«ты живешь здесь только по моей милости. Скажи спасибо, что не в тюрьме сидишь»
Последние события вокруг захваченных сомалийскими пиратами суден с украинскими моряками показали, что моряк — профессия очень опасная. Подписав контракты с иностранными компаниями, чтобы заработать денег, они рискуют не только попасть в плен к пиратам, но и стать заложниками интересов своих не очень чистоплотных работодателей. Украинский моряк, житель Севастополя Александр Марциоха, работая вторым механиком на судне «Orel» в Объединенных Арабских Эмиратах, стал жертвой непонятных действий судовладельца и бездеятельности украинского МИД и застрял в чужой стране без средств к существованию.
«Я только собирался прибавить обороты двигателя, как в машинное отделение вбежал старший механик и знаком показал: «Глуши мотор!»
С марта 2007 года Александр устроился через крюинговую компанию «Nord Service» в Объединенных Арабских Эмиратах вторым механиком на судне «Orel», принадлежащем фирме «Whitesea Shipping & Supply Co» в городе Хамрия.
- Наше судно постоянно было в работе, — рассказал Александр «ФАКТАМ» по телефону. — Хозяин компании беспрерывно сдавал его в аренду. В основном мы поставляли технику, оборудование, продовольствие на буровые вышки. На борту, кроме меня, были еще трое крымчан. Капитан, старший помощник капитана и старший механик. За время работы мы сдружились и понимали друг друга с полуслова. Поначалу компания обеспечивала нам нормальные условия — проживание в каютах на судне, приличное питание. Согревала и мысль о скором возвращении домой. Но все случилось не так, как мечталось. 8 июня прошлого года наше судно вернулось из очередного рейса из Индии. Плавание оказалось не из легких, на обратном пути все время штормило. Мы надеялись немного отдохнуть, да не получилось. Нам приказали готовить судно к очередному чартеру. Четыре дня корабль напоминал пчелиный улей. Все бегали, ремонтировали, спешили успеть к очередному отплытию и сдаче судна новым арендаторам. «Orel» был пришвартован в 20 метрах от офисного здания, расположенного у причала. Утром 12 июня к нам на судно пришел молодой кениец. В нашей компании он работал водолазом-аквалангистом, занимался чисткой кингстонов (отверстия с клапанами в обшивке подводной части судна. — Авт. ) и лопастей гребного винта. По правилам, когда водолаз работает, двигатель корабля включать категорически запрещено, и перед работой водолаз обязан развесить специальные таблички в машинном отделении с надписью: «Двигатель не запускать! Работает водолаз». Со старшим механиком Сергеем и кенийцем мы поднялись в рулевую рубку к капитану и старшему помощнику, чтобы обсудить план работ. Согласовав, вернулись на свои рабочие места, а кениец пошел чистить кингстоны. Ближе к обеду он поднялся ко мне (я работал на судне вторым механиком) и сказал, что начальство срочно посылает его на другое судно, а на наше он вернется на следующий день. Я сразу же доложил об этом старшему механику.
Ближе к концу рабочего дня к нам на мостик, где в это время находились я и старший механик, поднялись двое электриков и приказали запустить двигатель, чтобы проверить работу валогенератора и настроить его параметры. По их словам, такое указание им дал хозяин компании мистер Хаджи. По приказу старшего механика я с электриками спустился в машинное отделение, и мы вместе запустили двигатель. Только потянул на себя рычаг топлива, чтобы прибавить обороты двигателя, в машинное отделение вбежал старший механик Сергей и знаком показал: «Глуши мотор!» По его лицу было видно, что что-то случилось. Мы выскочили на палубу, где собрался уже весь обслуживающий персонал. На корме же стоял человек, обеспечивающий работу водолаза, со страховочными тросами в руках. Это означало, что внизу был водолаз. Мои ноги как будто приросли к палубе. Откуда он взялся? Почему никого не предупредил, что вернулся и продолжает работу? А электриков с того злосчастного момента я на палубе не видел.
Потом в порт приехала полиция. Осмотрели место происшествия, меня вместе со старшим механиком, капитаном и старпомом усадили в машины и увезли в участок, где всех оставили в одном кабинете. Мы долго сидели молча, не понимая, что произошло. Спустя час к нам зашли мистер Хаджи, двое следователей и еще двое то ли полицейских, то ли прокуроров. Все они были одеты в традиционные арабские белые одеяния. Один из них спросил меня по-английски: «Ты запустил двигатель судна?» Я ответил: «Да, я запустил двигатель… » Рассказать, почему и по чьей команде я это сделал, мне уже не дали. У арабов так заведено: если старшие люди разговаривают, их категорически воспрещено перебивать. Дальше нас допрашивали по отдельности, в разных кабинетах. И я, и старший механик прекрасно владеем английским в пределах необходимого для работы, а местные полицейские не могли и двух слов связать. Мы вообще не понимали друг друга. С горем пополам мне удалось рассказать, как все было. И о том, что двигатель я запускал по приказу электриков и указанию руководства (в отсутствие капитана старший механик имеет право принимать такое решение). Вечером нас отвезли в клинику, взяли анализ на наличие алкоголя в крови. По словам полиции, он якобы показал, что капитан и старший помощник были пьяны, а мы со старшим механиком трезвые.
На следующий день после очередного допроса Александра в наручниках и кандалах отвезли в порт, чтобы он показал тех электриков, которые просили его запустить двигатель. В офисном здании выстроили чуть ли не весь обслуживающий персонал порта. Александр сразу же узнал индуса Пателля и шриланкийца Субмана, но электрики заверили следователей, что их вообще в тот момент не было на судне.
- Я чувствовал себя, как животное в зоопарке, — говорит Александр. — Хоть никого не обвинял в случившемся, просто хотел доказать, что двигатель запустил по приказу. Когда следователь спросил, кто может подтвердить мои слова о том, что электрики приходили на судно и требовали запустить двигатель, я указал на нашего моториста Рэнди. Филиппинец написал в объяснительной, как все произошло, о том, что электрики, прикрываясь приказом руководства компании и порта, настоятельно требовали запустить двигатель.
- В тот день, когда погиб кенийский водолаз, из полицейского участка позвонил Саша и рассказал о случившемся, — вспоминает жена Александра Инна Марциоха. — Саша просил меня срочно связаться с консулом Украины в Объединенных Арабских Эмиратах. Мне удалось дозвониться до консула Русланы Носеровой только на следующий день. Я просила ее оказать нашим морякам всевозможную помощь. Пересказала ей слова мужа и просила предоставить переводчика — ведь ребята не понимали задаваемых им вопросов, а следователи не понимали их ответов. Руслана Хасановна попросила меня не беспокоиться и заверила, что выяснит все обстоятельства произошедшего и обязательно окажет посильную помощь. После этого разговора у меня как камень с души упал. Тогда я еще не знала, что она ничего делать не будет. Но уже через день, когда до консула дозвонились сами моряки, Руслана Носерова отказала им в помощи.
Консул Украины заявила морякам: «Вы предлагаете мне ехать к вам по такой жаре за 200 километров?»
16 июня прошлого года украинских моряков отпустили из полицейского участка под подписку о невыезде и ответственность судовладельца. Наши моряки жили в маленьком бараке на территории судовой компании. Во время следствия работать им на судне запрещалось, да и само судно находилось под арестом. Очередные попытки украинцев связаться с консулом тоже не дали результатов. А спустя несколько недель, когда морякам удалось дозвониться Руслане Носеровой, она спросила: «Вот вы мне скажите, что я могу сделать? Вы знаете, какая сейчас температура воздуха? Вы предлагаете мне ехать к вам по такой жаре за 200 километров?» Находящиеся в чужой стране граждане Украины остались наедине со своей бедой. На отчаянные просьбы найти хотя бы переводчика также был дан грубый отказ: «Ищите сами. Я ничем не могу вам помочь. У меня много более важных дел. И вообще, я не обязана заниматься делами первых встречных».
Все надежды на справедливость были разбиты. Спустя месяц дело передали в суд. Заседания несколько раз переносили из-за отсутствия переводчика у подозреваемых граждан Украины. По словам Александра, каждое судебное заседание длилось не более пяти минут. Капитан периодически ходил к мистеру Хаджи и долго с ним о чем-то беседовал. По его словам, судовладелец не хотел, чтобы на судебном заседании у украинского экипажа был переводчик, а без него судебное заседание было невозможно. Позже стало понятно, почему судовладелец препятствовал присутствию переводчиков в суде. Мистер Хаджи предоставил гарантийные документы, в которых обязался взять на себя все расходы и штрафы, назначенные судом. Эти гарантии дали ему возможность снять арест с судна, каждый день простоя которого оборачивался большими убытками.
- После очередного разговора с мистером Хаджи пришел капитан, — продолжает рассказ Александр Марциоха. — Он сказал нам: «Мы сами можем все объяснить на суде, так как владеем английским языком». Я, конечно, возражал. Ведь даже у индуса и шриланкийца были переводчики. Я же, сидя в суде, совсем ничего не понимал. Только на одном из заседаний судья спросил меня по-английски, считаю ли я себя виновным. Я ответил, что не считаю. И уже в тот момент понял, что все обвинения валятся на меня. 16 октября должно было состояться последнее судебное заседание, где должен быть зачитан приговор. За несколько дней до его вынесения к нам приехали адвокаты, которых нанял мистер Хаджи. Сказали, что нам не обязательно ехать в суд, мол, и так все будет хорошо. Что было на суде и чем все закончилось, мы узнали только через несколько недель.
Суд признал Александра Марциоху виновным в гибели водолаза — 20-летнего кенийца — и обязал выплатить семье погибшего 56 тысяч долларов (по местным законам, это так называемые кровные деньги). Только после выплаты всей суммы суд административного округа Шарж отдал бы Александру документы, без которых он не мог уехать домой. Капитану и старпому выписали штраф в размере 300 долларов каждому за то, что были пьяны на рабочем месте. Они оплатили штраф, забрали документы и через несколько дней вместе со старшим механиком уехали домой. А их коллега остался, так как судовладелец, мистер Хаджи, отрекся от гарантийного документа, ссылаясь на то, что это личные проблемы Александра. К тому же судовладелец обвинил второго механика в воровстве топлива. «А ведь без ведома капитана, который составляет все расчеты, украсть с судна топливо совершенно невозможно», — утверждает Александр. После отъезда коллег Александра переселили в старенький барак с дырами в крыше и стенах.
- Со временем меня поселили в другой домик, с нормальными условиями, — продолжает моряк. — Как-то встретил мистера Хаджи, и он сказал: «Ты живешь здесь только по моей милости. Скажи спасибо, что не в тюрьме сидишь». Я так растерялся, что ничего ему не ответил. Меня переполняла злость. С тех пор живу в порту, как привидение. Мной никто не интересуется, никто не замечает. Проснусь утром, выйду на улицу — а чего вышел, не знаю. Последние деньги потратил на поездки в суд и к консулу. Сижу без гроша в кармане. Без документов на работу не берут. Из чего же я буду выплачивать этот не по справедливости присужденный мне штраф? Дома ждут жена и семилетняя дочка. Больше всего меня удручает даже не столько мое нынешнее положение, а то, что я ничем не могу им помочь. Осталось загадкой, почему со мной так поступили. Почему не помог консул? Недавно я узнал, что из дела пропали показания моториста Рэнди и справка, подтверждающая, что я был трезв в тот злополучный день. А ведь эти документы мне удалось достать в суде, и я сделал все необходимые копии. Но что с ними делать дальше, как добиваться правды, я не знаю. Нанять адвоката здесь не могу — его услуги стоят свыше 100 долларов в час.
Инна Марциоха вот уже полгода обивает пороги Министерства иностранных дел, Секретариата Президента, Комитета Верховной Рады по правам человека. Отовсюду приходят отписки. Министерство иностранных дел отписывается, опираясь на отчеты своего консула, которая отказала морякам в помощи и даже не разобралась в ситуации.
- К нам никто не обращался, когда шел суд, — заявила «ФАКТАМ» генеральный консул Украины в Объединенных Арабских Эмиратах Руслана Носерова. — Только когда было вынесено судебное решение. Компания, в которой работал Марциоха, предоставила ему адвоката, значит, его права как гражданина Украины нарушены не были. Суд вынес решение о том, что этот человек виновен, на основании показаний, которые давал он лично. Он сам их подписывал. Суд мог приговорить Александра Марциоху к нескольким годам лишения свободы, но он заверил, что выплатит присужденный штраф. (Как Александр мог дать такое обязательство, если на заседании суда, когда зачитывался приговор, его не было? — Авт. ) Никто из экипажа не обращался с просьбой предоставить переводчика. Я созванивалась с директором компании, в которой работал Александр, и тот мне ответил, что если после решения суда он был готов выплатить эти деньги, то потом стало известно, что экипаж воровал топливо в крупных размерах, и директор от выплаты штрафа отказался.
Может, владелец компании потому и не хотел, чтобы у украинского экипажа на допросах и судебных заседаниях был переводчик, что моряки могли бы узнать много лишнего и защитить себя. Видимо, поэтому и о решении суда экипаж узнал только через две недели после его вынесения — за это время судовладелец продумал, что делать, чтобы не платить обещанные деньги. Кстати, под документом, в котором шла речь о том, что украинский экипаж на протяжении длительного времени воровал топливо, вследствие чего нанес судовладельцу большой ущерб, подписались все, кроме Александра. И спустя несколько дней уехали домой, не возместив судовладельцу убытки. Похоже, что последний в этом не нуждался, так как признание факта кражи стало оправданием невыполнения взятых им на себя обязательств и сделало невозможной подачу Александром апелляции.
Инна Марциоха продолжает обивать пороги чиновников, семилетняя дочь постоянно спрашивает ее, когда наконец вернется папа. И на этот вопрос нет ответа. Похоже, просить помощи и защиты у нашего консульства смысла нет.
- После бесплодных попыток добиться помощи от МИД я обратилась в «Профсоюз моряков Украины», — говорит Инна Марциоха. — Они тоже просили помощи в МИД, но в Департаменте консульской службы им ответили: «Поймите, как сложно молодой девушке работать одной в мусульманской стране». Но, позвольте, зачем же направлять на работу генконсулом такую беспомощную девушку? Ей там сложно работать? А моему ребенку, который уже второй год не видит своего отца и вспоминает его, только когда смотрит фотографии, легче?
488Читайте нас у Facebook
