После освобождения праги смершевцы вывезли сотни выходцев из украины в киев, где те предстали перед военным трибуналом нквд

0:00 — 19 жовтня 1999

Інф. «ФАКТІВ»

Люди получали по 10 лет лагерей за то, что подкармливали салом соотечественников-эмигрантов или переводили произведения Карла Каутского

Известный украинский адвокат, заслуженный юрист Украины Григорий Гинзбург, отвоевав на фронтах Великой Отечественной войны, где был разведчиком, вернулся в Киев инвалидом. Так случилось, что, будучи студентом-юристом, он попал на работу в военный трибунал войск НКВД (позже они назывались войсками НГБ, а еще позже -- МВД) Киевской области, занимавший здание во внутреннем дворе «присутственного каре» на Короленко, 15 (ныне -- прямоугольник, образуемый зданиями городских и областных суда и милиции, пожарной охраны и т. д. , что на Владимирской, 15). Прошло более 50 лет. Записей у Григория Исааковича не сохранилось -- он их не вел, потому что при поступлении в трибунал давал расписку о неразглашении. Поэтому в этих воспоминаниях о процессах 50-летней давности, несмотря на его блестящую память, могут быть неточности, за которые он просит строго с него не спрашивать. Дух же того правосудия и направленность системы он помнит очень точно.

ВІДЕО ДНЯ

«За дезертирство с предприятий военной промышленности осуждали даже 15-летних»

-- В тот период, когда я был судебным секретарем (с января 1946 по январь 1951 года), -- рассказывает Григорий Гинзбург, -- рассматривали контрреволюционные преступления. Подсудимыми были, в основном, люди, находившиеся на оккупированной немцами территории, и которые, как считалось, перешли на сторону врага, изменив тем самым Родине, или работали, служили у немцев -- в полиции, в жандармерии, старостами в селах, дворниками в городах… Дворников, как правило, обвиняли не за саму службу, а за то, что они выдавали немцам коммунистов, евреев…

Изменой Родине считалась и сдача в плен. Кроме того, 19 марта 43-го года вышел сталинский указ, о том, что шпионаж и измена Родине лицами из числа советских граждан карались смертной карой через повешение. А пособники из местного населения, уличенные в оказании содействия фашистским злодеям в совершении расправ над советскими гражданами -- населением, военнопленными, -- карались ссылкой на каторжные работы сроком от 10 до 20 лет. Существовали такие меры наказания: от 15 до 20 лет -- каторга, от 10 до 25 лет -- лишение свободы в лагерях и, как правило, высшая мера наказания -- через расстрел или повешение. Повешение в последнее время не применялось. В 46-м году у нас были повешены, по-моему, восемь немецких генералов на площади, которая сейчас называется Майдан Незалежности. Там стояла виселица и вешали по приговору военного трибунала войск НКВД и Украинского округа.

Кроме этой основной категории дел, военный трибунал войск НКВД рассматривал дела по указу от 7 декабря 1941 года, который устанавливал за дезертирство с предприятия военной промышленности меру наказания -- от пяти до восьми лет тюремного заключения. Несмотря на то, что этот указ был издан только на период военного времени, он продолжал действовать примерно в течение шести лет после войны. Это был карательный сталинский указ, по которому судили несчастных ребят, маленьких, начиная, по-моему, с 15-летнего возраста. Их мобилизовывали на предприятия военной промышленности из украинских сел, они уезжали туда, в ужаснейших условиях там жили, мерзли и голодали, и, естественно, оттуда бежали. А когда прибегали домой, их тут же хватали.

Кроме того, судили у нас военнопленных немцев, румынов, голландцев, венгров, испанцев, итальянцев… Здесь, в Киеве, было два очень больших лагерных управления, где содержались военнопленные, и там периодически бывали какие-то эксцессы с этими военнопленными, после чего мы их судили… А потом, когда их надо было отправлять на родину, уже соответствующие международные соглашения были заключены (это были где-то 49--50-й годы), начали судить этих военнопленных в массовом порядке, причем, судили по формальным признакам. Например, Нюрнбергский трибунал признал преступными ряд организаций -- СС, СА, СД, военную полевую полицию, военно-полевые суды… И все офицеры, служившие в этих частях, признавались виновными по формальным признакам… Ты был офицером в части СА, СД и так далее -- получи 10 лет. Их отправляли в трудовые лагеря, откуда, конечно, никто не вернулся…

«Даже в НКВД были порядочные люди»

Но мне хочется рассказать, -- продолжает Григорий Исаакович, -- об одной категории подсудимых. В 1945 году контрразведка Первого украинского фронта (СМЕРШ) захватила в Праге более тысячи украинцев (собственно не только украинцев, всех, кто эмигрировал в 19--20-х годах из Украины). Среди них были министры различных контрреволюционных, как их тогда называли, правительств… В том числе Центральной Рады, правительств Грушевского, Скоропадского, Петлюры. Их привозили сюда, хотя никто из них не был и дня гражданином Советского Союза и на территории СССР никаких преступлений не совершал. Тем не менее их судили, им даже состав преступления придумали, основываясь, по-моему, на письме Ленина к Каутскому, заимствованная оттуда диспозиция звучала как оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену системе капиталистической, стремится к ее свержению. А уже под эту формулировку придумывали все, что угодно: и ст. 54 со значком 4 Уголовного кодекса. Одного судили за то, что он оказывал материальную помощь, допустим, каким-то ярым террористам, которые боролись своими методами против советской власти, шпионам. Других судили за то, что они печатали какие-то книги…

Мне запомнилось одно из «пражских» дел. Рассматривал это дело, в котором я лично был секретарем, судья, капитан юстиции Николай Федорович Щиголев. С ним я обычно работал и утверждаю, что это очень порядочный человек. Кстати говоря, в любой системе, и в нашей в том числе, было очень много порядочных людей. Были и мерзавцы, которые с удовольствием выполняли карательные функции. Но Коля Щиголев был одним из немногих очень совестливых людей, несмотря на то, что он выполнял все указания, которые давались. Этих людей, которых судили по статье 54. 4 (ею предусматривалась санкция, по-моему, не ниже трех лет), всех наказывали десятью годами лишения свободы. Такова была директива, указание… Коля Щиголев рассматривал, в частности, дело по обвинению очень известного на Украине человека, министра нескольких украинских правительств Мыколы Галагана… Это был 80-летний, высокий и очень красивый, седовласый старик, с длинными украинскими усами, с благородным лицом, прекрасно державшийся. Сначала по делу с ним проходили три человека. Все -- профессора Украинского вольного университета в Праге. Одного из них, русского по национальности (фамилию его я забыл), до суда убили в Лукьяновской тюрьме урки, и он не попал под этот меч правосудия. А еще двое -- поляк по фамилии Галька и чех Чапля -- тоже были профессорами Украинского вольного университета. Галька был эмигрантом из Польши, Чапля -- местным, гражданином Чехии. Украинский вольный университет, в основном, занимался исследованиями… В частности, у нас среди вещественных доказательств по этому делу имелись четыре тома «Спомин›в» Галагана, изданных в Украинском вольном университете тиражом всего 50 экземпляров. «Спомини» Мыколы Галагана о революционных событиях 17--19-х годов в Киеве -- уникальное издание. Несмотря на то, что свободного времени было очень мало, я взахлеб читал их. Суд, конечно, постановил эти контрреволюционные книги уничтожить, но я написал, с разрешения председателя трибунала, в Москву, в институт Маркса-Энгельса, что у нас есть такое издание. Оттуда примчался человек, который буквально руки целовал за эти «Спомини». Они знали об их существовании, но никто их никогда не читал, что и неудивительно при таком тираже.

«Профессора Галагана судили… за перевод книг на украинский»

В чем же этих людей обвиняли? В чем выражалась их помощь международной буржуазии? Следствие тогда вело НКГБ (это был 1946, по-моему, начало 1947 года). Их обвиняли в том, что они переводили, соответственно: Галаган -- на украинский, Чапля -- на чешский, Галька -- на польский язык такие явно контрреволюционные произведения Карла Каутского, как… Далее следовало перечисление. Некоторые названия -- я не могу их сейчас воспроизвести -- были очень приличные и для того времени. Коля Щиголев очень добросовестно исследовал обвинительное заключение (как вы понимаете, все дела слушались в закрытом заседании, на котором не присутствовал никто). Подсудимые утверждали, что они демократы, что они антифашисты, прежде всего. Кстати говоря, немцы всем из этой украинской эмиграции, по крайней мере многим из них, предлагали перед оккупацией Украины вернуться на родину и сотрудничать с немецкими оккупационными властями. Но они отказывались. В частности, отказался и Мыкола Галаган, которому предлагали вернуть его поместья на территории Украины. Он категорически отказался, заявив, что с немецкими оккупантами сюда не поедет. Его даже, по-моему, гестапо за это арестовывало. Мыкола Галаган был человеком высокой культуры -- писал книги, очень много переводил. И вот мой Николай Щиголев смотрит в список произведений Карла Каутского, переведенных Галаганом на украинский язык, и говорит: «Ну как же вы, Мыкола Галаган, говорите, что вы демократ, что вы социалист, что вы антифашист, как вы могли переводить на украинский язык такие явно контрреволюционные произведения Карла Каутского, как… » И тут он читает этот список и никак не может найти хоть какое-то название, которое бы звучало неприлично… И вдруг он натыкается на произведение «Что думают большевики?» (мне кажется, что так оно называлось). «Ну вот, -- продолжает Коля, -- например, «Что думают большевики?» Все эти старики, видимо, врожденно испытывали необыкновенное почтение к суду, даже к такому, понимая, что это за суд. Когда судья обращался к ним, они тут же вскакивали, поклонившись, говорили: господин председательствующий. Не говорили никаких гадостей, а обязательно что-нибудь такое приличное… И вот, объясняя всю эту историю с переводом, Галаган отвечает судье: «Я полагаю, что вы, вероятно, это произведение Карла Каутского читали очень давно, вероятно, позабыли… Я должен сказать, что это произведение было проленинским. И достаточно сказать, что в моем переводе оно где-то дважды или трижды публиковалось с предисловием Ленина». При этом Галаган приходит сам на помощь этому господину председательствующему и говорит: «Вот если бы вы о произведении «О социалистической революции» сказали, то оно действительно антиленинское». О! Тогда мой председательствующий радостно обвиняет: «Ну вот, видите! Зачем же вы антиленинское произведение переводили?» А тот говорит: «Ну, видите ли, я не во всем сам согласен с Лениным, у меня с ним определенные расхождения и у Каутского тоже. И я считал, что для науки, для политологии имела значение эта дискуссия, она была полезна. Я переводил все то, что нужно».

«Удостоверение судьи военного трибунала давало власть и большие права»

-- Видимо, такие процессы были настоящими университетами для самих судей. Интересно, пройдя их, они начинали что-то понимать? Были ли случаи, когда судьи отказывались выполнять такую работу, уходили в конце концов?

-- Нет, таких случаев не было. Это была хорошо оплачиваемая по тем временам работа, работавшие в суде военных трибуналов страны люди считались избранными Верховным Советом Союза ССР. У них у всех были удостоверения за подписью Шверника, председателя Президиума Верховного Совета СССР. Это удостоверение давало власть, большие права и так далее… Вернемся к процессу Галагана. Среди прочего всем троим (вернее, даже четверым, включая покойного русского) подсудимым инкриминировалось, что они оказывали помощь и дружили с таким антисоветчиком и украинским националистом, как поэт О. Олесь, это были его друзья. Я, кстати, тогда впервые о нем узнал, прочел сборничек его стихов и пришел в дикий восторг, потому что я не знал даже о существовании такого поэта, потрясающего лирика. А вот невежественный мой Коля Щиголев возомнил себе, что речь идет об одном командире банды УПА по кличке Олесь, 20-летнем здоровенном верзиле, который последнее слово (накануне слушалось его дело) произносил в стихах. И Коля решил, что речь идет об этом, так сказать, бандите, который расстрелял батальон советских солдат. Коля говорит: «Ну как же вы могли? Вы же интеллигентные, почтенные люди, как вы могли дружить с таким бандитом, Олесем?» А те вскочили оба и говорят: «Господин председатель, как вы можете называть великого поэта бандитом?» «Ну какой он великий поэт -- рифму не мог сложить». Я тянусь и бью Колю по ногам, чтобы он не позорился… А тот продолжает: «Вы в какой камере сидели, во внутренней тюрьме КГБ? Ну вот, а в соседней камере сидел ваш Олесь». Эти вскакивают опять: «Господин председатель, мы сами его в гроб опустили, мы его хоронили все вместе. Что вы говорите, что вы кощунствуете?» Тогда Коля говорит: «Да это я его похоронил, а не вы». Тут, наконец, я достучался до его ноги. Он спрашивает: «В чем дело?» Я отвечаю: «Это же не тот Олесь». Он спрашивает у подсудимых: «А какой это Олесь? Сколько ему лет было? Ну извините, я спутал с другим». Короче говоря, стариков этих осудили на десять лет, и никто из них, я уверен, не вернулся… Я не уверен даже, что они доехали до Сибири…

По всем этим пражским, эмигрантским, делам в качестве свидетеля проходил один предатель. Он прошел по массе дел, несколько сотен… Это был украинский эмигрант, бывший черниговский помещик Сухоручко-Хосновский Борис Борисович. Совершенно точные данные. Он был командиром дивизии в петлюровской армии, имел чин полковника, а в 20-м году бежал в Чехию. В Праге он очень преуспел, хорошо устроился, был владельцем крупной кинопрокатной компании, которая называлась «Меркур-фильм». Прокатывал он, в основном, советские и французские фильмы и очень разбогател на этом. Считался там миллионером, человеком аполитичным… Сухоручко-Хосновский считал себя пострадавшим от немецкого фашизма, потому что немцы, оккупировав Чехию, запретили ему прокатывать советские и французские фильмы и предложили показывать немецкие, на чем он и погорел. Он разорился и требовал, чтобы при предъявлении претензий, когда возник вопрос о репарации перед Германией, советская власть учла его требования. Он посчитал, что гитлеровская Германия нанесла ему ущерб в несколько миллионов марок. Ему наобещали здесь, в КГБ, на эти обещания его и купили. Он, кстати, где-то весной 45-го года сформировал за свои деньги партизанский отряд и пошел в Татры навстречу советским войскам. Контрразведка Первого украинского фронта его пригрела, и он до входа в Прагу дал показания обо всех украинских «контрреволюционерах», которых знал. Сухоручко-Хосновский помогал СМЕРШу арестовывать их всех. А затем давал свидетельские показания. Его здесь использовали, он содержался не во внутренней тюрьме, а в двух комнатах следственного управления, имел даже денщика, который чистил сапоги. Его доставляли к нам в судебное заседание со всем почтением, и свои свидетельские показания он давал с гордо поднятой головой, после чего уезжал. А последним судили его. Как он бесновался! Вы себе представить не можете! Но ему вменили в вину ту же статью -- 54. 4. А конкретно то, что он своим бывшим начальникам, командующему армией и, кажется, командиру корпуса, регулярно посылал по килограмму сала. Это была его помощь международной буржуазии, за которую он получил десять лет.

-- Вот за что уважаю советскую власть, так это за то, что она никого не забывала…

-- Вы знаете, у нас в трибунале его очень не любили. Все, особенно секретари. Да и большинство членов трибунала терпеть его не могли за подлые показания. Когда его привезли судить, все явились смотреть, как он будет себя вести. Он, конечно, метался, как тигр в клетке, когда понял, что его обманули, подвели. Кричал, что все показания, которые он давал раньше, это ложь… Увы, было поздно.

Следующая публикация воспоминаний Григория Гинзбурга будет посвящена делам детей, дезертировавших с военных предприятий.

Возвращаясь к напечатанному

После публикации в «ФАКТАХ» статьи «В 1977 году накануне принятия нового Основного закона СССР Гелий Снегирев сделал публичное заявление: «Ваша Конституция -- ложь от начала до конца» в редакцию позвонил заведующий клиникой нейроонкологии Киевского института нейрохирургии доктор медицинских наук Владимир Розуменко и сообщил, что в материале допущен ряд ошибок. Так, по его словам, процитированные высказывания журналиста Владимира Лобаса о том, что в Институте нейрохирургии действовала в то время секретная лаборатория, не соответствуют действительности. В лаборатории вивария (и ныне действующем) проводятся опыты исключительно в научных целях и только над крысами. Владимир Давыдович также сообщил, что Гелий Снегирев поступил в Институт нейрохирургии с диагнозом «опухоль грудного отдела позвонка». В последующем был установлен диагноз «метастаз рака». Гелий Снегирев, согласно истории его болезни, находился на лечении в институте с 7 по 27 апреля и был прооперирован в операционной главного клинического корпуса профессором Виктором Семенович Михайловским. Покидая Институт нейрохирургии, находившийся под арестом Снегирев поблагодарил профессора и сотрудников за оказанную помощь.

ХРОНИКА ДОСТИЖЕНИЙ СОВЕТСКОГО НАРОДА

В 1918 году открылся Киевский государственный украинский университет.

В 1919 году начала свою работу Таллиннская государственная консерватория.

В 1919 году согласно декрету Совета народных комиссаров, организован советский цирк.

В 1919 года подводная лодка «Пантера» потопила возле острова Сескар новейший английский эсминец «Витториа», что стало первой победой советских военных подводников.

В 1932 году парашютист Б. Петров совершил первый в СССР высотный прыжок с высоты 5200 метров.

В 1938 году Верховный Совет СССР принял Закон о гражданстве.

В 1944 году Совет народных комиссаров УССР принял постановление о б открытии специальных детских домов для детей солдат и партизан, которые погибли во время войны.

В 1947 году впервые поднялся в воздух самолет «Ан-2».

В 1977 году состоялся первый полет истребителя «МИГ-29».

В 1980 году на экраны вышел фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит». Вскоре он был номинирован на премию Американской киноакадемии «Оскар».

В 1987 году Киеву присвоено почетное звание «Посланец мира», учрежденное ООН.

Текстовка: В 1967 году вступил в строй Бакинский метрополитен им. Ленина. На снимке -- станция метро «Укдуз»

НАД ЧЕМ СМЕЯЛИСЬ СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ

У биржи труда. -- Ну что, нашел работу? -- Нет, так и не нашел, а ты? -- Я нашел. -- Доволен? -- Да понимаешь, платят за нее не так много, но зато она вечная. Разжигать пожар мировой революции.

***

Кончилась гражданская война. Муж -- в армии, жена -- в деревне. Телеграмма жены мужу: «Надо сажать картошку. Некому вскопать огород». Телеграмма мужа жене: «Огород не трогай. Там зарыт ящик с винтовками». Телеграмма жены мужу: «Пришли из ЧК. Перекопали весь огород». Телеграмма мужа жене: «Вот теперь сажай картошку».