На мустанге через анды… На рынок за рыбой отправился житель закарпатья
Лето в разгаре, толпы отпускников стремятся к излюбленным местам, где привычно комфортно, все договорено, испытано, оплачено… Но есть категория сумасбродов, которым милей всего неизвестность, вплоть до проблемы выживания. Такие отправляются в путь наугад, налегке, и истории их путешествий напоминают приключенческие романы.
Как многие его земляки, Михаил годами искал заработков по заграницам, возвращаясь домой лишь в июле, на день рождения мамы. Работал строителем в Чехии, затем столяром в Германии, нашел там жену, скопил капиталец. Немецкий хозяин, любитель путешествий, как-то рассказал Михаилу о Чили, солнечном Сантьяго, сказочно богатом рыбном рынке в городке Пуэрто-Монт на берегу Тихого океана и о том, что между этими двумя городами лежит не известная белым людям земля, которая с самолета смотрится девственной индейской вотчиной. И однажды утром 32-летний мужчина, словно загоревшийся мальчишка, побросал в сумку вещи, метнулся в аэропорт, а новый рассвет встречал уже в Сантьяго.
«Чилийцы сказали: «Этот гринго просто сумасшедший»
-- Утром ты проснулся и понял, что сегодня тебе срочно нужно в Чили?
-- В детстве я безумно любил книги о путешествиях в Южную Америку, об индейцах, Андах, пампасах, кондорах, однако в жизни ничего, кроме работы, до сих пор не видел, -- говорит Михаил. -- Незадолго до Рождества хозяин вспомнил о своих походах через Анды, рассказал о Чили, и я «заболел». Ночь не спал, а наутро решил хоть раз совершить какое-нибудь сумасбродство.
Самым героическим поступком было взять расчет у хозяина, примчаться в аэропорт, купить билет, пока не передумал, и сесть в самолет на Сантьяго. А там было уже не до геройства: я оказался в незнакомой стране, из языка которой знал только «бесса ме мучо», единственное известное мне место -- рынок в Пуэрто-Монт, где я хотел купить рыбу. Пошел в ближайшее туристическое агентство, сказал, что хочу проехать туда один и верхом -- открыть для себя землю между аэропортом и рыбным рынком… Переводчик передал мне слова клерка: «Уважаемый господин, вы, должно быть, не в своем уме. Это около 900 километров, большая часть пути без жилья и воды!» Мне отказали. Что делать дальше, я не знал. И вдруг на ступеньках агентства меня догнал тот самый переводчик: «Понимаете, агентство не может гарантировать вам жизнь на таком маршруте. Но как частное лицо я восхищаюсь вашей идеей. Я помогу вам купить хорошую лошадь».
Он действительно нашел для меня красивого черного скакуна. Хозяин, которому мой благодетель объяснил, что я задумал, подошел и сказал: «Послушай, гринго, ты просто сумасшедший. Но с этим конем, если сохранишь его, ты доберешься до Пуэрто-Монт. Только учти, он никогда не таскал вьюки, так что ехать тебе придется налегке… »
Коня я назвал Амиго (по-испански друг. -- Авт. ) -- понимал все-же, что без друга в пути будет трудно. Я вез с собой легкую палатку, примус, немного одежды -- все это почти ничего не весило. Положив в сумку еды на два дня, я приторочил ее, как умел, поперек седла и 20 декабря выехал из города на юг, вдоль тянувшихся за горизонт Анд.
«Второй стаканчик писко выбил меня из седла»
-- В первый день мы одолели всего десять километров. Мой самодельный вьюк то и дело развязывался, приходилось слезать с седла и поправлять его, -- продолжает Михаил. -- Кроме того, мы с Амиго привыкали друг к другу, я боялся сразу его утомить, стереть ему спину… Приноровившись, в последующие дни мы одолевали по полсотни километров. Растительности почти никакой, но пейзаж фантастический: безлюдное сухое русло, щебень, песок, где на десяток километров одна Богом забытая маленькая ферма. Минувшая зима в тех местах была почти без осадков, реки превратились в убогие ручейки, иной раз полдня приходилось кружить в поисках воды. Мне хватало пары капель из фляги, но Амиго-то конь, ему много нужно!
Если бы у меня была вьючная лошадь, я мог запастись водой. Но не продуктами. Те, что купил в Сантьяго, к вечеру первого же дня испортились от жары. В тени (если мы ее находили) было тридцать градусов. После этого покупал еду у встречавшихся крестьян ровно на день -- и коню не тяжело, и не пропадет. День начинался с розысков какого-нибудь «кормильца», и лишь найдя его, мы двигались дальше на юг. Люди, которые видели нас с Амиго, качали головами: «Гринго, с одной лошадью здесь не ездят… » И признавались, что впервые видят белого человека одного и так далеко.
-- Как ты их понимал?
-- Эти две фразы они произносили так часто, что я их выучил, а потом попросил полицейского начальника, понимавшего немного по-немецки, перевести.
-- Довелось иметь дело с полицией?
-- Один раз в неделю я старался ночевать в какой-нибудь деревеньке или на ранчо, чтобы поспать в нормальной постели, постирать вещи и помыться. (В пути спали с конем под открытым небом, потому что в палатке жарко -- я зря таскал ее с собой, -- а в ручейках зачастую даже муху утопить было невозможно. ) Однажды мы остановились на ночевку в нескольких километрах от деревни -- я не знал, что жилье так близко. Ночью Амиго, почуяв сородичей, отвязался и убежал. Наутро я пошел его искать и шесть часов спустя нашел в деревне, в полицейском участке, где он мирно жевал овес. Те шесть часов стали адом -- ведь я, казалось, остался один на краю света! Начальник полиции, немного знавший немецкий, строго-настрого наказал следить за конем, ибо без него в тамошней пустыне путнику «капут».
Все люди, которых я встречал вдали от цивилизации, поражали меня готовностью помочь -- это для них превыше всего. Поделиться едой, приютить до утра, отправиться среди ночи разыскивать сбежавшего чужого коня, мчаться в соседний город за врачом для заболевшего -- там это обычное дело. Они гостеприимны до невозможности. В той самой деревне по поводу приезда «сумасшедшего гринго» устроили родео, потом большую вечеринку и до четырех часов ночи расспрашивали о моей стране. Начальник полиции был за переводчика. Тогда я попробовал местный алкогольный напиток -- писко, светлое бренди. Уважаю крепкие напитки и привык к ним, однако после второго стаканчика писко в седло забраться не смог.
Следующей ночью Амиго умер. Ему вдруг стало плохо, он начал жалобно ржать и биться головой о стену. Доминго, хозяин дома, где я жил, побежал за ветеринаром, а когда выяснилось, что у того нет лекарств, поскакал в город, расположенный в шестнадцати километрах. Через час он вернулся с врачом, говорящим по-немецки, и медикаментами, однако было поздно. За четыреста километров до ближайшего аэропорта я все-таки остался безлошадным.
«Дочь доктора уже переходит на украинский»
-- Доктор Торрез, которого привез Доминго, забрал меня с собой в Консепсьон, второй по величине город Чили, чтобы оттуда я мог вернуться в Сантьяго. Я позвонил домой, в Германию, и услышал от своей жены, что она с таким идиотом не хочет иметь ничего общего. В этой семье встретил Новый год, отдохнул -- и решил повременить с возвращением. Особенно вдохновила на это старшая дочь доктора…
Господин Торрез сказал, что нового хорошего коня я могу найти лишь в двухстах километрах отсюда, в городе Темуко, на земле индейцев мапуче. Он рекомендовал обратиться там к его другу-ветеринару, и тот действительно выторговал у индейцев бойкого гнедого жеребца по сходной цене. За резвость бега и колючий характер я назвал его Мачете.
До Пуэрто-Монт оставалось совсем недалеко, как вдруг мне… расхотелось рыбы. Я не хотел ехать дальше на юг. И не хотел возвращаться домой. Еще три недели я провел в горах, мечтая увидеть кондора, царя Анд. И когда увидел, вернулся в Консепсьон, в дом доктора Торреза.
-- Позволь догадаться: дочь доктора была не против.
-- Господин Торрез тоже. Он говорит, что знает наших эмигрантов -- это хорошие работники и хозяева. В Консепсьоне достаточно мест, где мои руки пригодятся. Кроме того, доктор теперь думает строить собственное ранчо, а его дочь, начинающий журналист, уже плавно переходит с испанского на украинский…
335Читайте нас у Facebook
