Директор института сверхтвердых материалов имени бакуля академик николай новиков: «самым лучшим угощением для президента академии наук ссср мстислава келдыша была редиска — и обязательно с хвостиками»
Первый выпуск студентов политехнического института состоялся в 1903 году. Председателем экзаменационной комиссии тогда был автор периодической системы элементов Дмитрий Иванович Менделеев, что свидетельствовало о высоком уровне вуза. В эти же годы деканом инженерного факультета и заведующим кафедрой мостов работал профессор Евгений Оскарович Патон.
Прославляли свою альма-матер и студенты. Имена выпускников института — авиаконструктора Игоря Сикорского, конструктора ракетно-космических систем Сергея Королева, академика Бориса Патона — известны всему миру…
«Толя Мокренко учился на нашем горном факультете. Учился хорошо, но еще лучше пел!»
Бывший комсорг КПИ, позже секретарь Киевского горкома комсомола Владимир Павловский поступил в вуз в 1947 году. Тогда левое крыло главного институтского корпуса, сгоревшее в годы войны, еще не успели восстановить. Разрушенной была и Большая физическая аудитория. Сохранились только перекрытия, на которых соорудили подобие крыши, приспособив здание под временное студенческое общежитие. Сюда вместе с другими студентами поселили и первокурсника Володю Павловского.
— Владимир Фомич, какой факультет избрали вы?
— Теплотехнический. Меня прельстили реактивные двигатели и турбины. «За этим будущее!» — подумал я и подал документы в приемную комиссию. За три дня сдал 12 экзаменов: алгебру, геометрию, тригонометрию, физику, химию, украинский язык и литературу (все письменно и устно)… Но потом выпускников-тепловиков разобрали кого куда. Так что не все попали на Байконур, условно говоря.
— О знаменитом студенте КПИ — академике Сергее Королеве какие-то байки ходили?
— В те годы Сергей Павлович был полностью засекреченной личностью — никто не знал, ни где он родился, ни где крестился, ни где учился, даже фамилии его не слышали. Впервые информация о том, что выдающийся советский ракетостроитель закончил КПИ, появилась в буклете, выпущенном к 75-летию Политеха, в 1973 году. Но это произошло уже после смерти академика Королева.
— В 1948 году КПИ исполнилось 50 лет. Вы как раз в это время учились. Это событие отмечалось или не было средств?
— Отмечалось, и еще как! В лучшем здании столицы Украины — Киевском оперном театре. Пригласили всех хорошистов и отличников. Мы получили пригласительный-запрошення, отпечатанный на двух языках. Слушали директора Киевского политехнического института Александра Плыгунова и смотрели праздничный концерт. В нашем институте была сильная художественная самодеятельность, в том числе танцевальный коллектив, в котором выступал Костя Ющенко. Нынче он академик, заместитель директора Института электросварки имени Патона НАН Украины.
— … а в хоровой капелле КПИ пел студент Анатолий Мокренко. На каком факультете учился будущий солист Киевского оперного?
— Толя Мокренко учился на нашем горном факультете, в группе «Геологоразведка». Учился хорошо, но пел еще лучше — был главным солистом капеллы. В люди его вывела руководитель капеллы Лидия Падалка. После окончания института Толя получил распределение куда-то на периферию, а она добилась, чтобы его оставили в Киеве. Мокренко попал на работу в Институт сверхтвердых материалов АН УССР и получил возможность одновременно учиться в консерватории.
— Вы же поступали на теплотехнический, а говорите, что Мокренко учился на вашем — горном факультете. Ничего не путаете?
— После первого семестра меня вдруг вызвали в партком, хотя я тогда был еще комсомольцем, и сказали: «На горный факультет пойдешь! Родине горняки нужны!» Многие студенты-горняки отсеялись после первой же сессии, завалив все экзамены. Факультет оказался на грани развала, но государственный заказ нужно было как-то выполнять. Поэтому приняли решение: кто на других факультетах более-менее прилично сдал сессию (у меня была одна «тройка» по химии, и до сих пор у нас с ней отношения не сложились), перебросить их на горный.
Декан горного факультета Кузнецов посоветовал мне пойти на разработку угольных месторождений. «А что это такое?» — поинтересовался я, ведь шахту видел только в кино или на фотографиях в газетах. Чтобы нам, темным, было ясно, что такое шахта, студентов-горняков отправили на два месяца в Краснодон. После практических занятий мы ходили в музей «Молодой гвардии», встречались с родителями погибших молодогвардейцев. Это все происходило по горячим следам, ведь книга Александра Фадеева «Молодая гвардия» вышла в 1944 году. И ее сразу включили в школьную программу.
«Докторская» или сардельки тогда стоили копейки и были у нас каждый день, а пировать мы любили с сырокопченой колбаской»
— Послевоенный 1947-й был голодным. Как студенты питались?
— По карточкам. За талончик на обед в столовой выдавали прозрачный суп, кашу с признаками мяса, компот или чай и два кусочка хлеба. Студентам, среди которых было много фронтовиков, этого не хватало — после такого питания кишки сразу же начинали играть марш. Приходилось и вагоны на Киев-товарном разгружать, и строительные бригады организовывать.
В декабре 1947-го карточную систему отменили. Одновременно ввели новые купюры. О введении новых денег накануне знали. В магазинах подмели все, и даже гвозди — нужны не нужны, а раскупили к чертовой матери! Полки были пусты. Напротив нашего второго общежития стоял газетный киоск, который открывался к началу занятий. А тут я просыпаюсь часов в семь и вижу, киоск светится. «Что же там такое?» — удивился и, накинув бушлат, вышел во двор. Смотрю, елки-палки, вместо газет полные полки хлеба! «Это можно купить?» — «Да! Ты разве не знаешь, карточки сегодня отменили!» — «Можно и полбуханки купить?» — «Сколько хочешь. Хоть все!» Я собрал мелочь по карманам, ее хватило аж на две буханки. Притащил свежий хлеб в комнату, разбудил всех, ребята побежали и еще буханок принесли. Так мы уж наелись до отвала!.. Особенный вкус был у того хлеба… Сейчас такой ни за какие деньги не купишь.
— Стипендии на что хватало?
— В основном на пропитание и общие тетради. На теплотехе я получал 290 рублей, а на горном — уже 395! Но на бутылку не хватало. На барахло тоже не хватало. Учебники, если не успел получить в библиотеке, — пожалуйста, конспектируй в читалке, чертежные доски, рейсшины — в чертежке тоже были казенные.
После ударной разгрузки вагонов устраивали в комнате настоящий пир: покупался торт, обязательно еще что-то сладкое к торту, конфеты например. И, конечно, колбасы от пуза, чтобы окончательно нажраться. «Докторская» или сардельки тогда стоили копейки и были у нас каждый день, а пировать мы любили с сырокопченой «Минской» или «Польской» по 26 рублей за килограмм! Сегодня такие же колбасы стоят где-то гривен под 100, а по качеству хуже послевоенных.
— Словом, устраивали настоящий праздник живота. А государственные праздники как отмечали?
— Обязательно ходили на демонстрации. Колонна КПИ строилась пофакультетно, впереди несли лозунги, знамена. Обязательно кто-то приносил с собой баян или гармошку, песни распевали. У нас был гимн КПИ: «Кто там студенческий марш напевает? Чья там колонна идет впереди? Это друзья молодые шагают. Это идет КПИ», под который мы бодро топали от института до площади Победы, потом по улице Чкалова (сегодня Олеся Гончара. — Авт. ) поднимались до бывшей улицы Ленина и дальше по улице Владимирской шли к обкому партии на Правительственной площади (ныне Михайловская. — Авт. ), оттуда — вниз, к площади Калинина (сегодня майдан Незалежности. — Авт. ) и на Крещатик. Трибуна тогда стояла у Центрального универмага, поэтому праздничные колонны двигались к Бессарабке. Потом, когда направление парада изменили в сторону филармонии, мы хохмили: «Мы долго шли, но, оказывается, не в ту сторону».
Студенты собирались на демонстрации с удовольствием. Потому что это было общение. Да еще по пути на парад нам встречались ларьки, пивные и прочие такие заведения. Редко какой ларек мы пропускали! И уже на Крещатике настроение у всех было о-очень приподнятое. Проходя мимо трибуны, мы громко кричали «Ура!» и «Хай живе!»
Однажды на подходе колонны КПИ к площади Богдана Хмельницкого мы увидели знакомого постового. Тогда от зоопарка к институту дорогу переходили по Брест-Литовскому проспекту (ныне Победы. — Авт. ) и этот постовой регулировал движение. Студенты знали: с ним лучше не связываться, а то на лекцию опоздаешь! Он останавливал всех, кто выскакивал из трамвая или троллейбуса и, торопясь, перебегал дорогу перед машиной. «Товарищ старшина, занятия ведь!» — «Знаю. Стой! Мне твоя жизнь дороже всех занятий». Правда, не штрафовал, а читал лекцию по правилам дорожного движения и ровно в 9. 15 отпускал… Увидев любимого регулировщика, все студенты заорали: «Ура товарищу старшине!», а когда поравнялись, начали его подбрасывать. Милиционер парил над нами с чувством собственного достоинства…
Директор Института сверхтвердых материалов имени Бакуля академик Николай Новиков был студентом КПИ в 1949-1954, потом еще три года учился в аспирантуре. И сменил Владимира Павловского на посту секретаря комсомольской организации КПИ.
— Страшно подумать, это было почти 60 лет назад! — смеется Николай Васильевич. — Я теперь как ископаемое. Представляете, мне довелось видеть преподавателя времен Оскара Евгеньевича Патона — Степана Прокофьевича Тимошенко, читавшего в КПИ еще в начале прошлого века! Профессор Тимошенко в 1917 году поддержал революционно настроенных студентов, и его вынудили уйти из института. Изгнанник перебрался в Америку, а в 1957 году приехал в Киев, чтобы посмотреть, как живет его институт. Тогда я был аспирантом кафедры механики, которой ранее он заведовал. Сейчас слева от входа в главный корпус КПИ установлен бронзовый бюст ученому с мировым именем.
— Гранит науки вам легко поддавался?
— Я учился на отлично и был сталинским стипендиатом. На весь институт таких стипендиатов было несколько, в том числе Виктор Трефилов, впоследствии академик НАН Украины, и я. Мы получали повышенную стипендию — 750 рублей. Такую же зарплату я получал и после окончания КПИ. Так что был совершенно самостоятельным студентом: каждый год подписывался на библиотеку журнала «Огонек», купил домой телевизор «КВН» — с линзой перед экраном.
А вот кому действительно было тяжело учиться, так это фронтовикам. Они были старше нас на восемь-девять лет, давали о себе знать и пробелы в их образовании. Я дружил со студентом-фронтовиком Колей Коржом и помогал ему в учебе. Да и остальные киевляне подставляли плечо живущим в общежитии, в том числе материально поддерживали. Трудности всегда сплачивают, поэтому мы жили настоящей коммуной. У нас в институте был сильный профсоюзный комитет во главе с Валентином Згурским, будущим мэром Киева. Богатая организация, она распределяла путевки, материальную помощь.
— Шпаргалками на экзаменах пользовались?
— Не буду разглашать все студенческие секреты, но одну хитрость поведаю. Всегда шел сдавать экзамены в первой пятерке. Потому что к этому времени у педагога еще не сложилось мнение, кто хороший, кто отличник, а кто так себе.
«На целине с «горючим» была большая проблема, а вот продуктов — изобилие. Таранки — сколько хочешь!»
— Будучи комсоргом КПИ, вы возглавили студенческий десант на целину в 1956-м. Помогать убирать первый казахстанский миллиард пудов хлеба.
— Я еще был заместителем начальника эшелона, в котором ехало 1700 студентов киевских вузов. До места добирались чуть ли не десять дней, хотя и следовали по военному регламенту. Кормили в дороге тоже по-солдатски. На станциях накрывались столы на 20 едоков — кастрюля первого, кастрюля каши, компот. Но студенты — не самый дисциплинированный народ. Поэтому норовили занять стол вдесятером или еще меньшей группой, чтобы побольше досталось. Приходилось до хрипоты объяснять, наводить порядок.
— И как таких неорганизованных пассажиров вы довезли до места назначения?
— А мы заранее обезопасили эшелон. Когда нас на товарной станции в Киеве погрузили в теплушки, бригада активистов прочесала каждый вагон: если где-то замечали бутылку, брали ее за горлышко — и об рельсы! Народ даже не успевал опомниться от потери. Зато доехали целыми-невредимыми, потому что по пути зарядиться «горючим» практически было негде. И на целине с этим была большая проблема. А вот продуктов — изобилие. Таранки — сколько хочешь! Разных консервов — от пуза.
Мою бригаду направили в совхоз имени Герцена. Он занимал территорию 60 тысяч квадратных километров — это целый район Киевской области! Чтобы накормить прибывших, надо было их как-то рассадить, в совхозной столовой даже не хватало стульев. Можно лавки сбить, да кто этим займется после дальней дороги? Работники совхоза мне подсказали: «Тут рядом есть колония, пойдите к начальнику, поговорите, может, он даст в помощь заключенных».
Пошел я к высокому начальству и впервые в жизни получил неожиданный ответ. Моему предложению тот просто удивился: «Как? Заключенных давать на какую-то работу? У них восьмичасовой рабочий день, после чего люди должны отдыхать!» Так и не дал. И на территории лагеря у него был идеальный порядок: лозунги, дорожки, киносеансы, баня. Не то что в нашем совхозе, где все самим приходилось обустраивать…
— На одном из фото вы, уже далеко не студент, запечатлены с академиком Келдышем.
— Президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш приезжал в Киев в 1964 году. Это был непростое для академии время. Тогда как раз Никита Хрущев тянул ученых поближе к практике и подальше от науки. В то время я уже работал в отделе науки ЦК Компартии Украины и сопровождал делегацию солидных ученых во главе с Келдышем в поездках по Закарпатью, в Харьков и по Киеву.
Когда мы принимали союзную делегацию в Институте проблем прочности, как гостеприимные хозяева готовили небольшое застолье. И каково же было наше удивление, когда нам подсказали: «Ни в коем случае ни обрезайте хвостики у редиски. Мстислава Всеволодовича надо угощать редиской — и обязательно с хвостиками». Академик Келдыш признавал только такую редиску.
— И опять на фото вы и президент! Теперь уже с Борисом Евгеньевичем Патоном, между прочим, тоже выпускником КПИ.
— Это в 1966 году мы с Борисом Евгеньевичем и нынешним академиком Даниилом Дудко летали на Байконур. Сразу вас огорчу: космонавтов мы там не видели, общались со всеми руководителями полетов, конструкторами, инженерами. А космонавтов, в том числе и американских, мы принимали в Киеве, в Институте электросварки АН УССР. Дело было после окончания полета «Союз- Аполлон» в 1975 году.
Это сейчас у академика Бориса Патона любимая фраза: «80 лет все-таки лучше, чем 90». А я помню времена, когда Борис Евгеньевич говорил: «60 все-таки лучше, чем 70». (Окончание. Начало на стр. 28)
Декан горного факультета Кузнецов посоветовал мне пойти на разработку угольных месторождений. «А что это такое?» — поинтересовался я, ведь шахту видел только в кино или на фотографиях в газетах. Чтобы нам, темным, было ясно, что такое шахта, студентов-горняков отправили на два месяца в Краснодон. После практических занятий мы ходили в музей «Молодой гвардии», встречались с родителями погибших молодогвардейцев. Это все происходило по горячим следам, ведь книга Александра Фадеева «Молодая гвардия» вышла в 1944 году. И ее сразу включили в школьную программу.
«Докторская» или сардельки тогда стоили копейки и были у нас каждый день, а пировать мы любили с сырокопченой колбаской»
— Послевоенный 1947-й был голодным. Как студенты питались?
— По карточкам. За талончик на обед в столовой выдавали прозрачный суп, кашу с признаками мяса, компот или чай и два кусочка хлеба. Студентам, среди которых было много фронтовиков, этого не хватало — после такого питания кишки сразу же начинали играть марш. Приходилось и вагоны на Киев-товарном разгружать, и строительные бригады организовывать.
В декабре 1947-го карточную систему отменили. Одновременно ввели новые купюры. О введении новых денег накануне знали. В магазинах подмели все, и даже гвозди — нужны не нужны, а раскупили к чертовой матери! Полки были пусты. Напротив нашего второго общежития стоял газетный киоск, который открывался к началу занятий. А тут я просыпаюсь часов в семь и вижу, киоск светится. «Что же там такое?» — удивился и, накинув бушлат, вышел во двор. Смотрю, елки-палки, вместо газет полные полки хлеба! «Это можно купить?» — «Да! Ты разве не знаешь, карточки сегодня отменили!» — «Можно и полбуханки купить?» — «Сколько хочешь. Хоть все!» Я собрал мелочь по карманам, ее хватило аж на две буханки. Притащил свежий хлеб в комнату, разбудил всех, ребята побежали и еще буханок принесли. Так мы уж наелись до отвала!.. Особенный вкус был у того хлеба… Сейчас такой ни за какие деньги не купишь.
— Стипендии на что хватало?
— В основном на пропитание и общие тетради. На теплотехе я получал 290 рублей, а на горном — уже 395! Но на бутылку не хватало. На барахло тоже не хватало. Учебники, если не успел получить в библиотеке, — пожалуйста, конспектируй в читалке, чертежные доски, рейсшины — в чертежке тоже были казенные.
После ударной разгрузки вагонов устраивали в комнате настоящий пир: покупался торт, обязательно еще что-то сладкое к торту, конфеты например. И, конечно, колбасы от пуза, чтобы окончательно нажраться. «Докторская» или сардельки тогда стоили копейки и были у нас каждый день, а пировать мы любили с сырокопченой «Минской» или «Польской» по 26 рублей за килограмм! Сегодня такие же колбасы стоят где-то гривен под 100, а по качеству хуже послевоенных.
— Словом, устраивали настоящий праздник живота. А государственные праздники как отмечали?
— Обязательно ходили на демонстрации. Колонна КПИ строилась пофакультетно, впереди несли лозунги, знамена. Обязательно кто-то приносил с собой баян или гармошку, песни распевали. У нас был гимн КПИ: «Кто там студенческий марш напевает? Чья там колонна идет впереди? Это друзья молодые шагают. Это идет КПИ», под который мы бодро топали от института до площади Победы, потом по улице Чкалова (сегодня Олеся Гончара. — Авт. ) поднимались до бывшей улицы Ленина и дальше по улице Владимирской шли к обкому партии на Правительственной площади (ныне Михайловская. — Авт. ), оттуда — вниз, к площади Калинина (сегодня майдан Незалежности. — Авт. ) и на Крещатик. Трибуна тогда стояла у Центрального универмага, поэтому праздничные колонны двигались к Бессарабке. Потом, когда направление парада изменили в сторону филармонии, мы хохмили: «Мы долго шли, но, оказывается, не в ту сторону».
Студенты собирались на демонстрации с удовольствием. Потому что это было общение. Да еще по пути на парад нам встречались ларьки, пивные и прочие такие заведения. Редко какой ларек мы пропускали! И уже на Крещатике настроение у всех было о-очень приподнятое. Проходя мимо трибуны, мы громко кричали «Ура!» и «Хай живе!»
Однажды на подходе колонны КПИ к площади Богдана Хмельницкого мы увидели знакомого постового. Тогда от зоопарка к институту дорогу переходили по Брест-Литовскому проспекту (ныне Победы. — Авт. ) и этот постовой регулировал движение. Студенты знали: с ним лучше не связываться, а то на лекцию опоздаешь! Он останавливал всех, кто выскакивал из трамвая или троллейбуса и, торопясь, перебегал дорогу перед машиной. «Товарищ старшина, занятия ведь!» — «Знаю. Стой! Мне твоя жизнь дороже всех занятий». Правда, не штрафовал, а читал лекцию по правилам дорожного движения и ровно в 9. 15 отпускал… Увидев любимого регулировщика, все студенты заорали: «Ура товарищу старшине!», а когда поравнялись, начали его подбрасывать. Милиционер парил над нами с чувством собственного достоинства…
Директор Института сверхтвердых материалов имени Бакуля академик Николай Новиков был студентом КПИ в 1949-1954, потом еще три года учился в аспирантуре. И сменил Владимира Павловского на посту секретаря комсомольской организации КПИ.
— Страшно подумать, это было почти 60 лет назад! — смеется Николай Васильевич. — Я теперь как ископаемое. Представляете, мне довелось видеть преподавателя времен Оскара Евгеньевича Патона — Степана Прокофьевича Тимошенко, читавшего в КПИ еще в начале прошлого века! Профессор Тимошенко в 1917 году поддержал революционно настроенных студентов, и его вынудили уйти из института. Изгнанник перебрался в Америку, а в 1957 году приехал в Киев, чтобы посмотреть, как живет его институт. Тогда я был аспирантом кафедры механики, которой ранее он заведовал. Сейчас слева от входа в главный корпус КПИ установлен бронзовый бюст ученому с мировым именем.
— Гранит науки вам легко поддавался?
— Я учился на отлично и был сталинским стипендиатом. На весь институт таких стипендиатов было несколько, в том числе Виктор Трефилов, впоследствии академик НАН Украины, и я. Мы получали повышенную стипендию — 750 рублей. Такую же зарплату я получал и после окончания КПИ. Так что был совершенно самостоятельным студентом: каждый год подписывался на библиотеку журнала «Огонек», купил домой телевизор «КВН» — с линзой перед экраном.
А вот кому действительно было тяжело учиться, так это фронтовикам. Они были старше нас на восемь-девять лет, давали о себе знать и пробелы в их образовании. Я дружил со студентом-фронтовиком Колей Коржом и помогал ему в учебе. Да и остальные киевляне подставляли плечо живущим в общежитии, в том числе материально поддерживали. Трудности всегда сплачивают, поэтому мы жили настоящей коммуной. У нас в институте был сильный профсоюзный комитет во главе с Валентином Згурским, будущим мэром Киева. Богатая организация, она распределяла путевки, материальную помощь.
— Шпаргалками на экзаменах пользовались?
— Не буду разглашать все студенческие секреты, но одну хитрость поведаю. Всегда шел сдавать экзамены в первой пятерке. Потому что к этому времени у педагога еще не сложилось мнение, кто хороший, кто отличник, а кто так себе.
«На целине с «горючим» была большая проблема, а вот продуктов — изобилие. Таранки — сколько хочешь!»
— Будучи комсоргом КПИ, вы возглавили студенческий десант на целину в 1956-м. Помогать убирать первый казахстанский миллиард пудов хлеба.
— Я еще был заместителем начальника эшелона, в котором ехало 1700 студентов киевских вузов. До места добирались чуть ли не десять дней, хотя и следовали по военному регламенту. Кормили в дороге тоже по-солдатски. На станциях накрывались столы на 20 едоков — кастрюля первого, кастрюля каши, компот. Но студенты — не самый дисциплинированный народ. Поэтому норовили занять стол вдесятером или еще меньшей группой, чтобы побольше досталось. Приходилось до хрипоты объяснять, наводить порядок.
— И как таких неорганизованных пассажиров вы довезли до места назначения?
— А мы заранее обезопасили эшелон. Когда нас на товарной станции в Киеве погрузили в теплушки, бригада активистов прочесала каждый вагон: если где-то замечали бутылку, брали ее за горлышко — и об рельсы! Народ даже не успевал опомниться от потери. Зато доехали целыми-невредимыми, потому что по пути зарядиться «горючим» практически было негде. И на целине с этим была большая проблема. А вот продуктов — изобилие. Таранки — сколько хочешь! Разных консервов — от пуза.
Мою бригаду направили в совхоз имени Герцена. Он занимал территорию 60 тысяч квадратных километров — это целый район Киевской области! Чтобы накормить прибывших, надо было их как-то рассадить, в совхозной столовой даже не хватало стульев. Можно лавки сбить, да кто этим займется после дальней дороги? Работники совхоза мне подсказали: «Тут рядом есть колония, пойдите к начальнику, поговорите, может, он даст в помощь заключенных».
Пошел я к высокому начальству и впервые в жизни получил неожиданный ответ. Моему предложению тот просто удивился: «Как? Заключенных давать на какую-то работу? У них восьмичасовой рабочий день, после чего люди должны отдыхать!» Так и не дал. И на территории лагеря у него был идеальный порядок: лозунги, дорожки, киносеансы, баня. Не то что в нашем совхозе, где все самим приходилось обустраивать…
— На одном из фото вы, уже далеко не студент, запечатлены с академиком Келдышем.
— Президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш приезжал в Киев в 1964 году. Это был непростое для академии время. Тогда как раз Никита Хрущев тянул ученых поближе к практике и подальше от науки. В то время я уже работал в отделе науки ЦК Компартии Украины и сопровождал делегацию солидных ученых во главе с Келдышем в поездках по Закарпатью, в Харьков и по Киеву.
Когда мы принимали союзную делегацию в Институте проблем прочности, как гостеприимные хозяева готовили небольшое застолье. И каково же было наше удивление, когда нам подсказали: «Ни в коем случае ни обрезайте хвостики у редиски. Мстислава Всеволодовича надо угощать редиской — и обязательно с хвостиками». Академик Келдыш признавал только такую редиску.
— И опять на фото вы и президент! Теперь уже с Борисом Евгеньевичем Патоном, между прочим, тоже выпускником КПИ.
— Это в 1966 году мы с Борисом Евгеньевичем и нынешним академиком Даниилом Дудко летали на Байконур. Сразу вас огорчу: космонавтов мы там не видели, общались со всеми руководителями полетов, конструкторами, инженерами. А космонавтов, в том числе и американских, мы принимали в Киеве, в Институте электросварки АН УССР. Дело было после окончания полета «Союз- Аполлон» в 1975 году.
Это сейчас у академика Бориса Патона любимая фраза: «80 лет все-таки лучше, чем 90». А я помню времена, когда Борис Евгеньевич говорил: «60 все-таки лучше, чем 70».
675Читайте нас у Facebook
