Владимир Алеников: «Только благодаря дочери Юрия Андропова картину „Приключения Петрова и Васечкина“ сняли с полки»
Владимира Аленикова, профессора Лос-Анджелесского университета, сейчас приглашают на театральные постановки в Англию и Германию. Женщины зачитываются его романами. Созданному им на Одесской киностудии культовому детскому фильму «Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные» исполнилось 30 лет. Лента по-прежнему актуальна, как и ее продолжение — «Каникулы Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные», а также многочисленные сюжеты в «Ералаше» и мюзикл «Биндюжник и Король», созданный по «Одесским рассказам» Исаака Бабеля.
В Голливуде режиссер снял фильм «Пистолет (с 6 до 7.30 вечера)», отмеченный призами на международных кинофестивалях и ставший единственной американской картиной, которую отобрало жюри Монреальского кинофестиваля из 267 фильмов, представленных США...
«Все свои гонорары за переводы я угрохал на первый фильм»
— Владимир Михайлович, ваш путь в кино был неслучайным...
— Во всем виновата моя «генетика», — отвечает Алеников. — Дед, Владимир Михайлович Волькенштейн, являлся фактически первым теоретиком драматургии в Советской России, позже он разработал основы кинодраматургии. По его книгам до сих пор учатся студенты театральных вузов. У меня в мастерской висит фотопортрет Станиславского с дарственной надписью деду. Владимир Михайлович заведовал литературной частью МХАТа, работал с Мейерхольдом. Его пьесы ставились в Москве и Петербурге. Бабушка Мария Михайловна была пианисткой, окончила консерваторию по классу Римского-Корсакова и Бородина. Кроме того, моя юность выпала на потрясающую пору «шестидесятников». Шестидесятые годы ХХ века, «оттепель», нашими кумирами были совсем еще молодые Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава. Буквально ошеломлял Бродский, официально не признанный, но любимый, в компанию которого я попал совсем юным.
В 13 лет меня приняли в поэтический клуб «Дерзание» при Ленинградском дворце пионеров. Помимо того, я попал в единственный филологический экспериментальный класс, которым руководила замечательная писательница Наталья Долинина. Я жил стихами, поэзией...
И начинал я как поэт-переводчик, закончив романское отделение филфака Ленинградского университета. Первой публикацией стал перевод десяти стихотворений Пабло Пикассо для журнала «Иностранная литература» в 1970 году. Тогда случился скандал.
— Почему?
— Дело в том, что я — полный тезка своего деда. После той публикации ему стали звонить знакомые и удивляться, что же такое с ним, почтенным человеком, произошло, что он вдруг переводит Пикассо?! Дед страшно возмутился моим «вероломством», хотя я подписал переводы своим, а не его именем. С тех пор решил сменить отцовскую фамилию (Михаил Владимирович Волькенштейн был выдающимся биофизиком. — Авт.) и взял фамилию матери. Мама Стелла Аленикова — филолог, участница испанских событий 1937 года. У нее была трофейная кинокамера.
— Правда, что первый свой фильм вы сняли в 15 лет?
— Да. Той самой маминой камерой. Поехал на Финский залив и создал ленту по мотивам «Белого безмолвия» Джека Лондона. А первую свою полнометражку «Сад» закончил в 1973 году. Она без слов, звучит только музыка. На тот момент у меня были очень приличные заработки, вышло пять сборников переводов, платили хорошо — по рублю 30 копеек за строчку. Я чувствовал себя почти миллионером. Все свои гонорары — несколько тысяч рублей — угрохал на «Сад». Снимал на
Как-то после закрытого просмотра «Сада», куда можно было попасть только по спискам, ко мне подошли американские журналисты: «Мы хотим купить у вас права на фильм за 50 тысяч долларов. Послезавтра вы проснетесь знаменитым». Целые сутки метался по Москве, мучился. Все же решил: для меня важнее работать, а такие предложения — прямой путь за решетку. Впоследствии «Сад» демонстрировали трижды — по телевидению, на юбилейном вечере Дворжецкого и на моем
«Ералаш» стал для меня пропуском в кино«
— После фильма «Сад» неожиданно для всех я бросил успешно начавшуюся карьеру переводчика и поступил в Ленинградский театральный институт на режиссуру, — продолжает Владимир Алеников. — Так я стал театральным режиссером, но ни на минуту не оставлял мысли о кино. В советские годы работать кинорежиссером можно было исключительно с дипломами ВГИКа либо Высших режиссерских курсов. Мне крупно «повезло»: как раз в тот период кинорежиссеры-евреи уезжали из страны. Эмигрировали Евгений Фридман, Михаил Калик, Михаил Богин, Илья Габай. После такого «предательства» их фильмы подлежали изъятию из проката. Тогда же было принято негласное решение: не принимать на кинорежиссуру лиц еврейского происхождения.
— Но вам удалось?
— Увы, далеко не сразу. Я поступал трижды. Конкурс был сумасшедший, порядка 150 человек на место. Получал высшие баллы на творческих экзаменах — меня уже поздравляли с поступлением. Но затем вызывали к директору и сообщали, что я не зачислен. «Как не зачислен? Я же все сдал, у меня одни пятерки!» — «Ничего не можем сделать, в этом году на Москву не дали мест». — «А в прошлом году я поступал от Ленинграда, тогда на Ленинград, что ли, не дали мест?..» — «К сожалению, вам не везет. Что мы можем сделать? Обращайтесь к министру».
По поводу меня режиссер Александр Митта писал председателю Госкино. Даже сам Сергей Герасимов ничего не смог сделать. Короче говоря, в моем поколении я стал единственным евреем, в конце концов добившимся возможности работать в кино.
*Кинодилогия о Петрове и Васечкине, созданная 30 лет назад, по-прежнему любима зрителями
Снимая за свои деньги, я влез в колоссальные долги. Справиться с трудностями помогло знакомство с замечательным человеком, киносценаристом Александром Хмеликом, организовавшим тогда журнал «Ералаш». Вместе с ним я несколько лет проработал в качестве сценариста и ведущего режиссера. Для меня это было крайне важно. Во-первых, расплатился с долгами. Во-вторых, снял несколько десятков сюжетов и получил за них кучу наград на фестивалях. «Ералаш» стал для меня пропуском в кино. Собственно, оттуда родом Петров и Васечкин, сюжеты о которых я делал для детского киножурнала. Одесская киностудия предложила мне написать сценарий полнометражной картины с этими героями. Сразу же замечу: Васечкина я списал с себя, а Петрова — с друга моего детства Пети Брандта, впоследствии замечательного питерского поэта.
— Почему картину запретили?
— Директор творческого объединения «Экран» заявил: «Это не пионерская пластика, не пионерская музыка. И вообще: все это — американизмы». Затем высокое начальство выдало резолюцию: «Ленту никогда никому не показывать».
«В «Останкино» заявили: «Герои Бабеля с Молдаванки. Вот пусть они и будут не евреи, а... молдаване»
— Как же дилогии о «Петрове и Васечкине» удалось пробиться на экран?
— Это почти детективная история, — отвечает Владимир Михайлович. — Коллеги посоветовали обратиться к известным личностям: Дмитрию Кабалевскому, Наталии Сац, Сергею Михалкову, Анатолию Алексину. Те пытались заступиться за фильмы, однако ничего не помогало. Одесская киностудия самостоятельно отправляла картины на фестивали, где они удостоились ряда наград. Однако в СССР обе ленты по-прежнему лежали на полке. Тогда я пошел, как говорится, ва-банк. Решил поговорить с самим председателем Гостелерадио Сергеем Лапиным. Как ни странно, меня с ним соединили по телефону. Он, узнав, в чем дело, разгорячился: «Чему вы удивляетесь, голубчик? Фильмы-то очень плохие!» Я попытался возразить: «Они получили награды на международных кинофестивалях». На это в трубке раздалось оглушительное: «Нам Запад не указ! И вам не советую ориентироваться на заграничное мнение. Это они там специально дают хорошие призы нашим плохим фильмам. Это провокация. Кстати, вам всего 35 лет, еще не поздно поменять профессию». И бросил трубку. Вскоре выяснилось, что Лапин мои фильмы вообще не видел! Тогда я жутко разозлился.
В голову пришла шальная мысль — дойти до первого лица в государстве, до Юрия Андропова. Вспомнил, что дочь Андропова Ирина работает заместителем главного редактора журнала «Музыкальная жизнь». Через полчаса уже был в ее кабинете. Потребовались не абы какие напор и актерское мастерство, чтобы уговорить Ирину прийти со своими детьми на просмотр.
В тот же вечер я позвонил в приемную руководителя объединения «Экран» Бориса Хессина и уверенным голосом попросил секретаршу зарезервировать просмотровый зал. «Вы согласовали с руководством?» — дежурно спросили меня. «Не думаю, что будут возражения, — небрежно хмыкнул я, — этот просмотр устраивается для семьи Андроповых». Секретарша задохнулась: «Ах, вот как...» Через пять минут мне позвонил сам Хессин. Попросил объяснить, кто пригласил Андроповых. «Это я их пригласил, Борис Михайлович!» — гордо отрезал я и попрощался.
— Проблема разрешилась?
— Да. Уже на следующее утро мне позвонила заместитель Лапина Стелла Жданова: «То, что фильмы лежат на полке, это какое-то недоразумение. Мы просто ждали удобного случая. Через неделю у нас Международный день защиты детей, и обе ваши картины планируются к выходу в эфир по первой всесоюзной программе». Столь быстрой реакции я не ожидал — бросился в газетный киоск, купил «Правду». Там действительно сообщалось о премьере моих фильмов. Вдруг снова зазвонил телефон: «Это вас беспокоит Ирина Андропова. Извините, я никак не смогу приехать на просмотр, экстренное совещание», — произнесла она. «Уже не надо, Ирина Юрьевна, все в порядке, спасибо!», — радостно прокричал я в трубку. Так завершилось двухгодичное «хождение по мукам».
— Дальше стало работать легче?
— Я бы так не сказал, просто образовался некий «прорыв». Спустя время мне позвонили из «Останкино»: «У нас лежит ваша заявка на фильм „Биндюжник и Король“ по Бабелю. Еще хотите его делать?» Конечно! Приезжаю со сценарием на студию и слышу: «В таком виде мы не можем сценарий запустить». — «Не понимаю». — «Ну, сами подумайте, кто там у вас все эти персонажи. Они же у вас евреи». — «Во-первых, не у меня, а у Бабеля. А во-вторых, кем вы хотите, чтобы они были?» — «Есть предложение. Они же все с Молдаванки. Вот пусть и будут... молдаване». Я ушел из «Останкино», и больше ноги моей там не было. Картину «Биндюжник и Король» сняли на студии имени Горького. Ее отправили на фестиваль в Лос-Анджелес. Тогда меня впервые выпустили за рубеж.
Картина стала событием фестиваля. Толпы народа осаждали кинотеатр. Вышла куча рецензий. Причем, как американцы любят, с самыми восторженными комплиментами: это гениально, это шедевр! Не знаю, шедевр или нет, но это единственный пока в истории российского кино драматический мюзикл. С совершенно блистательными актерскими работами — Джигарханян, Гердт, Розанова, Карцев, Евстигнеев, Олялин... Татьяна Васильева получила за свою роль в этом фильме три приза на разных кинофестивалях.
— С «Биндюжника» началась ваша заокеанская карьера?
— Это, действительно, так. Картина значится во множестве энциклопедий, вошла в программу Лондонской Королевской киношколы наряду с «Балладой о солдате». Меня первым из советских кинорежиссеров пригласили на постановку в Голливуд.
— Не жалеете, что уехали в Соединенные Штаты?
— Как ни смешно это звучит, я никуда не уезжал: живу и работаю на два дома (в Москве и Лос-Анджелесе), две страны. Вроде бы, получается неплохо. Иногда работаю вместе с сыном Филиппом. Он окончил киношколу в Лос-Анджелесе, живет там и работает кинорежиссером. Уже снял несколько картин, в числе которых — довольно успешный «Голливудский мусор». Кстати, сын носит фамилию Волкен — укороченное от Волькенштейн.
У меня остается время и на литературное творчество: в сентябре презентация трех книг. По одной из них студия «Тритэ» Никиты Михалкова собирается снимать фильм. Надеюсь, весной 2014 года приступим к съемкам.
4607Читайте нас у Facebook
