивановой для меня стал своего рода открытием, хотя я в «в теме» уже не год, и не два… Оказывается, можно вообще не принимать во внимание аргументы какой-то из сторон. Похоже, зря надрываются родители, собирающие деньги на дорогостоящее юридическое образование своих чад. Честный и грамотный юрист не имеет перспектив в условиях, когда все больше дел носят заказной характер.
Дело Ивановых, к сожалению, давно переросло рамки семейного -- о разделе имущества, коим оно, по сути, является. Столько беззакония на протяжении этих лет претерпели две женщины, мать и дочь, что обо всем в одной публикации даже рассказать невозможно. Да и публикаций и даже телесюжетов об этом деле было немало. Арест Ларисы Ивановой стал первым конкретным случаем, которым заинтересовалась наш омбудсмен Нина Карпачева. «Конечно, ведь у Ларисы есть 100 тысяч долларов, которые она получила от сдачи в аренду квартиры по ул. Толстого», -- объясняет появление этих публикаций и вмешательство Карпачевой Иванов, как всегда скромно умалчивая, что факт получения 100 тысяч уже исследовался в суде и своего подтверждения не получил. Расчет в очередной раз был на то, что собеседник мог об этом не знать… А пока проверишь, пока сделаешь свои выводы… Время тоже, получается, на стороне Иванова?
415Читайте нас у Facebook
