Марк Фейгин: "Савченко однозначно выйдет из российской тюрьмы. Но надо уметь ждать и терпеть"
На 15 сентября в Донецке Ростовской области России назначены предварительные судебные слушания по делу Надежды Савченко. О перспективах процесса и дальнейшей судьбе Героя Украины, народного депутата и члена Парламентской ассамблеи Совета Европы Надежды Савченко «ФАКТАМ» рассказал ее адвокат Марк Фейгин.
*Марк Фейгин
— Итак, суд все-таки состоится в Донецке, а не в Москве. Это было предсказуемо… Вы, адвокаты, зная наперед результат требования перенести его в Москву, подали соответствующую бумагу, выполнив свою процессуальную обязанность. И получили отказ. Теперь-то можете объяснить подробно нашим читателям, чем суд в Донецке «ущербнее» суда в Москве?
- Суд в Москве имел бы меньшую степень изоляции. Донецк — это ведь провинция. В Москве к судам приковано бОльшее внимание СМИ. Такая степень публичности, которую мы поддерживали на протяжении года с лишним, была бы больше обеспечена в Москве, чем в Донецке Ростовской области. Надо понимать, что такое Донецк…
Это маленький городок. 50 тысяч жителей. На границе с Украиной. Туда даже адвокату доехать не просто, не говоря уже про СМИ и членов иностранных диппредставительств, международных правозащитных организаций.
Это приграничная зона. Мы не знаем, вот сегодня они пускают СМИ и дипломатов, а завтра перестанут пускать. Право такое у них есть. Это практически граница. И там действуют законы приграничной зоны, в которой иностранцам надо находиться по специальным разрешениям.
— Интерес к процессу со стороны СМИ, общественности, украинских дипломатов ощущается?
- Интерес у мировых СМИ к процессу в Донецке велик. 30 июля 2015 года было достаточно много журналистов. Некоторые ночуют в той же гостинице, что и мы, в Каменск-Шахтинском, что в 30 километрах от Донецка. Там, кстати, и миссия ОБСЕ обосновалась. Кто-то из журналистов селится в других городах, рядом. В Донецке есть гостиницы, но это почти что ночлежки. Там нет, вероятно, WI-Fi, других привычных вещей, там просто неудобно.
Так что я не могут пожаловаться на отсутствие внимания к процессу. По крайней мере, 30 июля было много представителей СМИ. Несмотря на лето, жаркий июль. Температура в Донецке 30 июля достигала плюс 35. Внутри судебного зала пока снимать было нельзя, потому что предварительные слушания по УПК РФ закрытые. Потом, в первый день рассмотрения дела по существу, будет решен вопрос о присутствии в зале журналистов. Ну, камеры, как обычно, будут снимать начало каждого заседания, вести так называемую протокольную съемку и конец процесса — оглашение приговора. Можно записывать процесс на диктофоны, можно пишущим людям сидеть. Но фотографировать запрещено.
Что касается дипломатов и украинских политиков. Да. Присутствовал Ковтун — представитель консульства Украины на Юге РФ, которое базируется в Ростове. Оно занимается вопросами беженцев, отношениями с пограничными службами России, с органами российской власти не местах.
Депутаты? В этот раз не было, но они будут. Из «Батькивщины» точно. Ряд судов, которые проходили в Москве, они посещали.
— Надежда — член партии «Батькивщина». Возможен ли приезд на суд лидера партии Юлии Тимошенко?
- Тимошенко никогда не говорила, что лично приедет на суд. Она говорила, что депутаты от «Батькивщины» будут на суде. Но, не скрою, вопрос приезда на суд самой Юлии Владимировны мы обсуждали с депутатами от «Батькивщины». Вся проблема в том, что в отношении нее в РФ возбуждено уголовное дело (по газовым контрактам). Это было еще в период правления Януковича, и сейчас непонятен статус этого дела. Фемида российская очень ангажирована, и кто знает, чем закончится этот визит. Ее могут просто арестовать…
— А у вас были основания оспаривать подсудность «дела Савченко», чтобы ее судили в Москве, а не в Донецке?
- Конечно. Остановлюсь подробно. У Савченко три обвинения: 332 ст. ч. 2 УК РФ «Незаконное пересечение границы» (легкая статья, максимальное наказание — до 2 лет лишения свободы) и два обвинения по особо тяжким статьям. Это ст. 105, ч. 2 «Соучастие в убийстве двух и более лиц» по эпизоду Волошина — Корнелюка. Причем ее уже обвиняют в соучастии в убийстве не журналистов, исполнявших свои профессиональные обязанности, а просто граждан РФ (поэтому, на основании ст. 12 УК РФ, ее и привлекли, пользуясь формальным поводом, к уголовной ответственности именно в России). И еще одно обвинение — «Покушение на убийство двух и более лиц». Та же часть той же статьи. Поскольку, как утверждает следствие, при обстреле из 120-мм орудия в районе поста ГАИ в поселке Металлист могли погибнуть еще пять мирных граждан Украины, которые не погибли, потому что отбежали от места обстрела.
Так вот, подсудность, конечно, могла быть выбрана в Донецке, где Савченко, якобы, переходила границу, но также и по месту «совершения тяжких преступлений». Эти более серьезные обвинения относятся к территории Украины. Вне пределов России. Поэтому мы, адвокаты, настаивали на том, чтобы суд был в Москве. Не судить же ее в Луганске.
В Москве находится орган следствия, а он может пригодиться в ходе процесса. Мы могли бы вызвать экспертов, дававших заключение по делу, а они все москвичи. Свидетели также либо большей частью москвичи, либо граждане другого государства. Им же проще приехать в Москву, чем в Донецк Ростовской области.
Защита тоже москвичи, а не жители Ростовской области. Савченко содержалась именно в московских СИЗО «Печатники» и «Матросская тишина». Дипломатические представительства Украины тоже в Москве… И это должны были учесть при выборе подсудности.
Смысл выбора Донецка российскими властями — политический. Увести процесс подальше от внимания наблюдателей, как международных так и консульских представителей. В маленьком городке это сделать проще. Ну и есть некая символическо-пропагандистская задача. «Мы ее осудим в Донецке, а не в Москве. Само слово «Донецк» — символ «сопротивления киевской хунте». Не все же в России понимают, что это не украинский Донецк, а российский Донецк.
То есть подсудность выбиралась, чтобы как можно меньше наблюдателей могли на суд попасть. Вот вы сотрудничаете с газетой «ФАКТЫ». Одно дело вам приехать в Москву, другое — в Донецк Ростовской области. Тысяча с лишним километров по России. И это еще не сам Ростов. Это от Ростова еще 167 километров в сторону украинской границы ехать. Кто поедет?
Плюс преимущество власти в том, что процессом можно будет как-то управлять с точки зрения подачи информации в российские СМИ…
— Вы как адвокаты ощущаете на себе давление, моральное, психологическое, находясь в Донецке?
- Ну, представьте, Донецк — это перевалочный пункт для перехода в Украину, в Луганскую область, так называемых российских «добровольцев», «боевиков», как угодно их назовите, а также «профессиональных отпускников».
Это анклав — район Донецка. Если посмотрите на карту, с трех сторон его окружает так называемая «Луганская народная республика». Мы не исключаем, что в Донецке могут быть какие-то неконтролируемые ФСБ люди или группировки. Собственно, власть, наверное, не заинтересована в посягательствах на нас.
И надо сказать честно: здание суда, в котором 30 июля 2015 года начинались предварительные слушания, достаточно серьезно охранялось. В этот день в Донецком горсуде других процессов вообще не было. Периметр суда окружила полиция, был также спецназ, взрывники, снайперы. Но все равно никто не гарантирует нам полную безопасность. Это еще одно свидетельство того, что судить надо было в Москве.
Плюс процессуальная вещь. В России суды 1-го уровня начали рассматривать такие дела по ст. 105 УК РФ только с этого года. То есть Донецкий горсуд НИКОГДА не рассматривал подобные дела. Раньше такие дела передавали только в федеральные суды (например, в Ростовский областной). Судья Донецкого горсуда Степаненко никогда не рассматривал такие дела. Он вел процессы по незаконному переходу границы, по контрабанде, но не вел дел по умышленным убийствам двух и более людей в специфических условиях так называемой «ЛНР». Возникает вопрос: а юридически-то он достаточно квалифицирован, чтобы рассматривать это дело?
— На секунду вернемся к вопросу личной безопасности адвокатов. Мы видели фото в сети, как вы, Марк, идете по коридору с бронежилетом… Это что?
- Это не в суде. Это гостиница в Каменск-Шахтинском, где мы живем. Мы, действительно, брали с собой в суд наши личные бронежилеты. Фото, конечно, ироничное. Но мы показываем, что мы находимся в условиях совершенно небезопасных. Ведь в 2,5 километра от места, где сделано фото, в Изварино, в прошлом году были тяжелые бои. Изварино — это пограничный пункт на границе РФ и Украины. Российские СМИ писали, что до Донецка оттуда долетали шальные снаряды… Еще раз хочется спросить риторически: «Зачем надо было устраивать суд именно здесь»? Мы не боимся. Мы как защита не выбираем условий, мы выполняем свой долг. Мы будем защищать Савченко, даже если ее будут судить в Луганске. Но мы показываем всю абсурдность ситуации.
— Если будет апелляция на приговор — следующий суд пройдет в Ростове? А потом в Москве?
- Да, апелляция в Ростове. Вторая инстанция. Потом — кассация в президиуме Ростовского областного суда. А надзорная инстанция — это Москва. Верховный Суд РФ…
— Надежду должны будут привезти в Москву?
- Да. Но мы надеемся, что после апелляции пройдет несколько месяцев, приговор вступит в законную силу и можно будет вернуться к Соглашению о правовой помощи между Украиной и РФ (оно, кстати, не денонсировано. — Авт.) и, возможно, удастся достигнуть договоренности, чтобы Савченко по запросу Украины отправили отбывать наказание на Родину.
— А Европейский суд по правам человека?
- Суд в Страсбурге может подключиться уже после апелляционной инстанции. Как только приговор вступил в законную силу можно обжаловать его в Европейском суде.
— Марк, в сети давно обсуждают, как долго продлится судебный процесс над Савченко. Вам как адвокатам, что выгоднее? Чтобы процесс прошел быстрее (потому что, как сказал ваш коллега адвокат Новиков, «приговор уже написан») или дольше, чтобы подробно показать общественности всю абсурдность судилища?
- Хороший вопрос. Это вопрос тактики, здесь нет однозначного ответа. Все зависит от того, как поведет себя суд. Если суд будет удовлетворять наши ходатайства (ну, например, о новой экспертизе по телефонному биллингу), и если это приведет к тому, что в деле будет присутствовать экспертиза, доказывающая невиновность Савченко, а также то, что она была в плену, когда погибли Волошин и Корнелюк, тогда мы будем приветствовать такое «затягивание», потому что оно будет в интересах нашей доверительницы. Если суд будет идти навстречу нашим ходатайствам, то не имеет значения, за неделю процесс пройдет или за месяц. И что это меняет? Надежда уже отсидела год с лишним — с 17 июня 2014, когда попала в плен.
Мы за то, чтобы максимально широко, открыто и транспарентно исследовать все доказательства виновности-невиновности Савченко, проведя для этого надлежащие экспертизы, допросив свидетелей. Ведь мы можем ходатайствовать о допросе российских «экспертов», которые проводили безумные экспертизы «с мачтой», на которую Надежда якобы «залезла», чтобы «корректировать огонь». Или, например, мы можем ходатайствовать о допросе Плотницкого, который дал показания против Савченко. Нам бы очень хотелось вызвать его в суд. Если будет стоять вопрос продлить процесс еще на несколько дней и привезти Плотницкого, чтобы он дал показания, или свернуть процесс, тогда время для нас не имеет значения. Для нас важно, чтобы суд всесторонне разобрался и вынес справедливое, с нашей точки зрения, решение о невиновности Савченко.
Но если судья будет опять гнать процесс, игнорируя права защиты на полное и всестороннее освещение дела, для нас тоже уже не имеет значение, за неделю проведут суд или за три недели. Это уже ничего не изменит.
— В системе доказательств невиновности Савченко защита очень много строит на биллинге ее переговоров в Луганской области. Украинские операторы сотовой связи предоставили материалы, показывающие ее перемещения, согласно которым Саченко на момент убийства журналистов давно была в плену, в центре Луганска. Российская же сторона говорит, что не доверяет информации украинских сотовых операторов. Будете ли вы обращаться к независимым европейским экспертам, чтобы они подтвердили данные украинских сотовых операторов?
- Это очень важно. Российская сторона НЕ ВПРАВЕ утверждать: доверяет ли она данным украинских сотовых операторов, или нет. Соглашение о правовой помощи между РФ и Украиной (1993 г.) не ставит вопрос о доверии или недоверии украинской стороне, участнице соглашения. Потому что все процессуальные действия на территории Украины Россия сама не может производить. Не важно, касается ли это экспертизы, выемки документов, проведения следственного эксперимента. Сотрудники СК РФ не могут поехать в Луганск и провести там следственные действия. У них нет такого права. Это будут недостоверные доказательства по делу. УПК (уголовно-процессуальный кодекс. — Авт.) распространяет свое действие в этой части только на территорию РФ. И поэтому все, что получено в ходе следствия Генпрокуратурой Украины и передано российскому следствию, априори является надлежащим доказательством. Это даже не обсуждается. Поскольку преступление «совершено» на территории Украины, все процессуальные доказательства украинской стороны невозможно ставить под сомнение. Нет альтернативных способов получения процессуальных доказательств по делу, кроме запроса украинской стороне российским следствием, что и было сделано в форме официального запроса, отосланного Россией Украине. Украина собрала доказательства по делу и предоставила РФ.
Независимая европейская экспертиза — это уровень международного, а не внутрироссийского расследования. Еще раз повторю, что у российского законодательства нет практической возможности отметать доказательства Украины просто потому, что это Украина с которой у РФ существует конфликт, мягко говоря.
Притом российская сторона и не хочет никаких международных экспертиз, опираясь не на право, а на политические соображения, используя доказательства своих «экспертов из ФСБ».
— Интересно, как донецкий судья возьмет и плюнет на право и отметет доказательства украинской стороны относительно биллинга телефона Савченко?
- А очень просто. Оценка доказательств. Он скажет, что эти доказательства не убедительны по сравнению с доводами, которые привело обвинение. Обвинение же уже заявило официально, что считает биллинг украинских сотовых операторов некорректным. Они не проигнорировали доказательства украинской стороны. Просто сказали, что «вышки стояли не там, где следует». А, между прочим, сотовая компания, давшая биллинг Савченко, — это МТС Украины. МТС Украины — это российская компания. С какого перепуга, спрашивается, вы не доверяете МТС, принадлежащей г-ну Евтушенко? Украинская МТС — это его «родная дочка».
Биллинг — это следствие работы робота. Какие робот данные выдал, такие данные МТС и предоставили следствию России. Биллинг нельзя корректировать, потому что точки триангуляции, в которой находилась Савченко, автоматически отражены через этот биллинг. Это не только фиксация звонков, но и место расположения телефона Савченко, который все время был при ней до момента, когда ее привезли в центр Луганска в качестве пленницы.
Но помимо биллинга есть и другие доказательства невиновности Савченко. Это прежде всего видеозапись момента захвата ее в плен.
— Вот я хотел про нее спросить. Ведь сейчас в России пытаются эту видеозапись дезавуировать как вещдок. Там, кажется, даже пытались перемонтировать тайм-код.
- Да, пытались перемонтировать тайм-код, то есть покадровое время, когда Надежду Савченко взял в плен Егор Русский. Он снимал этот момент. Но там есть еще одна экспертиза — астрономическая. На записи виден угол, под которым падают лучи солнца. И было совершенно четкоустановлено, что это между 10.00 и 10.30, а погибли российские журналисты в 12.00. Это установлено медэкспертизой, и это невозможно отрицать.
— Ну и здесь, видимо, донецкий судья скажет, что по его оценочному мнению это не является надлежащим доказательством…
- Наверное. Я с 2012 года уже сталкиваюсь с тем, что российские суды не основываются в своих решениях на объективных данных, когда это им невыгодно. Вот когда судам надо, они активно используют биллинг телефона, а когда нет — отметают как ненадлежащее доказательство.
— Прошло сообщение, что министр иностранных дел Украины Климкин не исключает возможности обмена российских военнослужащих (которых судят как террористов), капитана спецназа Ерофеева и сержанта Александрова, на Савченко и Сенцова. Как вы оцениваете реальность такого обмена?
- Здесь есть правовые основания для обмена на основе Соглашения о правовой помощи. После вступления решений судов по Ерофееву и Александрову, а также Савченко, в силу, по взаимному запросу сторон осужденные могут быть отправлены отбывать наказание в своих странах. Почему я считаю, что только Савченко могут обменять на Ерофеева и Александрова (оставив за скобками Сенцова, Кольченко и других)? Здесь есть некая понятийная вещь. Савченко — военнослужащая, была взята в плен практически под поселком Счастье, под Луганском, где были захвачены и Ерофеев с Александровым, тоже военнослужащие. Здесь есть некий паритет, баланс, некий инструментарий для обмена. Военных — на военных. Сенцов и Кольченко проходят по другой схеме. Их арестовали в Крыму. Есть дискуссия, имели ли они российское гражданство на момент задержания или нет. Если они его получили — Россия даже не вправе отдавать их в Украину отбывать наказание. Там ситуация неоднозначная. Говорят, что в Крыму тех, кто вовремя не отказался от российского гражданства, просто волюнтаристски им наделяли. Возможно, они граждане Украины. Тогда этот вопрос дискуссионный. Но пока надо обменять хотя бы Савченко. Потом — остальных.
— Марк, вам не кажется, что Александров и Ерофеев не настолько «тяжеловесны» для обмена, как Савченко, которая стала символом сопротивления Украины российской агрессии? Есть версия, что Путин готов поменять Савченко на что-то более серьезное, чем двое неизвестных военных (это же не «условный Кобзон»). Например, на смягчение западных санкций. Могут ли ЕС и США смягчить санкции против путинского режима, если идет речь о Герое Украины?
- Я согласен, что обмен представляется неравнозначным. Возможно, так считает и Путин. Зачем менять на такого заложника двух военнослужащих, которых у Путина сотни тысяч? Поэтому я не думаю, что будет такой прямой обмен. Как в фильме «Мертвый сезон», на мосту, Пауэрса на Абеля… То есть речь идет о каких-то больших переговорах, либо в «нормандском формате», либо в «женевском формате», в которых вопрос Савченко будет частью какого-то другого большого обмена. Возможно, это будет вопрос санкций, возможно, Крыма, новой дорожной карты по преодолению кризисных отношений между РФ и Западом. Хотя, я думаю, что Запад будет очень жестким в этих переговорах… Но для меня как защитника не имеет значения, как ее освободят: в рамках прямого обмена или пакетного соглашения.
— Марк, предположим, суд состоялся и Савченко, как вы пишете в «Твиттере», для внутрипропагандистских целей дали «на полную катушку». Сколько времени она проведет в СИЗО и на зоне не понятно. Вы с ней общаетесь, ее видите. Скажите, она нравственно, морально готова сидеть долго?
- Я скажу так. Она готова к отбытию срока в российской тюрьме и зоне, но не хочет этого. Она по природе человек импульсивный, энергичный, беспокойный, очень тяжело переживающий несправедливость по отношению к себе. У нее может не хватить терпения… Терпение — не самое сильное ее качество…
Как говорят, «В России, чтобы победить, надо жить долго». Надо ждать и терпеть. Мы, защита, приковали к ее судьбе такое внимание мира, что Надежда не может не выйти из российской тюрьмы. Это однозначно. Это может случиться сразу после вынесения приговора, а может и через полгода… Надо уметь ждать. И не сворачивать с пути. Если она «поплывет», власть тут же этим воспользуется и попробует выжать дополнительные дивиденды от обмена. Власть заинтересована, чтобы унизить человека, в том числе Надежду, чтобы она выглядела не героем, а униженным слабаком, который сопротивлялся, но все равно оказался таким же, как все.
Если Савченко даст слабину, она станет не героем, а обычным зеком, которого, да, осудили «по беспределу», но который сдался, сломался.
Если Надежде удастся выдержать некое неопределенное время, не сдаться, она поможет себе и другим. А она хочет помочь другим, тем, кто безвинно томится в российских тюрьмах — Сенцову, Карпюку, Кольченко и всем другим. По крайней мере, она об этом говорит.
— А если терпения не хватит, может она признать свою вину, «оговорить себя»?
- Нет. Но она может пойти на какой-нибудь компромисс. Любой компромисс будет только в ущерб ее позиции. Например, есть вариант помилования. Ты пишешь прошение о помиловании на имя президента Путина. Я лично не вижу в этом ничего дурного. Если ты гарантированно выходишь, не «сливая» никого, и объясняешь свою позицию в СМИ. Я честно говорю, что к этому отношусь с пониманием. Это политический компромисс, но не компромисс со своей совестью. Но Савченко уже заявила, что не будет писать прошение о помиловании…
— И несколько коротких вопросов. Как обстоят дела с ее книгой?
- Первая книга уже вышла в Украине, в Киеве, в первом издании — «Сильное имя Надежда». Вот сейчас Илья Новиков принесет мне ее.
— А Надя уже получила первый экземпляр книги?
- Наверное, нет. Книга вышла буквально несколько дней назад…
— Савченко имеет какой-то доступ к информации, телевидению, газетам — российским, украинским?
- Нет. Всю информацию сообщаем мы, адвокаты. И еще письма. Правда, сейчас с доставкой временная проблема…
— Какое-то время Надежда, возможно, проведет в колонии. Защита будет следить за ее жизнью там, условиями, отношением к ней?
- Я не думаю, что она скоро окажется на зоне. В сентябре, а возможно даже в октябре, огласят приговор. Потом мы подадим апелляцию, которая будет рассмотрена в лучшем случае в ноябре, а то и в декабре. Она будет все это время находиться в СИЗО № 3, в Новочеркасске, где и сейчас. Если попадет в колонию? За этот год мы, адвокаты, смогли сделать так, что с нее «сдувают пылинки», к ней боятся подойти, ее называют на вы, что в российской тюремной системе вообще нонсенс. Почему? Потому что она — делегат ПАСЕ, народный депутат Украины, Герой Украины, медиаперсона.
Если бы она попала в колонию, я не думаю, что это был бы Магадан. За Уралом не так много женских колоний. Скорее, это была бы европейская часть России. Мы, адвокаты, наладили бы контроль, наняли бы местных адвокатов и правозащитников. Это нам по силам. Но, главное -- это не наше физическое присутствие, а именно то публичное внимание к ней, которое позволяет ей оставаться в некоем фокусе международных наблюдателей, консульских представителей, которые обеспечивают ей «зонтик безопасности». И это была одна из задач защиты, которую мы выполнили. Ни физическое насилие, ни унижение, ни выпадение из поля международного внимания Надежде Савченко уже не грозит.
979Читайте нас у Facebook
