16-летнему парню, парализованному в результате редкого заболевания сосудов мозга, пришлось заново учиться читать и ходить
У веселого, талантливого паренька Саши Трифова из херсонской гимназии N 6, привыкшего к восторгу публики, приходившей на спектакли школьного театра, два года назад жизнь вдруг круто повернулась, оставив его знакомых недоумевать: почему Саша? Почему злой рок всегда намечает лучших?
«Пчелка, что с тобой? Очнись!»
Сашу Трифова одноклассники прозвали Пчелкой задолго до того, как восторженные, готовые влюбляться поклонницы толпами пошли «на него» в гимназический театр. Происхождение этой ласковой клички дети запомнили: как-то учительница биологии велела Саше провести опыт -- опылить цветок. Чахлому растению учебные эксперименты почему-то не шли на пользу, состарившись на школьном подоконнике, оно так ни разу и не зацвело. А тут вдруг… Как только в вазоне завязался бутон, Трифова по имени называть перестали. Но всеобщим любимчиком он стал позже, когда начал блистать в ученической театральной труппе. В гимназии обожали ставить Шекспира и постоянно делали римейки «Укрощения строптивой», «Ромео и Джульетты». Девчонки неистово аплодировали своему кумиру, забрасывали записками и посвящали ему стихи:
Кто знал, что все вот так произойдет,
Что только представление начнется,
Что лишь Ромео к зрителям шагнет --
Весь мир в душе моей перевернется.
Сам же Ромео неожиданно для всех после девятого класса ушел из гимназии и поступил в медучилище. Он хотел стать врачом. Впрочем, эта перемена отношения к театру не имела -- после занятий Пчелка бежал в гимназию на репетиции.
… Близился Новый год. Саша с другом отправился в городской парк проверить, замерзло ли озеро. Летом тут плавали лебеди, а на зиму птиц куда-то увозили, и белая лыжня покрывала Лебединку. Испытав лед на прочность, мальчики направились к берегу, договариваясь прийти сюда завтра с коньками. Ребята не подозревали, что припорошенные снегом скамейки, безлюдные аллеи и каток станут декорациями отнюдь не театральной трагедии. Юра шел впереди. Оглянувшись, он увидел, что Саша распластался на льду.
-- Что с тобой, Пчелка? -- затормошил товарища. -- Не дури, вставай!
Трифов не дурил. Минуту назад румяное от холода лицо мальчика стало мертвенно бледным, он не мог ни говорить, ни двигаться. Положив себе на колени голову упавшего, Юра стал звать на помощь. Он кричал и кричал. Парк быстро погружался в сумерки, а на помощь никто не торопился. Спустя два часа среди деревьев показалась «скорая». Но крутое береговое покрытие мешало медикам вынести подростка с катка, поэтому пришлось вызывать пожарных.
… Алла Александровна, преподаватель гимназии, в которой учился сын, ждала Сашу к ужину. Он не шел. «Не может втиснуться в вечерний троллейбус, -- успокаивала себя. -- Ничего, сейчас появится, бросит варежки на батарею». Когда раздался тревожный звонок, она не поняла, о чем речь. «В коме? Почему в реанимации? Нет, он не наркоман», -- растерянно говорила в трубку. Заторопилась в больницу -- руки-то у сына и в самом деле были исколоты: как раз в эти дни ученики медучилища практиковались, делая друг другу внутривенные витаминные инъекции. Ее мальчик с уже выбритой головой не узнал маму, а дежурный нейрохирург озадачил еще больше: на теле подростка ни одной царапины, это не травма. Может быть, лопнул сосуд головного мозга? Если вы разрешите, посмотрим. А после опять тревожное: нет, это не аневризма. На пятые сутки Саша открыл глаза. Маму пустили к нему, она присела на краешек кровати и ужаснулась: сын парализован.
-- Я буду задавать вопросы, и если ты хочешь сказать «да», закрой глаза, -- спокойно попросила женщина. -- Ну, во-первых, с Новым годом, Пчелка! Ты немножко заболел, но ничего серьезного, вылечим. Ты меня понял?
Мальчишка доверчиво хлопнул ресницами. С той минуты он стал верить, что все пройдет, что это не навсегда.
Паралич лечили… сказками
Беда застала Аллу Александровну с четырьмя гривнями в кармане, и в столичный Институт нейрохирургии Трифовых собирала вся гимназия -- дети, родители, учителя несли кто сколько мог.
-- В Киеве специалисты поставили диагноз артерио-венозная мальформация, -- вспоминает Сашина мама. -- Оказалось, это редкое врожденное заболевание, при котором сосуд разрастается, образуя диковинную гроздь, каждая ягодка которой, наполняясь кровью, рано или поздно лопается, и человек либо умирает, либо становится инвалидом. Крупные ответвления запаяли, а мелкие невозможно было найти. «Может быть, зарастут сами», -- обнадежили врачи. И попросили через полгода приехать на осмотр.
Сашины друзья уже заканчивали школу, когда он, вчера еще первый ученик престижной гимназии, принялся вновь учить буквы по букварю. Вечерами мама читала ему сказки, заменявшие дорогостоящие таблетки. Что должен был взять из них парализованный подросток? Кто для него князь Гвидон, выбивший дно бочки и вышедший на свободу, и мог ли он помочь мальчишке вернуть хоть частичку той, оставшейся позади жизни? Похоже, ответы знала только мама, и Саше оставалось доверять ее сердцу.
Иногда Пчелка бунтовал: хватит, все равно ничего не получится! Но постепенно возвращались речь и подвижность. А однажды Саша смог самостоятельно пройти вдоль стенки. Возможно, эта, неуверенным шагом пересеченная комната все и решила. Саша поверил, что те счастливые дни со школьными спектаклями можно вернуть, что рано или поздно он выйдет с друзьями на сцену и услышит шквал аплодисментов.
Тем временем жизнь готовила Трифовым новый удар. Обследование в Институте нейрохирургии показало, что маленькие сосудики-гроздья не только не заросли, но наполнились кровью, и трагедия, произошедшая на катке, в любой момент может повториться. Орест Цимейко, заведующий отделом сосудистой нейрохирургии, объяснил Алле Александровне, что оперировать таких больных начали совсем недавно -- всего в мире проведено меньше десятка операций. Она растерялась: «Что же нам делать?».
-- Вас никто не выгоняет, будем думать, -- заверили Трифову. -- Трепанация черепа, много непонятного… Вы первая не простите нам, если покалечим мальчишку.
Сашину голову снова остригли наголо, и вечером -- наутро предстояла операция -- он тихо прошептал: «Мам, можно тебя попросить? Дай мне, пожалуйста, слово… Ну, если у них ничего не получится. Пообещай мне помочь умереть».
-- Дурачок! Научился умирать на сцене. «Нет повести печальнее на свете», -- смешно передразнила. -- Рано опускать занавес, все у них получится. Это я тебе обещаю. А теперь спи.
Я не знаю, кому тогда поставила свечку Сашина мама, но сегодня, полтора года спустя, она уверена: там, где решаются судьбы, о них в тот день помнили. «Во время операции мы столько раз оказывались в тупике! Стоишь и не знаешь, что дальше делать, а решение внезапно приходит само», -- признался женщине потом один из хирургов, оперировавших сына.
Горькое счастье выздоровления затянулось на много месяцев. В больничных палатах Трифовы так поиздержались, что ехать домой было не на что.
-- Вышла с последней гривней в кошельке купить Саше йогурт и растерялась: куда бежать, у кого просить? Мы ведь давно уже исчерпали ресурс доброты друзей, коллег, знакомых. Люди собрали для нас тысячи и тысячи, -- вспоминает то время Алла Александровна.
Когда она вернулась в палату, на подоконнике лежали 50 гривен. «Откуда?» -- удивилась. Оказалось, Саша прошел по палатам и распродал все до нитки -- систему, физраствор и даже свои лекарства. «Не ругай, мне уже так хочется домой!» -- читалось в его озорных глазах.
«Я все равно буду врачом!»
Когда знаешь, что случилось с Сашей, кажется, что густая копна волос над красивым загорелым лбом -- парик. Но это не так. Он по-прежнему красив, и ровесницы, как и раньше, оглядываются ему вслед. А вот девочка, по которой Пчелка до сих пор скучает, в пору неожиданно повалившего снега ушла от него. Может, поэтому он разлюбил театр.
Первого сентября Трифов возобновил занятия в медучилище.
-- Ты меня отправила учиться, словно котенка в речку бросила, -- обижался в первые дни на маму. -- Ведь я ничего не успеваю, все позабыл. Два года прошло. И каких!
Поначалу Алла Александровна по ночам помогала писать сыну конспекты: левой рукой он с непривычки плохо управлялся, а правая восстанавливается медленно. Их дом почти пуст -- Трифовы все продали, даже кровати, и теперь спят на дверях.
«Хотел отрезать кусочек хлеба. Не могу. Два часа играл на пианино, легче не стало. Отчаяние», -- записал как-то Пчелка в своем дневнике. Впрочем, дневник -- дело интимное, злоупотреблять не будем, однако знаю: там есть и другое. О том, что скулить -- это интеллектуальная и физическая лень и что человек в состоянии пережить абсолютно все, нельзя торопиться опускать занавес. В Сашиной записной книжке умерли многие телефонные номера, а на их место появляются новые, пусть и медленно, но ведь жизнь продолжается. Сейчас Пчелка вместе с однокурсниками проходит учебную практику в одной их херсонских лечебных клиник и мастерски делает пациентам уколы левой рукой. Никто из больных даже не догадывается, что этот юный медик вовсе не левша, а для того, чтобы он появился сейчас у их кровати, жизнь должна была совершить полуцирковой трюк.
… Когда Алла Александровна рассказывает о Саше, она привычно говорит: «Мы прошли две реанимации -- мы дважды умирали». На ее лице остались следы бессонных ночей, проведенных у постели парализованного сына. Впрочем, она и сейчас не спит по ночам.
-- Самая тяжкая боль для матери -- больной ребенок, которому не можешь добыть денег на лекарства, -- грустит она. -- Я ведь еще никогда в жизни не испытывала такого отчаяния, как сейчас. Сашу давно пора везти в Киев, показать врачам, нужны большие деньги на реабилитацию, а у нас часто на хлеб не хватает.
Все, что я могу, Алла Александровна, -- это положить под елку Пчелке газетную публикацию. А вдруг найдется добрый Дед Мороз? Жизнь -- она ведь сказочница…
380Читайте нас у Facebook
