Психически больных пациентов кормили второсортными продуктами, начальство присваивало их личные деньги, а после смерти людей закапывали в землю без отпевания…
Могут ли те, кто доверил государству своих недееспособных родственников, быть уверены в том, что к ним относятся по-человечески? Пример психоневрологического интерната в селе Турья Ремета Перечинского района (Закарпатье) показывает, что отнюдь не всегда. Сейчас правоохранительные органы расследуют массовые злоупотребления в интернате, а его руководство находится за решеткой…
На следующий день после смерти пациента директор снял с его счета 75 тысяч гривен
В интернате около трехсот подопечных — это закрытое учреждение для психически неизлечимых мужчин. Часть из них полностью недееспособна, остальные — частично, однако все нуждаются в постороннем уходе. Пациенты интерната очень специфические — ни выразить протест, ни написать жалобу они не могут. Поэтому качество их жизни — питание, бытовое обслуживание, медицинские услуги — полностью зависит от наличия совести у персонала и руководства. Материалы уголовного дела, которое расследует Закарпатское управление СБУ, свидетельствуют, что руководство было совсем не против организовать за счет своих подопечных «семейный бизнес».
Как рассказали «ФАКТАМ» в пресс-службе Управления СБУ, информация о финансовых злоупотреблениях в интернате появилась еще в прошлом году. В июне 2010-го против директора интерната, замдиректора и его жены возбудили уголовное дело по статье «Завладение государственными средствами в особо крупных размерах, совершенное организованной группой».
Поставка продукции в интернат всегда проводилась на тендерной основе, но три года назад эта процедура была фактически монополизирована. 36-летний житель Перечина Тимофей Земцов (имя изменено) вместе с женой, частной предпринимательницей, каким-то образом нашли подход к директору интерната и убедили его, что на тендерах можно сделать очень неплохой бизнес. Супруги зарегистрировали семерых ближайших родственников и знакомых как частных предпринимателей, от имени которых подавали заявки на участие в тендере и подписывали договоры на поставку продукции. Печати и установочные документы предпринимателей находились у Виктории Земцовой (имя изменено). Во многих случаях люди даже не подозревали, что выиграли тендер и поставляют в интернат какие-то товары. Например, согласно бухгалтерским документам интернат закупал свинину у некоего предпринимателя по 48 гривен за килограмм. Сам предприниматель об этом не знал, в действительности мясо приобретали у местных селян по цене 23-29 гривен за кило. А разницу руководство клало себе в карман. Аналогично и с рыбой: по документам покупалась дорогая, на самом деле завозилась дешевая… В прошлом году в некоторых корпусах интерната поставили металлопластиковые окна. По документам их стоимость обошлась в 140 тысяч гривен. Когда же оперативники нашли фирму-поставщика, выяснилось, что ей заплатили всего 95 тысяч. В тендерах неоднократно пытались принять участие и настоящие, а не подставные предприниматели, поставлявшие в интернат продукцию в предыдущие годы. Однако их под разными предлогами «отфутболивали».
По-видимому, бизнеса на бюджетных средствах руководству интерната показалось недостаточно, поэтому оно положило глаз и на деньги своих подопечных. По закону директор одновременно является опекуном недееспособных пациентов, который имеет право распоряжаться их пенсиями (суммы здесь, правда, небольшие, поскольку больные полностью находятся на содержании государства), а также личными средствами. 1 июня 2008 года в интернате умер недееспособный пациент. Хотя с момента смерти опекунство автоматически прекращается, на следующий день директор снял с банковского счета умершего 75 тысяч гривен (его часть от проданной общей квартиры). Когда эта неприятная история выплыла наружу, директор объяснил, будто не знал о смерти подопечного, а деньги потратил… на благоустройство его комнаты. В интернате действительно есть отремонтированная палата с новой мебелью, однако в ней не жил ни покойный, ни другие больные. Палата фактически использовалась в качестве комнаты отдыха для медперсонала. Документы, по которой там проводился ремонт, оказались фальшивыми — значившийся в них предприниматель никакого ремонта не делал. Но это еще не все. Через некоторое время на могиле умершего установили памятник ценой 15 тысяч гривен, при том, что его реальная стоимость оказалась всего пять тысяч.
Летом прошлого года Тимофея Земцова, который и до этого вместе с женой занимался тендерами, назначили заместителем директора интерната. Хотя ни специального образования, ни управленческого опыта у него не было. После этого все поставки в интернат — начиная от канцелярских изделий и носков и заканчивая продуктами и углем — были взяты под тотальный контроль. Даже погребение умерших проводилось с помощью фирмы ритуальных услуг, зарегистрированной на супругу замдиректора. А цены там были немалые — венки, например, стоили от 200 до 250 гривен. В июне этого года директора интерната, заместителя и его супругу арестовали.
«Замдиректора закрыл меня на ключ в бухгалтерии. Когда приехали вызванные по телефону врачи, я лежала на полу возле сейфа… »
Согласно материалам следствия, инициатором и организатором тендерного «бизнеса» был заместитель директора. Интересно, что Тимофей Земцов является также помощником народного депутата Украины, председателем областной организации одной из политических сил и депутатом Перечинской районной рады. После возбуждения уголовного дела народный депутат неоднократно направлял в контролирующие структуры депутатские обращения относительно нарушения прав своего помощника. Однако проверки ничего подобного не подтвердили. Сам Земцов регулярно становился участником разнообразных скандалов, которые обращали на себя внимание местной прессы. Как утверждают работники интерната, свои специфические методы он перенес и на последнее место работы.
— Я проработала в интернате 23 года, — рассказывает бывшая паспортистка Ольга Ступак. — Никогда не имела с руководством никаких проблем, но с приходом нового замдиректора все изменилось. Он очень жестко обращался с людьми, мог уволить подчиненного ни за что… Я все время сидела в приемной директора, видела, кто к нему заходит, и это, по-видимому, не понравилось новому заместителю. Он перевел меня в бухгалтерию, а через несколько дней вызвал и предложил написать жалобу на проверявших интернат правоохранителей — будто они мешают работать и вымогают взятки. Я отказалась. Немного позже Земцов начал убеждать меня уволиться по собственному желанию, и тогда он, мол, постарается устроить меня где-то в райадминистрации. Я снова отказалась, после чего он пригрозил: «Пожалеешь». Началась травля. Однажды замдиректора просто закрыл меня своим ключом в бухгалтерии на полтора часа. Я стучала в дверь, просила выпустить, кричала, а он ходил по коридору и грязно матерился. На нервной почве у меня произошел гипертонический криз, но я все-таки успела вызвать по телефону скорую. Когда приехали врачи, я лежала на полу возле сейфа… Через полторы недели меня все равно уволили — за трехчасовой прогул, хотя я была на больничном, о чем есть справка. После этого Земцов запретил подчиненным под угрозой увольнения встречаться со мной даже после работы. Суд восстановил меня в должности, однако руководство интерната подало апелляцию, которая еще не рассмотрена. Замдиректора лично угрожал мне и велел забыть о работе в интернате. Потом на мой мобильник приходили sms-ки с угрозами. В этом человеке нет ни капли человечности…
— Вы помните историю с пациентом, со счета которого были сняты 75 тысяч?
— Да, я тогда еще работала. Когда мужчина умер, я в тот же день сообщила о данном факте директору, это входило в мои должностные обязанности. Как и когда он снимал со счета деньги — не знаю. Но через несколько дней директор вызвал врача и накричал на нее, почему она не предупредила, что пациент находился при смерти…
В корпусе для больных в нос ударяет запах пота от давно не мытых тел и нестиранных носков
Интернат расположен на окраине Турьей Реметы. Попытаться попасть на его территорию через центральный вход с предъявлением журналистского удостоверения — значит, в лучшем случае получить строго дозированную информацию. Решаю сначала осмотреть интернат со стороны, тем более что у подобных закрытых учреждений всегда должен быть «запасный выход». Сворачиваю с улицы на тропинку у леса, огибающую высокую бетонную ограду. Через несколько сотен метров вижу в ограде пролом. Судя по утоптанной почве, этим черным ходом пользуются очень часто, так что закрытым учреждение можно считать разве что условно. Перешагиваю через бетонное основание и оказываюсь на территории интерната. Сбоку от ограды — переполненные мусорные контейнеры, с кучами отбросов на земле. Слева — два заброшенных здания. В одном выбиты окна, дырявая крыша и неопределенного цвета растрескавшаяся штукатурка говорят о том, что его годами не используют. Второе тоже давно нежилое, с его стен осыпается кирпич, однако в оконные проемы вставлены новые металлопластиковые пакеты. На огромной, заросшей травой и кустарником лужайке ни души. Вдали виднеется несколько корпусов, от которых доносится музыка — советские хиты конца 80-х. Направляюсь туда. Перед корпусом по бетонной, раскаленной солнцем площадке ходит мужчина в спортивных штанах и затасканной футболке. Не обращая внимания на страшную жару, он быстро шагает туда-сюда, энергично жестикулируя и разговаривая сам с собой.
Захожу в корпус, и в нос мгновенно ударяет неприятный резкий запах пота от давно не мытых тел и нестиранных носков. В коридоре, стены которого наполовину выложены плиткой, расставлены металлические кровати. На одной лежит мужчина, выставив ноги в дырявых носках. Двигаюсь по коридору, заглядывая в палаты. Некоторые более-менее обустроены — с занавесками на окнах и прибитыми вдоль кроватей ковриками. В другие страшно заглядывать — ободранные до кирпича стены, проваленный пол, расшатанные кровати со сбитыми матрасами, на окнах — решетки из толстой арматуры. На меня хмуро глядит мужчина среднего возраста в расстегнутой рубашке. Металлическая дверь с внешним засовом свидетельствует, что это палата для буйных пациентов.
Выхожу во двор, чтобы перевести дух на свежем воздухе, и захожу в другой корпус. Это столовая — разбитая плитка, облупленная штукатурка, темные от влажности углы… За последние три года из областного бюджета интернату выделили 12 миллионов гривен, и у меня невольно возник вопрос: на что они были потрачены?
В коридоре админкорпуса — стенды с фотографиями из жизни интерната: выставки ручных работ, художественная самодеятельность… В одном из кабинетов за компьютером сидит работник, который на вопрос о руководстве отвечает: «Уехала в командировку в Ужгород. Будет, наверное, только вечером». По коридору проходят другие работники, но никто даже не интересуется, кто я такой и как сюда попал. Через открытые настежь ворота и пустую проходную выхожу из интерната на сельскую улицу…
С исполняющей обязанности директора Марией Гаджегой мне удалось пообщаться позже по телефону. Женщина была немногословной. Она сразу предупредила, что об уголовном деле ничего сказать не может, поскольку раньше работала заведующей подсобным хозяйством и тендерами не занималась.
— Скажите, кто сейчас поставляет в интернат продукцию?
— У нас новые поставщики, с которыми мы подписали договоры. В этом месяце будем проводить тендеры и на другие необходимые интернату продукты.
— А кто совершает опеку над недееспособными пациентами после ареста директора?
— В данное время никто, этот вопрос решается. Недееспособные пациенты пока что не получают пенсию, она накапливается на их счетах…
После возбуждения уголовного дела и последующих арестов события в интернате — главная тема для обсуждения в Турьей Ремете. В этом легко убедиться, зайдя в местное кафе. Подключившись к разговору селян и задав несколько вопросов, я услышал много интересного. Оказывается, психически больные пациенты спокойно выходят «на прогулку» в село, заходят в магазины и покупают, например, пиво. Их часто используют как дешевую рабочую силу на селянских огородах или на даче у руководства. Либо в качестве носильщиков — когда повара и санитары идут с работы домой, пациенты несут за ними полные сумки продуктов. Не всем такая свобода передвижения по душе, что вполне можно понять: в селе с участием пациентов интерната происходили даже кровавые инциденты. Во время последних выборов интернат также «отметился»: на избирательный участок привезли целый автобус больных. Было видно, что те не понимают, чего от них хотят, тем не менее свой гражданский долг они выполнили четко. Однако больше всего возмущает селян то, что умерших пациентов интерната хоронят без отпевания — их просто закапывают в землю. Получается, что несчастных людей даже провести в последний путь не могут по-христиански…
Узнать, насколько услышанное отвечает действительности, я решил в сельсовете.
— В селе говорят, что пациенты интерната свободно разгуливают по улицам, работают на селянских огородах и даже голосуют на выборах. А вот хоронят их без отпевания. Это правда? — спрашиваю председателя сельсовета Михаила Бигана.
— Фактически так и есть. Мы неоднократно поднимали эти вопросы на исполкоме. Был случай, когда пациенты интерната, выйдя в село, разбили голову местному подростку. Что касается похорон, то у интерната есть своя часть на сельском кладбище, на которой людей хоронят без отпевания. И об этом мы говорили на исполкоме. Умерших нужно погребать по-христиански, как делали всегда. Тем более что в селе есть три церкви разных конфессий, и их священники раньше отпевали «интернатных» совершенно бесплатно.
— А как насчет участия больных в выборах?
— Чтобы признать человека полностью недееспособным, нужна платная медицинская экспертиза и соответствующая справка. Денег у пациентов или их родственников нет, поэтому получается так, что у части людей недееспособность юридически не оформлена, а значит, они имеют право голоса. На последних выборах руководство интерната внесло в списки избирателей 195 пациентов. Большинство из них проголосовали на месте, а остальных на автобусе привезли на участок.
— Руководство сельсовета входит в опекунский совет интерната. Вы контролируете, как там распоряжаются деньгами больных?
— Мы проводили проверку за 2008 и 2009 годы. Поданный директором отчет использования денег не совпал с банковскими выписками, кроме того, нам не предоставили ни одного расчетного документа, который бы подтвердил, что за снятые со счетов деньги больных были куплены какие-то товары. Приблизительно такая же ситуация и с деньгами умершего пациента, которые были сняты после его смерти. Мы направили акт проверки в милицию, однако оттуда вскоре пришел ответ, что никаких нарушений в работе интерната не обнаружено. Данные акта заинтересовали лишь СБУ, которая проверяла тендерные закупки…
Увиденное и услышанное в Турьей Ремете производит удручающее впечатление. Чтобы обворовывать больных и беззащитных людей, нужно быть как минимум циником, не имеющим никаких нравственных убеждений. Впрочем, вина арестованных пока не доказана. Их защита вообще считает доводы следствия неубедительными.
— На мой взгляд, возбуждение уголовного дела было преждевременным, — говорит адвокат директора интерната Юрий Анисимов. — Инкриминированная сумма злоупотреблений — это разница в ценах, по которым поставщики покупали товар и по которым продавали его интернату. Это, собственно, и есть их доход, ради него они работают. Думаю, что эту сумму неправильно относить к убыткам, которые якобы потерпело государство. Я уже направил ходатайство приобщить к уголовному делу материалы предыдущих проверок и провести судебно-бухгалтерскую экспертизу. Обвиняемые свою вину не признают, и я не уверен, что инкриминируемые им преступления вообще имели место.
— А как насчет злоупотреблений с личными деньгами пациентов?
— Обвиняемым инкриминируют лишь нарушения по тендерным закупкам, никаких других обвинений им не предъявляли…
Следствие пока продолжается, после его окончания материалы передадут в суд. Процесс по делу психоневрологического интерната обещает быть самым громким за последние годы на Закарпатье.
974Читайте нас у Facebook
