Зураб соткилава: «жена ревнует меня… К андрею шевченко! »
«На примере Льва Яшина я убедился: чем большего человек добился в жизни, тем он скромнее»
- Когда уже, наконец, отремонтируют ваш оперный, а то и выступать-то в Одессе негде! — сокрушался знаменитый певец. Обидно, очень обидно! Самое основное — в здании должна быть сохранена изначальная акустика. Поверьте, эти оперные храмы возводили не глупцы! После каждой реконструкции Большой театр, в котором пели все великие мира — Доминго, Паваротти, Карерас, — терял акустику. Единственный великий зал — не только для России, но и для мира — это Большой зал Московской консерватории…
А в Одессе, знаю, проблемы возникли с укреплением фундамента театра — порода, подпочвенные воды. В этом немного разбираюсь. Ведь по первому диплому я — инженер-маркшейдер. А вообще-то настраивался на медика. Вернее, мама очень хотела, чтобы я был врачом, но… «Такса» при поступлении в тбилисский (и не только!) мединститут составляла 10 тысяч рублей (!). В моей семье таких денег никогда не было. Мама думала, что я, играя в тбилисском «Динамо», смогу попасть в медицинский институт: спортсменов брали вне конкурса. Но мне открытым текстом сказали: «Сынок, «Динамо» тебе не поможет. Нужно 10 тысяч»… Я поступил в Тбилисский политехнический.
- Значит, футбол, «Динамо» — между прочим?..
- Издеваетесь, да? Я родом из Сухуми, где перед моим домом, перед соседним Домом правительства были огромные поляны. Здесь собиралась молодежь со всего Сухуми и играла в футбол. О настоящих мячах тогда можно было только мечтать, мячом нам служили «подручные» средства: вырванный из земли клок травы, позже — маленькие каучуковые американские мячики. Они были очень неудобны из-за невероятно сильного отскока. Мы приспосабливались — играли на гаревой дорожке, босиком… Отсюда начинали свой путь в большой спорт такие великие футболисты, как Автандил Гогоберидзе, Борис Хасаев, Вальтер Санаев, Юра Мордимиади… Еще двое братьев Грамматикопуло — играли потом за киевское «Динамо», за тбилисское «Динамо». Еще — сам Никита Симонян! Еще потрясающие футболисты Грузии Михаил Месхиев, Шота Яманидзе, Владимир Баркаев, Котрикадзе, Анзор Кавазашвили…
- Вы начинали в школьной футбольной команде, затем сухумское «Динамо», сборная молодежная Грузии…
- … И тбилисское «Динамо», ставшее навсегда родным. Футбол — игра очень демократичная. Не обязательно иметь какие-то выдающиеся физические данные. Ведь Марадона небольшого роста, не выдающихся физических данных и Пеле. Футбол — народная игра, лучшая из всех придуманных человечеством. Не случайно в футбол играл и Лучано Паваротти — он был нападающим в итальянской команде «Модена», Хосе Каррерас, Пласидо Доминго. Хулио Иглесиас был вратарем мадридского «Реала». Футбол дает возможности любому: главное — старание и труд. Вот этот неимоверно полненький Соткилава (похлопывает себя ладонью по животу. — Авт. ) бегал стометровку за 11,1 секунды, представляете?!
- Зураб Лаврентьевич, вы как-то сказали, что грамота победителя Спартакиады народов СССР среди молодежных команд для вас дороже, чем звание народного артиста Союза…
- Это действительно так. В 1956 году я был капитаном молодежной сборной Грузии. А за одного из главных наших соперников — команду Украины — играли семеро будущих чемпионов Союза во главе с легендарным Андреем Бибой! Турнир проходил в Ленинграде, мы с украинцами набрали одинаковое количество очков и поехали на финальные матчи в Москву, на стадион «Динамо». Первую игру закончили вничью, а во второй — победили 4:2. Наша «молодежка» стала тогда чемпионом Советского Союза. Через два года многие наши, в том числе и я, попали в основной состав тбилисского «Динамо».
- А что больше всего вам тогда запомнилось?
- Одна «московская» история. Приехали играть против столичного «Локомотива». Поселили нас в общежитии неподалеку от Белорусского вокзала. Прогуливаясь вечером в парке, Миша Месхи познакомился с симпатичными девушками. Там же к нему пристали два хулигана, стали угрожать ножами. Мишка парень смекалистый, сказал: «Ребята, я торговец, живу рядом в общежитии. Деньги у меня там лежат, пойдемте, я все отдам!» А там нас, футболистов, 20 человек! Мы их сначала побили, а потом сдали в милицию. По ведомственной, можно сказать, линии — мы же динамовская команда.
Одной из самых памятных стала для меня игра с московскими одноклубниками, когда выходил на поле против самого Льва Яшина! Правда, тогда мы проиграли — 1:3. А вот поближе со Львом Ивановичем я познакомился, когда был уже певцом и со своим другом Николаем Озеровым навещали Яшина в больнице. На примере великого вратаря я лишний раз убедился в том, что чем большего человек достиг в жизни, тем он скромнее.
Кстати, та игра с «Динамо» была для меня последней в составе любимого тбилисского клуба. В одном из интервью я сказал, что певцом меня сделал нападающий москвичей Урин, и многие решили, будто он меня покалечил. Ни в коем случае! Он меня просто вчистую переиграл! Но это еще не все. Вскоре мы полетели в Югославию, где я получил перелом и вылетел из состава. В 1959-м попытался вернуться, но… Окончательную точку в моей футбольной карьере поставила поездка в Чехословакию, где я получил очередную серьезную травму. Осталось быть только страстным футбольным
болельщиком…
«Профессор консерватории сказал мне: «Кончай в грязи пачкаться, у тебя оперное будущее»
- И случилось перевоплощение футболиста в оперного певца?
- Здесь следует сказать о генах: мои бабушка и мама классно пели и играли на гитаре. Помню, они садились на улице возле дома, исполняли старые грузинские песни, а я им подпевал. Ни о какой певческой карье-ре не думал. Однажды, приехав в Тбилиси, случайно попал в оперу, на «Фауста». Пел замечательный бас из Большого театра Александр Огнивцев. Спектакль произвел на меня буквально неизгладимое впечатление. Оттуда и началась моя любовь к опере.
Еще в 1958-м, когда я играл в тбилисском «Динамо», к родителям заглянула пианистка Валерия Разумовская. Она всегда восхищалась моим голосом и говорила, что мое место — на сцене. Я согласился показаться профессору консерватории из Тбилиси. Особого впечатления мой голос на него не произвел. А вот футбол! В ту пору достать билет на стадион было невозможно, и я стал для профессора поставщиком билетов на игры, в благодарность он приглашал меня к себе домой. Мы начали заниматься, спустя две недели профессор сказал: «Кончай в грязи пачкаться, у тебя есть оперное будущее». В июле 1960-го я защитил диплом а Тбилисском политехническом и сразу же сдал экзамены в консерваторию.
- Ваши первые шаги на сцене…
- Перед профессиональной сценой была Тбилисская консерватория. Туда меня приняли в качестве баритона, но вскоре профессор Давид Андгуладзе исправил ошибку, определив у меня лирико-драматический тенор. В 1965 году в Тбилисском оперном я успешно дебютировал партией Каварадосси в опере «Тоска». А в 1966-м меня направили на стажировку в знаменитый миланский театр «Ла Скала». Вот это была школа!!! Затем — Большой… В следующем году уже 35 лет, как я на сцене Большого театра, спето около 40 партий.
- О футболе думать продолжали?
- Конечно же, продолжал! Разрешите небольшое отступление. Считаю, мне вообще повезло в жизни… Прежде всего — на людей, которых встречал. Они старались мне помочь, чтобы я стал более музыкальным, более знающим. Если хотите, более культурным, потому что я все-таки с футбольного поля попал в совсем другую среду, которая меня раздражала своей нежностью, консерваторские люди казались какими-то странными. Но потом окунулся в эту жизнь и встретил совершенно фантастических людей. Благодарен Богу за то, что он меня привел именно в эту специальность. Теперь о футболе — уже в качестве… зрителя, болельщика. Когда переехал в Москву, крепко сдружился с Николаем Озеровым. Я обожал его, он любил меня, мое искусство. Мы стали ходить на каждый матч «Спартака», на лучшие игры московского «Динамо». «Спартак» мне очень нравился еще в те времена, когда играл сам. Симонян, Нетто, Сальников — какие футболисты были!
- Правда ли, что «футбольной болезнью» страдали многие в Большом театре?
- Правда. Я дружил с Мишей Барышниковым (солист балета Большого театра. — Авт. ) до его побега из СССР, а поэтому могу говорить точно: он был яростным болельщиком «Зенита». К сожалению, с тех пор мы с ним не виделись — в советские времена эти великие люди сами избегали встреч, чтобы нам не принести неприятностей. Так что не знаю, сохранился ли у Барышникова интерес к футболу после эмиграции. Зато знаю, что вся нынешняя балетная труппа Большого театра — сплошь болельщики, да и сами играют в первенстве московских театров. Перед репетициями говорят только о футболе.
- У вас, вероятно, большие знакомства в футбольном мире?
- Предпочитаю наслаждаться великим футбольным искусством на расстоянии. Знаете, когда известность ко мне только начала приходить, величайший одессит Леонид Утесов сделал мне первую рекламу, причем на всю страну! Он очень положительно отозвался о моем пении. Знакомы мы с Леонидом Осиповичем не были, к сожалению. Позже человек, близко знавший Утесова, рассказал, что Леонида Осиповича спрашивали: «Почему же вы не знакомитесь с Соткилавой, раз вам так нравится его искусство?» Утесов ответил: «Как же я могу к нему подойти, если преклоняюсь перед ним!» Вот почему и я не стремлюсь сближаться с футболистами, которыми восторгаюсь.
Сознаюсь: я болею за итальянский «Милан». Возможно, потому, что этот клуб связан с именами моего и вашего земляков: грузина Каладзе, а главное — Андрея Шевченко, которого я считаю лучшим футболистом. В Италии, где он выступал, я бывал и бываю очень часто. Болею за него очень. Даже моя жена ревнует меня к Андрею Шевченко, настолько я его люблю. Он об этом, конечно, не знает…
«Среди тех, кто только начинает свой путь на сцену, есть очень талантливые ребята»
- Зураб Лаврентьевич, а действительно ли вопрос о вашей поездке на футбольный матч решался на уровне ЦК КПСС?
- Было, было такое (улыбается). Перед съездами партии репетиции в театре отнимали массу времени. Однажды, когда я должен был готовиться к выступлению, в Лужниках проходил матч «Спартак» — «Динамо» (Тбилиси). Вопрос о том, чтобы поехать на футбол, мне пришлось решать на уровне ЦК КПСС… Вообще же, когда мои выступления по времени совпадали с ответственными матчами первенства страны, я просил сообщать мне об их ходе… оперного суфлера. Говорил: «Хочешь, поставь рядом с собой транзистор, хочешь — бегай к репродуктору и счет сообщай мне». Узнав об очередном забитом голе, я напевал, импровизируя на ходу: «Дваааа — одинннн в нашуууу пользуууу!» Елена Образцова, моя партнерша, ничего не могла понять.
- Когда вам легче работалось: в годы существования большого и сильного государства или сейчас?
- Должен сказать, что тогда был другой уровень слушателей. Сейчас он очень упал. Музыкальные школы, консерватории — все уничтожили… Сейчас много конъюнктуры. Чем больше варварского отношения к опере, чем вульгарнее постановка, тем громче кричат о таких спектаклях. И на этих принципах работают не только в опере, но и в кино, и в театре. Специализируются на чернухе. Раньше самым музыкальным городом для меня был Санкт-Петербург. Там получал огромное удовольствие, когда пел камерные произведения. Прошли годы, сейчас такой изысканной публики в северной столице уже не осталось. К сожалению, не осталось тонких ценителей классики и в Москве. Народ слушает попсу. Она выступает везде — в Кремлевском дворце съездов, в концертном зале «Россия»…
- Как отметите предстоящий день рождения?
- Последние годы моя жизнь в разъездах. Тем не менее на 20 марта в Большом театре назначен мой юбилей. 10 марта в Большом зале Московской консерватории состоится вечер «Я и мои друзья», в Малом зале консерватории — вечер «Я и мои ученики». Они у меня замечательные, я ими горжусь! Поют в «Ла Скала», «Ковент-Гардене», «Метрополитен-Опера». Да и среди тех, кто только начинает свой путь на сцену, есть очень талантливые ребята. А один мальчик, думаю, с очень большим будущим. Правда, боюсь за него — чересчур уж красивый (улыбается)…
525Читайте нас у Facebook
