ПОИСК
Події

Лишившись в детстве слуха, житель киевской области леонид пономаренко сумел окончить музыкальную школу, курсы баянистов и стал писать песни

0:00 27 травня 2004
Его произведения исполняет заслуженная артистка Украины Инеш. А германская пресса назвала самодеятельного композитора «украинским Бетховеном»

Как ни странно, Леонид Пономаренко безупречно играет на многих инструментах. Так и хочется сказать, что с медведем, который многим здоровым на уши наступает, Леонид Алексеевич не встречался, слух у него, дескать, идеальный. Но это, наверное, все равно что при Маресьеве говорить о модной обуви. Ибо без слухового аппарата Леонид Алексеевич не слышит даже собственного голоса. Знакомые космонавты рассказывали, что за несколько дней испытаний в сурдокамере, когда сидишь в полной тишине, можно сойти с ума…

«Мне не смог помочь даже знаменитый профессор Коломийченко»

Пономаренко тоже бывал на грани. Разбил от отчаяния не один слуховой аппарат. Не подходили. Пока, благодаря народному депутату Украины Татьяне Засухе, главе Обуховской райгосадминистрации Ивану Янковскому и мэру Обухова Владимиру Мельнику, ему не купили импортный, за 500 долларов. Но тяжело жить даже с таким, самым совершенным, прибором человеку, помнящему с детства голоса родных людей, шелест листвы вишняка вокруг хаты, пение птиц да шум машин с киевской трассы.

Леонид -- мужик видный, работящий, силушкой Бог не обидел. У него растет хороший сын. Но семейная жизнь не сложилась. Возможно, его лучше понимала бы женщина с такой же бедой. Только это каждый день напоминало бы…

Вот и остались они в старом родительском доме вдвоем со старшей сестрой Галиной Алексеевной, бывшей учительницей словесности. После выхода на пенсию Галина Алексеевна, тоже женщина одинокая, полностью посвятила себя дому. Вдвоем с братом ухаживают за живностью и огородом. А по вечерам сестра берет листочки со словами новых песен, исправляет ошибки, помогает «подрихтовать» рифму, ритм…

РЕКЛАМА

Утряся все текстовые нюансы, Леонид надевает наушники и садится за синтезатор. Мозолистые крестьянские пальцы скользят по клавишам и извлекают мелодию. Голос у него негромкий, но густой, чуть хрипловатый, чем-то напоминает Юрия Визбора.

-- В семь лет, уже в первом классе, я переболел корью, -- вспоминает Леонид Пономаренко. -- Пошло осложнение на слуховой нерв. Поначалу не замечал, что слух ухудшается.

РЕКЛАМА

Помню, во время диктантов перестал хорошо слышать части предложения, которые диктует учительница. Попросить ее повторить стеснялся. Учительница думала, что я невнимателен. Пошли двойки, нарекания. Стал второгодником. Пытался подглядывать у одноклассников. Они, считая, что я балбес, заслоняли тетрадки. Однажды не выдержал, заплакал. Мама как-то просит что-то сделать. А я сижу и смотрю на нее. Она раздраженно: «Льоню, ти що, глухий?» Я же вижу -- только губы у мамы шевелятся. И тут маму осенило: «Дитино моя!.. » Прижала к себе, запричитала. Пошла к учительнице. Та пересадила меня на первую парту, начала относиться внимательнее.

Я даже в музыкальную школу поступил по классу баяна. Очень музыку любил. У нас в роду кто пел, кто играл…

РЕКЛАМА

Леонид Алексеевич берет гармошку и заводит залихватскую мелодию. Потом передвигает инструмент за спину, поддерживая ремень рукой на уровне локтя. И так же лихо продолжает играть. Его лицо преображается, начинает светиться.

-- Меня, конечно, пытались лечить, -- продолжает рассказ Леонид Пономаренко. -- Даже к профессору Коломийченко, киевскому светилу, возили. А он посмотрел меня, историю болезни и сказал моим родным, что, мол, улучшения не ждите, будет только хуже. Он думал, что я совсем уже глухарь. А я тогда еще немного слышал. Не хотел маму огорчать своими слезами, она и так была убита, пытался виду не подавать. Но на душе так горько было. Даже жить не хотелось. Хотя и читал книги про героев разных со всякими несчастьями. Да, наверное, помогали примеры Павки Корчагина и Маресьева. И про того же Бетховена в музыкальной школе рассказывали. Но читать и думать о чужом горе легче, чем испытывать его на собственной шкуре.

Из-за моей глухоты я позже в молодости даже чуть в тюрьму не загремел. Не удивляйтесь. Работали как-то летом у нас в Обухове студенты. И что-то не поделили с местными парнями. Завязалась драка. Я находился поблизости, глазел. Налетела милиция. Всех загребли. Заодно и меня. Среди дерущихся оказались сынки каких-то начальников. Их вскоре выпустили. А против меня возбудили дело. Следствие, суд… Меня сделали чуть ли не зачинщиком! Дескать, мне не понравилось, что якобы кто-то сказал в мой адрес что-то обидное. «Да он же не слышит!» -- говорит следователю сестра. -- «Ну так, может, показал жестом», -- нашелся тот. Я же ни на следствии, ни на суде сказать ничего не могу -- не понимаю, что обо мне говорят. Хорошо, что Галя, девушка боевая, добралась до Дмитра Гнатюка -- народного артиста СССР, депутата Верховного Совета по нашему округу. И он, спасибо ему, помог восстановить справедливость.

«Музыку и другие звуки я чувствую пальцами»

-- А вы не пытались общаться с обществом глухих? С товарищами по несчастью вроде бы легче найти общий язык?

-- Нет. Наверное, это означало бы поражение. Эти люди, не в обиду им будь сказано, постоянно напоминали бы мне о моем несчастье. И потом, разве можно переложить музыку на язык глухих? Поэтому меня всегда тянуло к здоровым. Брал гармошку, баян, гитару… И люди шли ко мне. Музыку я, даже когда совсем перестал слышать, чувствовал пальцами, что ли. Вибрации от инструмента, наверное, как-то передаются в мозг. У меня пальцы очень чувствительные. У нас, например, колодец очень глубокий. Случается, оборвется и утонет ведро -- ни у кого не получается его кошкой зацепить -- ничего не видно, не слышно. А я пальцами чувствую, когда крючок начинает скользить по железу и подбирается к дужке.

Сейчас, конечно, с хорошим слуховым аппаратом мне легче. Но даже к нему, когда работаю за синтезатором, наушники не всякие подходят. Так я сделал сам, из старых динамиков и кусков поролона. Полгода назад к нам домой приехали журналисты «Нового канала», готовящие передачу «Гордiсть країни». Попросили спеть перед камерой. Кто-то говорит: «Убери ты эти уродины, тебя же на всю Украину снимают, а у тебя из ушей поролон торчит!» А что поделать, если в других не слышу…

Словом, с детства еще я начал писать песни, которые понравились друзьям, а также участникам обуховской художественной самодеятельности. Вокальная группа «Добродiї» повезла их в Германию. Там мужики рассказали, что автор песен -- глухой как пень. «О, украинский Бетховен натюрлих!» -- воскликнули немцы. Ну, это, конечно, слишком круто, я симфонии не пишу. Мне по душе песни лирические, похожие на народные.

Их однажды заметил наш земляк, к сожалению, ныне покойный, журналист Украинского радио Виктор Овсиенко. Чтобы сделать обо мне передачу, пригласил в Киев. Пришли мы с Витей и сестрой (она у меня вроде продюсера) в радиостудию записываться. А там вижу: девушка обалденно красивая, лицо знакомое вроде, я ее в телевизоре видел! Да это же Инеш, заслуженная артистка Украины! А такой простой и доброй оказалась! Я подарил ей две свои песни. Она чуть не расплакалась: «Мне все дарили, кроме песен!» И спела их по телевидению, у меня видеозапись есть. А когда в прошлом году в районном Дворце культуры отмечали мое 50-летие, Инеш приехала меня поздравить.

Инеш и Овсиенко познакомили нас с людьми, которые помогли мне записать аудиокассету и компакт-диск «Дивосвiт». Участвовавший в этом деле известный пианист и композитор, преподаватель Национального университета культуры и искусств Тимур Полянский потом рассказывал: «Мне никто не поверил, когда я дома сказал, что сегодня записывал глухого музыканта».

Написал я песни также для Нины Матвиенко и Верки Сердючки. Если исполнят, буду рад. Просто мне кажется, что в их исполнении они звучали бы лучше, чем в моем. Мне же больше нравится мелодии и слова сочинять да аранжировкой заниматься, то есть раскрашивать мелодию инструментальными красками.

Эх, мне бы «Ямаху» профессиональную. У нее возможности значительно шире -- звук любого инструмента или целой группы инструментов оркестра может воспроизвести, не то что мой любительский синтезатор. Мы его за 700 долларов купили. Старые отцовские «Жигули» продали. А профессиональный стоит раз в десять дороже. Живу же я на пенсию по инвалидности. За нее нынче и балалайку не купишь. Но ничего. Без песен было бы хуже.

286

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів