Четверо сбежавших из каневской школы-интерната детей шли пешком десять дней -- ни автобусы, ни машины, ни маршрутки без взрослых их брать не хотели, а милиционеры сказали, чтобы он сошли с дороги
Всю Украину взволновала история четверых детей, сбежавших из каневского интерната (в нем они не успели прожить и недели), десять дней бродивших по морозу, ночевавших под мостом, в копне кукурузы, на чердаке заброшенного дома и в конечном итоге оказавшихся в черкасской больнице с обмороженными ногами. В результате 11-летнему Владику пришлось ампутировать пальцы на обеих ногах. Ему предстоят еще одна операция и длительное лечение. Узнав из сообщений прессы (в том числе и «ФАКТОВ») о судьбе беглецов, сердобольные жители областного центра приносят детям фрукты и еду, а сами они, почувствовав всеобщее внимание и отъевшись, начали даже «перебирать харчами». Что же подтолкнуло детей к побегу? Несколько лет назад Каневская школа-интернат, из которой бежали ребята, была замешана в нескольких скандальных историях, связанных с усыновлением детей, но с тех пор в ней поменялась администрация. Неужели с этими переменами для воспитанников школы ничего не изменилось?
Сами ребята о своем побеге рассказывают довольно сбивчиво. Тем временем в Каневе накаляются страсти. На сообщение о том, что областная прокуратура возбудила уголовное дело по факту халатности должностных лиц Каневской школы-интерната, ее воспитанники хором заявили: «Если нашу директрису уволят, то мы, как шахтеры, пойдем в Киев за правдой!».
«Из Черкасс до Канева мы довезли детей за полтора часа, вот они и решили, что пройдут это расстояние за день»
История побега четверых интернатовцев печальна в своей обыденности. 13-летняя Алла и 11-летний Владик -- родные сестра и брат, а 13-летний Саша и 12-летний Вася -- их двоюродные братья. Все они родом из села Демки Драбовского района Черкасской области. Когда их родители стали пить запоем и избивать своих отпрысков, дети начали убегать из дома, бродить по району в поисках пропитания и приключений, пока не попали в Черкасский областной приют. К этому времени они уже были сформировавшимися бродяжками, которым нравилась свободная бесконтрольная жизнь. Как правило, чтобы вернуть таких детей «с улицы», необходима индивидуальная работа профессионального психолога. В черкасском приюте попытались это сделать, и детям там понравилось. Они отъелись, отогрелись и адаптировались к новой жизни. (Недаром на въезде в приют висит табличка «Теплый дом» -- его сотрудникам удалось создать в нем уютную семейную атмосферу. По крайней мере, опрятное здание бывшего детсада, выкрашенное в ярко-лимонный цвет, не производит удручающего впечатления). Пока дети отогревались в приюте, их родителей лишили родительских прав, и 4 февраля Аллу, Владика, Сашу и Васю направили в Каневскую школу-интернат. Вместе с ними туда же отправилась младшая сестренка Аллы и Владика восьмилетняя Олечка. А через четыре дня дети сбежали из интерната. Хотели прихватить с собой и маленькую Олю, но она, к счастью, побоялась уходить в холод и мороз из своего нового дома, где ее сытно кормили, одевали и, самое главное, не били.
-- Вряд ли у них возникли проблемы с воспитателями или администрацией интерната, -- считает директор Черкасского областного приюта Мирослава Бондарь, -- Многие детки, побывавшие у нас, просят, чтобы их направили именно в Каневскую школу-интернат, о которой идет хорошая слава. В нашем приюте Алла и ее братики прожили почти три месяца, привыкли, хотя я бы сказала, что эти дети не домашние. Судя по тому, что они мне рассказали, в интернате они не нашли контакта с одногодками. У нас дети себя зарекомендовали как лидеры, умели за себя постоять. У Аллы мальчишеский характер, она всегда заступалась за братика. А в интернате, наверное, их по-другому приняли. Если у нас дети были в центре внимания (педагоги, воспитатели и психологи опекали их, и ребятам это нравилось), то в интернате совсем другая система. И если у нас без сопровождения воспитателей дети на улицу не выходят, то там им позволяется выйти, например, в магазин. Скорее всего, задумав свое путешествие в Черкассы, дети до конца не осознавали, какие опасности их подстерегают. Очевидно, их ввело в заблуждение то, что из Черкасс до Канева мы довезли их на микроавтобусе за полтора часа -- вот они и решили, что за день покроют пешком это расстояние.
После своего побега дети поступили к нам 18 февраля около девяти вечера, их задержали работники линейного отдела железнодорожной станции Черкассы, а к нам доставили сотрудники криминальной милиции по делам несовершеннолетних Сосновского райисполкома. Ребята были в ужасном состоянии. Они плохо соображали, что вокруг происходит, были обессилены, заторможены, в шоковом состоянии. Когда с них снимали обувь, они испытывали нестерпимую боль. Надеть на ноги носки мы уже не смогли. Саша и Вася плакали, а Владик вообще не мог разговаривать. В машину скорой помощи его пришлось нести на руках. Только Владик был обут в кроссовки, у остальных были хорошие зимние сапожки. Алла коротко рассказала, что случилось, не объяснив причину побега. Сказала только, что они направлялись к нам в приют.
… На входе в ожоговое отделение Черкасской городской больницы N 1, где лежат дети, меня остановила бдительная санитарка, заметившая в моих руках пакет с мандаринами и яблоками. Пришлось оставить фрукты в кабинете у старшей медсестры, где стояли большие картонные ящики со всевозможными яствами. «Люди все несут и несут, а мы боимся, чтобы дети не переели», -- пояснила она.
-- Если Аллу, Сашу и Васю доставили в больницу с обморожением ног 1-й и 2-й степеней и в состоянии шока, то у Владика дела обстоят еще хуже. Ему пришлось удалить все пальцы на обеих ногах, но остались омертвевшие ткани, поэтому мальчику предстоит еще одна операция, после чего можно будет думать о пластике, -- рассказал заведующий областным ожоговым отделением Черкасской городской больницы N 1 Владимир Цапенко, оперировавший Владика. -- Сейчас состояние мальчика удовлетворительное, но на его лечение уйдет не один месяц. После этого, вероятнее всего, ему не обойтись без ортопедической обуви. Думаю, средства на такие специальные ботиночки найдутся. Сейчас мы в полном объеме обеспечены всеми необходимыми медикаментами, на детей сразу же были выделены средства. Из приюта и интерната привозят дополнительное питание. Нам даже приходится ограничивать их в еде, потому что черкасчане несут очень много фруктов и домашней пищи. Дети почувствовали, что к ним возникло повышенное внимание, и позволяют себе перебирать пищей и капризничать. А еще приезжала мама Владика. Хоть она и была в этот день трезвой, все равно представляла собой печальное зрелище. А Владик так ее ждал, в окно выглядывал. Он мечтает вернуться домой, но, как и остальные дети, понимает, что родители лишены прав и жить с ними ему не дадут. Рассказывая о причинах побега и том времени, когда они бродили, дети путаются, в рассказанных ими историях есть противоречия.
«Ехала милицейская машина, мы хотели ее остановить, но милиционеры сказали, чтобы мы сошли с дороги»
Владик, лежа под капельницей и морщась от боли, пожаловался:
-- Очень ноги болят. Щиплет пальцы. Если бы я знал, что так будет, ни за что в жизни не убежал бы из интерната.
-- А что тебе там так не понравилось? Почему вы решили убежать и куда?
-- Это Алка нас уговорила. Ей не нравилось, что дети ее дразнили. Вот мы и задумали идти домой -- собирались в Черкассах сесть на дизель и поехать на Драбовскую станцию. А там в паре километров наш дядька живет, брат отца -- он бы нас отвез домой. Но так вышло, что мы шли пешком 10 дней. Сначала пошли в магазин за печеньем, потом попали в церковь, а там какая-то баба к нам подошла, спросила, не поможем ли мы ей дрова нарубить. Она нас отвела к себе и после того, как мы ей помогли, дала нам 20 гривен и хлеба, сказала, чтобы мы шли через поле -- там будет интернат. Мы перешли через поле и вышли аж в Софиевке. Никакого интерната там не было. Ехала милицейская машина, мы хотели ее остановить, но милиционеры сказали, чтобы мы сошли с дороги. Разве это милиция? В Черкассах из приюта только выйдешь за ворота, как милиция уже все знает и сразу начинает искать… Мы останавливали автобусы, машины, маршрутки, но без взрослых никто нас не брал.
-- А почему вы не вернулись в интернат, а все-таки отправились в Черкассы?
-- Алка не захотела. Сказала, что там будут бить.
-- Вы пробыли в интернате всего четыре дня. За это время вас там кто-то обижал или бил?
-- Смотрели на нас, как на чужих. Косяки (косые взгляды. -- Ред. ) пускали. В приюте такого не было. Правда, мы с Сашей хотели вернуться, но Алла сказала, что пойдем дальше. По дороге первую ночь мы провели под мостом. Вася себе какую-то досочку подстелил. Потом спали в кукурузе. Холодно было, мы влезли в копычку (копну. -- Ред. ). У Алки была бутылочка с жидкостью для снятия лака, она плеснула в костер, и вся кукуруза моментально загорелась, мы и разбежались в разные стороны. Алкина шапка и магнитофон сгорели, у Василя немного присмалился чуб. Три дня мы жили на чердаке заброшенного дома, потому что устали идти. Никто нас не спрашивал, кто мы и откуда. Деньги у нас были, мы покупали себе хлеб, тюльку и воду.
На седьмой день я уже не чувствовал ног. Подняться было тяжело. А Алка мне не верила, говорила, что я притворяюсь. Потом, когда в приюте с меня сняли кроссовки, то уже поверила. А за 10 дней я их ни разу не снимал. Когда мы шли по железнодорожным путям к вокзалу в Черкассах, ног уже как будто не было. На вокзале тете-контролеру с погонами мы сказали, что хотим в приют, и она нас с собой забрала. Я скакал на одной ноге. Было очень тяжело и больно. В приюте с меня сняли кроссовки, а что было дальше, я не помню… Мамка приезжала и сказала, что уже нашла для меня коляску инвалидную -- в селе у одной бабы дед помер. Отец им помогал, и эта баба решила отдать коляску нам.
-- Хочешь вернуться домой?
-- Мамка уже не пьет, бросила. Купила мне воду, печенье, варенье, молоко сгущенное вон в тумбочке. Она скучает за нами. Надо поехать в белый дом, чтобы ей дали опекунство над нами. Может, тетка меня к себе заберет. Мамке в селе кто-то сказал, что мне ноги по колено отрезали, так она в обморок упала.
Алла, Саша и Вася лежат в другой палате. Их скоро выпишут и поначалу отправят в Черкасский приют, а потом, очевидно, опять в Канев. Алла говорит, что ей нравилось в приюте и убегать оттуда не хотелось, а в интернате не понравились ни воспитатели, ни дети. Из сбивчивых ответов девочки я поняла, что ей хотелось бы остаться дома, но при этом бродить, где захочется, периодически отъедаясь, одеваясь и отогреваясь в приюте. О учебе и школе Алла говорить не хочет. Неохотно рассказывает и о десятидневных мытарствах. Объяснила только, что они не обращались за помощью к взрослым, потому что в самом начале пути зашли в каком-то селе в хату и нарвались на алкоголика, который накричал на них и прогнал.
«Как мы будем их искать, если нет ни транспорта, ни людей, ни средств?»
… В каневском интернате дети обижены на прессу, успевшую сообщить о том, что беглецов обижали воспитанники: «Вы правду напишите -- мы никого не дразнили! Никто их не обижал! Всем новеньким хочется бежать, пока не привыкнут».
-- Они и мне предлагали бежать, -- рассказал 13-летний Вася, поступивший в интернат одновременно с Аллой и ее братьями. -- Я был с ними в приюте, и они мне рассказали, что раньше обокрали магазин, а наворованное припрятали на Драбовской станции. Они хотели сбежать из интерната, забрать украденное, продать, а потом опять попасть в приют, пожить там и уже после этого вернуться в интернат. Погулять хотели. Не знаю, как другие, а Сашко тут быстро прижился. Скорее всего, он убежал за компанию.
По словам воспитателя Аллы Людмилы Николаевны, девочка производила впечатление спокойной и уравновешенной. 13-летняя Оля, жившая с ней в одной комнате, вспомнила: «Я знала, что она собирается убежать и всех подбивает, спрашивала у меня, убегают ли отсюда дети -- наверное, для того, чтобы знать, какое после этого их ждет наказание, чтобы уже окончательно решить, убегать или нет».
Маленькая Олечка, сестра Аллы и Владика, тоже знала, что они собираются бежать, но с ними не пошла. Социальный педагог Наталия Матына, в прошлом воспитанница этого интерната, выпустила уже не одно поколение детей и считается здесь всеобщей мамой. Она помнит, как из Черкасского приюта привезли восьмерых детишек, как Оля плакала, боясь, что ее разлучат с сестрой и братом. «Я ее тогда приласкала, успокоила, что никуда сестра не денется. А спустя два дня встретила Олю, а у нее глаза горят: «Посмотрите, какая у меня новая кофточка! И подружки уже нашлись».
Меня Олечка встретила лучезарной улыбкой, показала свою комнату и постель, познакомила с подружками. Они доверчиво облепили новую тетю со всех сторон, брали за руки, прижимались и ласкались. А Оля потянулась навстречу, заглянула внимательно своими грустными глазами в лицо и шепотом спросила: «А вы поедете к Алле в больницу? Ей ведь надо передать посылочку».
Дети утверждают, что в каневском интернате, по сравнению с другими учреждениями области, и кормят сытнее, и одевают лучше, и подарки дарят чаще. Импортные, добавляют. Ничего удивительного -- они защищают свой дом и переживают случившееся. А уж что касается директрисы, то и воспитанники, и воспитатели единодушны: за те три года, которые Таисия Евтушевская возглавляет интернат, и ремонт в нем сделали, и условия жизни ребят улучшились, и отношения потеплели. Сама же Таисия Семеновна убеждена, что дети-бродяжки всегда будут убегать из интернатов и приютов, да и она -- не последний директор, которого из-за этого уволят.
-- В тот день, когда дети пропали, их разыскивали сначала воспитанники интерната, потом двое воспитателей проехали по Каневу, -- рассказала директор. -- Обычно дети бегут домой, но на вокзале, откуда в тот день уходил автобус в их края, Золотоношу, ребят не оказалось. На следующий день мы обратились за помощью в Драбовскую районную службу по делам несовершеннолетних и в гороно. Почему мы не обратились в милицию? Потому что за последние три года милиция ни разу не нашла и не помогла нам найти ни одного ребенка. За этот учебный год у нас убежали пятеро детей, но в милиции не принимали наши заявления, спрашивая: «Как мы будем их искать, если нет ни транспорта, ни средств, ни людей?». Поэтому мы и обратились к тем, на чью помощь надеялись.
По мнению Таисии Евтушевской, для социальной реабилитации вот таких «уличных» детей необходимо создавать специальные учебные заведения. Конечно же, семью детям ничто не заменит. А ведь многие мамы даже не знают, что родительские права можно восстановить и жить со своими детишками. Хоть, безусловно, это не так и просто.
Нас давно не шокируют стайки малолетних бродяжек на улицах -- с тюбиками клея «Момент» в замызганных руках. И никому нет дела до бредущих вдоль трассы по лесу маленьких детей. «Относитесь к этому спокойнее -- ну что хорошего может родиться от плохих корней?» -- так отреагировал на ЧП в интернате один из жителей Канева. Но разве эти дети виноваты, что их родители убегают от одной беспросветности в другую, пьяную? Сейчас по селам таких безработных спивающихся «корней» становится все больше. А их дети, попадая в приюты, пишут душераздирающие признания: «Если бы я занимал руководящий пост, я бы категорически запретил водку».
-- Если четыре года назад восьмилетние беспризорники в приютах были редкостью, то сейчас это распространенное явление, -- ужасается Мирослава Бондарь. -- Неблагополучные семьи надо ставить на учет в сельсоветах. Этим должен заниматься патронаж при социальных службах для молодежи, по-моему, сейчас не выполняющий свои функции.
Кстати, по поводу функций. Когда я разговаривала с сотрудниками интерната, меня поразили слова кого-то из них, заявившего, что вот, мол, если бы администрация интерната после исчезновения детей сообщила в милицию, необходимая формальность была бы соблюдена, и крайних можно было бы искать в другом месте… А так приходится объясняться.
P. S. Для детей-беглецов эта история еще не закончилась, поэтому мы не стали называть их фамилии. Если Алла и компания после всех этих злоключений вернутся в каневский интернат, то вряд ли им удастся избежать колкостей со стороны обозлившихся на них детей. С другой стороны, маленькая Олечка, уже прижившаяся здесь, так сильно скучает по сестре… Не разлучать же их теперь!
1066Читайте нас у Facebook
